Так же за шкирку Соколова была кинута на кровать в собственной спальне. Кирилл громовой тучей возвышался над ней, яростно глядя Женьке в глаза.

– Ты совсем охерела, да?

– Да перестань уже! Мне шестнадцать! Ты не имеешь права мне запрещать!

– Шестнадцать! Чёрт возьми: шестнадцать! Какая взрослая стала! И уже трахаться неймётся.

– Да!

– Не выводи меня из себя!

– А с какой стати ты так со мной обращаешься? С кем хочу, с тем и сплю! – заносчиво прокричала девчонка.

– Тебя, видимо, мало имели в детдоме, – зло прошипел Кирилл и осёкся, заметив, как почернели глаза Жени. Казалось, брошенная со злости фраза перевернула что-то внутри у них обоих. Громов стоял и ловил воздух губами, пытаясь осмыслить то, что только что сказал. А девушка пыталась понять, не ослышалась ли.

– Не смей ко мне приближаться, урод. Ты мне противен… – она пыталась вложить в свои слова как можно больше грубости, но ей казалось, что она снова выглядела жалко, потому что глаза начали наполняться слезами. Ей было обидно, как никогда. Он же знает, что она любит его, знает, как ей тяжело, что она пытается забыться и позлить Кирилла, общаясь со Стасом. Как же он может так говорить, зная, что пережитое Женькой в детдоме было таким кошмаром для неё?

Она держалась из последних сил. Смотрела ему в глаза, пыталась быть сильной, сжимала в кулачках одеяло. Кирилл тоже не двигался с места, испуганно глядя на девушку, понимая, что сказанное им перешло все границы. Он злился сам на себя, но слова обратно вернуть уже не мог, как бы ни хотел.

Женька понимала, что сейчас сорвётся. И это случилось буквально через секунду. После того, как она первый раз шмыгнула носом, девчонка почувствовала, что из глаз катятся крупные слёзы, а из горла вырывается полухриплый вой. Это нельзя было назвать рыданиями или плачем: она действительно выла, буквально кричала от того, что творилось внутри. Было так больно, что она скорее согласилась пережить ещё раз издевательства в подсобке, чем одну такую реплику из уст любимого и самого дорогого человека.

Кирилл упал на колени рядом с кроватью, утыкаясь носом в её колени, что-то невнятно бормоча ей и целуя её ладошки. А она смотрела в пустоту, не имея сил остановить собственные слёзы.

========== Глава 9. Ближе ==========

***

Женька смотрела в окошко, сидя на широком подоконнике в гостиной. Горький дым заполнял лёгкие, помогая мыслям выстраиваться в нужном порядке.

С того самого вечера прошло уже больше недели. Соколова не разговаривала с Кириллом и игнорировала любые его попытки с ней помириться. Не из вредности или вечного женского «ага, пусть помучается и подумает над своим поведением». Просто каждый раз, когда она видела его, в голове прокручивалась фраза – «Тебя, видимо, мало имели в детдоме».

Выбросив бычок в приоткрытую створку, девушка устало прислонилась лбом к холодному стеклу. На город опускалась ночь, за окном практически ничего не было видно, кроме маленьких огоньков автомобильных фар, движущихся по оживлённому проспекту. В комнате горел свет, поэтому всё, что происходило в комнате, девушка могла видеть в отражении.

Девушка часто так наблюдала за Кириллом. Это было удобно: ты не смотришь ему в глаза, да и он не замечает, что ты наблюдаешь за ним. Вот и сейчас она наблюдала, как он снимает свои кеды и толстовку с капюшоном. Как играют его мышцы при любых физических действиях, как вздымается его грудь, когда он дышит. Женька постоянно подавляла в себе порывы броситься к нему и стиснуть в объятиях. Вот и сейчас ей до безумия захотелось прижаться к его груди, но снова вспомнив эту грязную фразу, так уверенно звучавшую из его уст, Соколова просто закрыла глаза и потянулась за новой сигаретой. Чиркнув зажигалкой и сделав глубокую затяжку, девушка снова прижалась лбом к окну.

Неожиданно перед ней плюхнулся Кирилл, который был в светлых узких джинсах и чёрной майке. Он устало посмотрел на неё, ожидая, когда Женя поднимет на него свои глаза. Но девушка упрямо продолжала смотреть в окно.

