Я поглядел на ребят. Они очень внимательно слушали. Но не подпевали. Они не знали эту песню. А мне вспомнился пионерский лагерь под Загорском. Костер. Печеная картошка. Старший пионервожатый весельчак Гриша. Он называл нас красными дьяволятами. А когда злился на нас, добавлял: «Чтоб я так жил, дьяволята!»
Нам нравилось быть красными дьяволятами. И мы любили Гришу. Как давно это было!
— Ты чего задумался? — спросил Алексей, когда песня кончилась. — Подтягивай. И он запел новую:
…В далекий край товарищ улетает,
Родные ветры вслед за ним летят…
Эту песню знали все. Запели хором. Правда, она не хоровая. Я напевал ее когда-то любимой девушке. Ее звали Наташа. Мы сидели в Александровском саду. Я сказал Наташе:
— Буду летчиком. Как Чкалов. Вот увидишь.
Она:
— Хорошо. Но убери руки.
— При чем тут руки? Недотрога. Когда я стану летчиком, ты тоже будешь ломаться?
— Когда станешь, тогда будет видно, — отвечала Наташа.
Где она теперь? Может быть, сама стала летчиком? Это вполне возможно. У нее был такой железный характер!
И видеть сны
И зеленеть среди весны… —
пели ребята.
— Дядя Леша, сыграйте фронтовые, — попросил подошедший Слава.
Алексей на секунду задумался, потом сказал:
— Колькина любимая:
…Вьется в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза…
Ребята сели теснее. Они знали эту песню. Но сами не пели. Они слушали, как поем ее мы — Алексей и я.
«Землянку» очень любил Колька. Он пел ее на привалах, в окопах в часы затишья.
…Между нами снега и снега.
До тебя мне дойти нелегко,
А до смерти — четыре шага.
Друг Колька! Ты не только хорошо пел. Ты еще лучше воевал. Ты погиб, как герой, под Джанкоем. И эти мальчики, что слушают Алексея и меня, знают об этом. Поэтому они так тихо сидят. Поэтому они так прижались друг к другу. Я часто вспоминаю тебя, Колька. Мне иногда хочется зайти к твоей матери. Сказать ей что-нибудь такое… Но я боюсь. Мне почему-то стыдно смотреть ей в глаза. Хотя моя солдатская совесть чиста. Но я жив. А ты…
Песня кончилась. Помолчали. Алексей вздохнул и запел:
Ребята подтянули:
Я люблю тебя, жизнь,
Я люблю тебя снова и снова.
Потом мы спели «Геологов», «Московские окна», «Песню космонавтов». Алексей сказал:
— Ну, давайте, друзья, последнюю. Поздно. Завтра двоек нахватаете.
И он запел:
Хотят ли русские войны?
Спросите вы у тишины…
Мы поддержали:
Над ширью пашен и полей,
И у берез и тополей…
Вдруг я услышал голос жены. Она стояла у меня за спиной и тоже пела:
Спросите вы у матерей…
……………………………
Хотят ли русские, хотят ли русские,
Хотят ли русские войны!
Алексей взял последний аккорд. И заглушил струны ладонью. Ребята пошушукались. И вдруг зааплодировали. Потом Алексей сказал:
— Да-а! Как все же метко сказано: русская песня — русская история. Это Горький.
Я заметил, как Слава быстро записал что-то в маленький блокнот. Наверное, горьковские слова. Хороший парень Слава. Да и мальчишки помладше у нас мировые. Вы бы посмотрели, как они слушали Алексея! И как пели сами! Так слушать могут только настоящие ребята. И петь — тоже. Поколение победителей. Школьники, космонавты, геологи, монтажники, поэты.
