- Ты тоже давно дома не была?

- Я-то не была, да и не собираюсь, - усмехнулась Кайя. - Мне некуда особо ехать. Родители меня прокляли, бывший муж убить обещал. Так что возвращаться некуда. Да и незачем.

- Да за что же тебя проклинать?

- За то, что здесь осталась. За то, что живу с мужчиной с изнанки. Только брат принял мой выбор, но и он никому не рассказывает, что поддерживает со мной связь, а то дома заклюют.

- Те люди, из-за которых, как ты говоришь, всё рухнуло... Они, Кайя, хотят, чтобы жизнь на поверхности изменилась. Чтобы гатрийские традиции, которые делают людей несчастными, больше не имели силы.

Кайя с тоской взглянула на меня, отвела взгляд и тяжело вздохнула:

- Да ну, что ты, Кира. Не в этой жизни. Не для нас. Не под силу это никому... Я тут очень счастлива. Муж-семьянин, дети, важная работа в коммуне... Здесь это возможно. Там, дома - нет.

- Почему?

- Молодая ты ещё, видимо, ты под этот гнёт каким-то чудом не попала.

- А мне кажется, что-то должно измениться...

- Да что может измениться к лучшему, когда уже столько народу убили?! - воскликнула Кайя.

- Убили?! Кто? Когда?

- Перед тем, как базу второй раз закрывали, последние прилетевшие рассказывали, что в Йери настоящая резня была.

- Кто кого резал-то? - ужаснулась я.

- Да не так уж и важно, кто кого. А важно то, что, когда такое творится, ничего хорошего потом получиться не может, - сурово подытожила Кайя.

Новость меня повергла не просто в шок, а в состояние, близкое к панике. Но выяснить подробности можно было или у пронырливых сплетников в городе, или на самой базе. Пытать дальше встревоженную Кайю было бесполезно.

Я вернулась в домик, и очень вовремя, потому что Тимоха проснулся и громко требовал, чтобы ему сменили подгузник.

И я вдруг поняла, почему я всё ещё что-то соображаю, почему даже кошмарные тревожные новости не выбивают меня из колеи настолько, чтобы я потеряла голову. Только потому, что на моих руках сейчас этот кругленький, крикливый, требовательный человечек. Потому что ему нужно пять раз в день давать бутылочку со смесью, а ночью двадцать раз встать, чтобы перевернуть, покрыть или укачать, и ещё бессчётное количество раз сменить мокрый или грязный подгузник, и потрясти перед ним игрушками, и покатать в коляске по снегу... Что бы я делала, о чём бы думала, чем бы я себя занимала, если бы мои беспокойные любящие или просто совестливые родственники отправили меня в ссылку в одиночестве?

Когда уже переодетый и всем довольный Тимоха просто катался на моих руках туда-сюда по комнате и таращился вокруг, я услышала, как открывается входная дверь.

Подойдя к порогу спальни, я выглянула в прихожую.

Там стояла высокая женщина в длинной расстёгнутой дублёнке и высоких меховых унтах. Её беспорядочно окрашенные пряди свисали на плечи, а от её пристального бирюзового взгляда мне захотелось вжаться и провалиться сквозь стену, столько ненависти она на меня вылила, даже не проронив ни слова.

- Лали?! Ты откуда здесь?

Она не ответила. Только запустила правую руку в карман дублёнки, а когда вынула её, я увидела небольшой пистолет.

- Ты с ума сошла?! Убери!

Я поспешно отступила внутрь комнаты, пытаясь оказаться как можно дальше от Лали. Но она сразу же вошла в спальню, и теперь её и нас с Тимом разделяла только огромная кровать.

Лали перестала обращать внимание на меня. Она, не отрываясь, смотрела на Тима.

- Не волнуйся, Лали, с ним всё в порядке! Шокер поручил его мне, и я очень стараюсь, правда...

Она вдруг скорчила брезгливую гримасу и усмехнулась:

- Стараешься, говоришь? Поручил, значит?.. Ладно, с ним я после разберусь, - она нетерпеливо махнула рукой с пистолетом. - Положи Тима!

- Лали, успокойся!

- Я тебе сказала, дрянь, положи моего ребёнка, быстро, ну! - она вскинула руку и направила оружие на меня.

- Хорошо, - сказала я, глядя на смотрящее на меня пистолетное дуло.

Я шагнула к кроватке.