– Женя, посмотри на меня, – тихо сказал Кирилл.

– Не хочу, – равнодушно отозвалась девушка, не обращая внимание на мученическое выражение лица Громова и его опущенные плечи.

– Ты сидишь дома уже неделю. Может, ты хочешь погулять? – словно с надеждой спросил парень, продолжая смотреть на Женьку и не подозревая, что она тоже смотрит на его отражение.

– Может, хочу.

– Пошли? Я покажу тебе одно место.

Кирилл был тонким психологом. Любой девушке, как бы сильно она не была обижена, сложно подавить в себе любопытство. А если эта девушка ещё и озорной рыжий подросток…

***

Он шёл чуть впереди, а Женька впивалась взглядом в его спину. Его походка была расслабленной, слегка подпрыгивающей, но в то же время уверенной, о чём говорила идеальная осанка. Девушка грустно улыбнулась: даже его походка была совершенной.

Громов и вправду был идеальным для неё. Женька не раз задавалась вопросом: как можно быть настолько охренительным? От мягкости волос до формы ногтей, от запаха до голоса. Как там говорится в небезызвестном американском фильме? «Мой личный сорт героина»? Это как нельзя лучше характеризовало Громова в глазах Соколовой, хоть этот фильм она ненавидела всеми фибрами своей души. Несправедливо же: он вампир, убил хренову тучу людей, пьёт кровь животных, у него нет души и живёт он по целому своду законов, которые нельзя нарушать. Тем не менее, он умудряется всё уладить и в итоге всё равно вместе со своей возлюбленной. А Женька не может быть с Кириллом из-за семи лет разницы. А у этого педиковатого вампира со своей пассией разница лет в девяносто. Ну, не справедливо же!

Дурацкие, путающиеся мысли отвлекали Соколову от дороги. Девушка «проснулась» только когда врезалась в спину Кирилла, который поднял взгляд наверх и смотрел на небо. Девушка отошла на шаг назад и проследила за взглядом парня. Рядом стояла многоэтажка, ничем не примечательная, таких было много в этом районе, потому Женька удивилась, почему Кирилл так внимательно смотрит на окна этого здания. Из кармана он достал позвякивающую связку ключей и двинулся к подъезду этой высотки, а девушка поспешила за ним.

Зайдя в небольшую квартиру вслед за Кириллом, Женя стала оглядываться по сторонам. Помещение было абсолютно пустым, обои на стенах свисали какими-то ошмётками, а местами их не было вообще. Из-за почерневших от гари пятен на бетонных стенах стало очевидно: здесь произошёл пожар. Посредине большой комнаты, где скорее всего был зал, стояла одинокая табуретка, выкрашенная белой краской, которая практически вся облупилась.

Кирилл судорожно вздохнул и подошёл к простому деревянному окну, на котором были чёрные обуглившиеся места.

– Знаешь, я практически всё знаю о тебе. О том, как ты попала детский дом, как жила там, с кем общалась. Что-то я узнал из твоего личного дела, что-то ты рассказала сама. Потому что мне было интересно то, чем ты жила до встречи со мной. Теперь ответь мне, что ты знаешь про меня?

Женя виновато опустила глаза и задумалась. Она почувствовала себя ужасной эгоисткой: действительно, она ни разу не задавала Кириллу вопросы про его жизнь и семью. Женя была жутко увлечена собственной влюблённостью и своими проблемами. Сейчас она понимала лишь одно: ей безумно было интересно, как же жил Громов до встречи с ней.

– Прости меня, я никогда не задумывалась об этом. Захотел бы – сам рассказал… – девушка тут же осеклась, потому что поняла, что её голос прозвучал слишком надменно и равнодушно, да и хмурый взгляд Кирилла говорил сам за себя. – Прости… Я имела в виду, что просто запуталась в себе и мне ни до кого не было дела… Я знаю, это жутко эгоистично, но я хочу узнать. Что ты хотел мне рассказать?

– Помнишь, ты мне сказала, что ты постоянно ждёшь меня по вечерам, а я где-то шляюсь допоздна, с какими-то шлюхами.

– Я не так сказала…

– Но суть та же.

– Согласна.

– Я не был с девушками. Я всегда приходил сюда, просто сидел и курил, – словно в подтверждении своих слов, он достал из кармана пачку сигарет и прикурил одну.