Рина отстранилась, ласково, но твердо. — Я-то прекрасно помню. А ты вот помнишь, что я наговорила тебе в тот вечер?

— Да. Я это принял к сведению.

— Я сказала тебе, что жизнь, которую я провела здесь, которую провела здесь Ева, пуста и беспросветна.

— У нее хоть был дед.

— А у меня был, как я тебе сказала, — ты. В течение двадцати лет.

Роб сказал: — Так радоваться надо — умер-то только дед.

Рина издала смешок, обрывок звука — кровь, что ли, брызнула откуда-то? — Не в том дело, — сказала она. Пошла было к двери, но остановилась на обшарканном пороге и посмотрела прямо на него. — Скажи правду — дало это тебе хоть что-то?

— Что именно?

— Мои тогдашние увещевания — совет найти себе другую жизнь и крепко держаться за нее, ни за что не оставаться одному.

— Больше, чем что-либо другое много виденное, — ответил Роб. Он хотел сказать «слышанное», но он ведь видел жизнь Рины, жизнь всех остальных обитателей этого дома. Главное, видеть пришлось очень уж долго. Он решил, что слово сойдет.

— О господи! — сказала она. И заставила себя усмехнуться: — Наконец-то я испила чашу страданий до дна. — Она двинулась к двери.

Роб почувствовал, что так просто отпустить ее невозможно; сам не понимая, зачем ему понадобилось делиться с ней и откуда у него взялась уверенность, что она воспримет его сообщение как драгоценный дар, он сказал: — А у нас будет ребенок.

Рина не дрогнула. Она кивнула в знак благодарности и вышла.

5

К десяти вечера все разошлись, только Тори Брэдли еще сидел на веранде с Кеннерли и Евой (Рина, впервые на памяти остальных, извинилась и пошла спать в девять часов); Роб отправился на кухню, где кончала уборку Сильви, взял кусок торта и стакан молока и сел за большой стол, стоявший посередине, не в силах от усталости думать. Он медленно ел торт, а утомленная Сильви, покряхтывая, двигалась по кухне; время от времени она разражалась короткими тирадами, то ли обращаясь сама к себе, то ли в пространство. Роб не прислушивался.

Наконец она остановилась у раковины, уставилась издали на Роба, ожидая, чтобы он поднял глаза, и, не дождавшись, сказала: — Слушай, когда ж они наконец пойдут спать?

Роб взглянул на нее. Глаза, набрякшие от усталости, губы распущены. — Иди домой, — сказал он. — Ты и так бог знает сколько работы провернула.

— Она меня остаться попросила.

— Кто?

— Мисс Ева.

— Где остаться?

— Где, где? Здесь, конечно. Разложу тюфяк и лягу, как только все угомонятся.

Роб решил, что старый порядок остается в силе — Грейси и Грейнджер обычно ночевали дома у Сильви, — и спросил: — А Грейнджер уже ушел к тебе?

— Будто не знаешь? — сказала Сильви.

— Я очень мало что знаю про здешние дела, — сказал он с улыбкой, однако не совсем в шутку.

— Он поехал на твоей машине встречать мисс Мин.

А Роб и забыл. Кейт Таррингтон спросила его в конце дня, нельзя ли, чтоб Грейнджер отвез ее на станцию, за шесть миль отсюда, встретить поезд из Роли (она позвонила Мин о случившемся, и, как ни странно, Мин решила приехать). Роб улыбнулся Сильви. — Наверное, отдохнуть захотела. (Когда школа закрылась на лето, Мин поступила на работу в библиотеку, в отдел генеалогии.)

Сильви тоже улыбнулась. — Отдохнуть, как же! Она готова шею свернуть, только б на тебя лишний раз полюбоваться.

— Тогда я замру, чтоб облегчить ей это дело.

Сильви рассмеялась, но сказала: — Если у тебя есть мозги в голове, беги отсюда бегом. Она еще тебя подцепит.

— Меня уже подцепили, — сказал Роб.

Сильви подумала. — Это мисс Рейчел, что ли?

Роб вгляделся ей в лицо, нет, никаких признаков насмешки. — Да, — сказал он.

Сильви взяла влажную тряпку и еще раз протерла край раковины. Сквозь эмалевую краску местами проступала ржавчина — все ее работа. Она осторожно расправила тряпку, повесила сушиться и сказала: — И чем это она тебя держит? — Лицо ее, несмотря на крайнюю усталость, по-прежнему оставалось непроницаемым.