- Я сказала: положи! - процедила Лали.

- Что, на пол?!

- Положи его немедленно, сука!

Она взмахнула пистолетом. Я присела и, как можно осторожнее, чтобы Тимоха не ударился головой, положила его на маленький прикроватный коврик.

- К стене! - скомандовала Лали.

Я отступила назад.

- Дальше! К самой стене!

Я шагнула ещё назад. Лали снова подняла оружие.

Тимоха на полу вдруг захныкал, а потом заорал сразу и в полную силу. Я подалась к нему, и Лали выстрелила. Удар отбросил меня назад на стену и сшиб с ног.

Тут открылась входная дверь, и через секунду в дверном проёме я увидела два мужских силуэта. Это были Мишка и Харальд. Конечно же, они слышали выстрел.

Лали обернулась, направила пистолет в их сторону.

Я вскочила с пола, но ноги меня совсем не слушались. Я свалилась на четвереньки, добралась до Тима, лежащего на коврике, и вместе с ковриком толкнула его под кровать. Вряд ли туда залетит случайная пуля.

Лали снова стремительно обернулась ко мне и в упор направила на меня пистолет. Она сжала губы, сосредоточенно прищурилась, целясь, и стала нажимать на спуск.

И тут сзади на неё налетел Мишка, ударил снизу по руке. И та пуля, которая должна была прострелить мне лоб, ушла в потолок. Мишка схватил Лали за руку, стал выкручивать, она отчаянно сопротивлялась, не желая выпускать оружие, тянула его к себе, согнулась пополам, пытаясь защитить руку с пистолетом. Раздался ещё выстрел...

Лали так и не разогнулась. Мешком упала на колени и вниз лицом ткнулась в кровать. Мишка, растрёпанный и раскрасневшийся, пару секунд постоял рядом с ней, потом бросился ко мне.

- Кира, жива?!

- А что, непохоже? - проговорила я, чувствуя, как невыносимо начинает жечь левое плечо. - Миша, Тимоху вытащи... Он так орёт!

- Да что ему там сделается? - отмахнулся Мишка. - Ты ранена. Надо помощь вызвать... Харальд!

Хозяин тем временем склонился над Лали, приподнял её голову, пощупал пульс на шее и с озабоченной гримасой присвистнул.

- Что там, Харальд? - окликнул его Мишка по-английски.

- Мертва, - отозвался Харальд.

Тимоха всё плакал под кроватью. Я рванулась туда. Мишка удержал меня, полез сам, вытащил малыша и отнёс к окну в кроватку. Тимоха не прекращал орать, но Мишка вернулся ко мне.

- Харальд, нужна скорая!

- Наша или ваша? - деловито уточнил тот.

- В смысле? - не понял Мишка.

- Да ничего пока не надо, - сказала я. - Никакая не нужна, ни наша, ни ваша... Миша, помоги мне встать.

Он поднял меня на ноги. Чувствовала я себя странно. Жгло плечо, но отказывались работать ноги. Я наконец-то посмотрела на свою левую руку. В водолазке над локтем была прострелена дырка, и трикотаж вокруг намок от тёмной крови. И только после того, как я увидела рану, я ощутила боль по-настоящему. И закружилась голова.

- Миша, если врачей, то только гатрийских. Нельзя других...

Мишка поймал меня уже у самого пола, усадил у стенки и принялся перетягивать моё плечо своим ремнём. Я ещё раз взглянула на окровавленную руку и потеряла сознание.

Пару раз я приходила в себя, но ненадолго. В первый раз я увидела над собой несчастное и бледное лицо Мишки. Во второй - хлопочущую надо мной троицу из гатрийской экстренной помощи.

Когда же я очнулась окончательно, то обнаружила себя на кровати, под лёгким прохладным одеялом, в полной тишине и в полумраке. Руку жгло и дёргало, но она была туго забинтована.

- Миша!

- Я здесь! Всё в порядке, я сейчас!

Он прибежал, присел на корточки около меня, положил руку на плечо.

- Ну, как ты?

- Ничего не соображаю.

- Это от укола. Всё будет в порядке. Тебя обследовали, рану обработали, антибиотик ввели. Сказали, прострелены навылет мягкие ткани. Всё быстро заживёт.

- Холодно почему-то, даже под одеялом.

- Тебе кажется. У тебя температура.

Я покосилась на вторую половину кровати, куда свалилась Лали. Никого там, естественно, не было.