Большую часть из того, что знал Роб о своем тело — о его мужании и возможностях, — он узнал от Сильви. Купанье в ванне, мокрая ладонь, веселый смех; обрывки сведений, которые она сообщала ему, как только Рина и Ева выходили за дверь, о своих ухажерах, о заглянувшем на огонек приятеле, который провел с ней всю предыдущую ночь, так, что она вконец умаялась. Вайсларс Харгров — Роб даже вспомнил его имя: низенький темный человечек, который, поджидая Сильви, вечно торчал у черного крыльца, — лет пятнадцать назад это было. Потом он исчез, как все ее ухажеры. Его выпускной вечер — ночь, мягкая постель Сильви, золотая рыбка Монетка в аквариуме, темнота, насыщенная опасностями, темная Флора над ним… Все так, но вот сегодня Роб не мог понять, что кроется за ее вопросом — благожелательное любопытство, попытка пошутить с усталости или поиск оружия, которое можно будет использовать против него? Он подумал и решил подковырнуть ее. — Причинным местом, — сказал он. — Понимаешь или объяснить?

Не вникнув в его слова, Сильви кивнула, когда же до нее дошло, она опустилась на табуретку у раковины и застыла. Роб допил молоко, вытер рот, а она все смотрела на него и думала о чем-то. Затем, встретившись с ним взглядом, спросила: — Это кто ж тебя научил?

— Ты про что?

— Что Рейчел…

— Кто чему меня научил?

Сильви сказала: — Гадости говорить. Я тебя этому не учила.

Роб сказал: — Извини меня!

Она прямо посмотрела ему в глаза. — Поздно.

Он подождал немного, потом огляделся по сторонам. — Торт еще остался?

— Сам доставай, — сказала она. — Только что ведь говорил, что я много работы провернула.

Роб сделал еще один заход. — Ну, пожалуйста, Сильви! Я умираю от усталости.

— А я уж померла, — сказала она. — Сиди и жди, пока твой негр привезет сюда Минни; пусть они вдвоем тебе прислуживают.

Ева спросила: — Что-нибудь произошло?

Оба обернулись. Она стояла в дверях, держась одной рукой за косяк.

Роб ответил: — Нет, мама. Просто решили передохнуть. Присоединяйся к нам. Здесь прохладнее.

Она быстро вошла в кухню и села.

Сильви встала. — Мисс Ева, есть хочешь?

Ева подумала. — Пожалуй, да.

Сильви занялась ее ужином — достала чистую синюю тарелку, Евину любимую, положила на нее куриную грудку, половину большого помидора, холодный картофельный салат, достала из духовки еще теплые булочки, разрезала их пополам и намазала маслом.

Прежде чем она успела поставить тарелку перед его матерью, Роб спросил: — Как ты? Будешь держаться?

Она подумала. — Когда?

Он решился: — Сейчас и в будущем?

— Похороны завтра в три — мы договорились насчет этого уже после того, как ты с веранды ушел. Думаю, что на это время меня вполне хватит. Ну а дальше… — Она замолчала и повернулась к Сильви. — Дальше посмотрим, верно, Сильви?

Сильви сказала: — А что еще делать. Чего тебе палить?

— Молоко у нас есть?

— Целое ведро.

— Налей мне стакан, пожалуйста.

Сильви подошла к леднику, налила в стакан густого молока и поставила его на стол перед Евой рядом с полной тарелкой. Ева поблагодарила ее и сказала: — Ты ведь не уйдешь домой?

— Я ж обещала, не беспокойся, — ответила Сильви, усаживаясь на табуретку.

Ева подцепила на вилку листик салата, с трудом проглотила и, обратись к Робу, сказала: — Если ты обо мне волновался, можешь успокоиться. Я просто устала. Умереть я не умру, не сомневайся. — Она пригубила молоко. — А вот как жить буду, то есть что буду делать, этого я тебе сказать не могу.

— Приезжай в Ричмонд, — сказал Роб и дотронулся до ее холодной руки, — приезжай к нам с Рейчел.

Ева помолчала. — Может, и приеду, — сказала она.

— Поехали вместе в воскресенье. Зачем тебе оставаться здесь? Рина и Сильви покараулят крепость, пока ты переведешь дух — правда, Сильви?

— Конечно. И Рину с собой забери. Я здесь одна управлюсь.

Ева внимательно посмотрела на него. — Не торопи меня, — сказала она. — Здесь я могу дышать — пока что, по крайней мере, могла. А в другом месте, глядишь, и задохнусь.