Рассыплется,
Скроется,
Смоется,
Сдуется,
Смажется?
Не бойся!
Готовое
К часу второго рождения,
Глядит это новое
Детище древнего гения
Глазами невинными,
Будто творенье новатора,
Когда над руинами
Движется ковш экскаватора.
(1957)
"Есть стихи, Что тотчас увядают…"{186}
Есть стихи,
Что тотчас увядают,
Ибо корень их был неглубоко.
Есть стихи,
Что, родясь, ожидают
Своего отдаленного срока.
Ожидают,
Не пропадают.
"Что-то близко, не за горами,—
Так давным уж давно мне писалось.
Это — я! Не икона в храме,
Это я не в серебряной раме…"
Не меня это лично касалось.
А кого?
Сам я толком не ведал,
Но имел я в виду человека,
Что идет за лишеньями следом
По дорогам двадцатого века.
Так
От злых поражений к победам
Все мы шли за лишеньями следом.
Миновали
За датами даты,
И за выстрелом выстрел бил мимо,
И что было мечтами когда-то —
Нынче зримо и въявь ощутимо.
Я хочу, чтоб любой бы и каждый
С новой силою, с новою жаждой,
Сообщаясь с другими мирами,
Возглашал бы в свободном полете:
"Это я! Не икона в храме
В ослепительной позолоте,
Это я не в серебряной раме,
Это я не в свином переплете,
А тот самый, которого ждете.
Вот я близок, не за горами!"
1957
"Я знаю, чем была…"{187}
Я знаю, чем была
Ты в нимбе старой славы,
Качая величаво
Свои колокола.
Уж ты не обессудь:
Я вовсе не поклонник
Рыдающих гармоник,—
Совсем не в этом суть!
Была ты избяной,
Была ты деревянной,
Тележною и санной,
Лучинной и свечной.
Но были вместе с тем
Отели, скетинг-ринги
[130]
И всякие новинки,
Машинки всех систем.
Хоромы, терема —
Всё это были ширмы,
За ними были фирмы,
Торговые дома.
Любил народ честной
Нехитрое веселье,
Цветные карусели
Вертелись на Страстной
[131]
.
Месила ты кисель,
Но тресты и картели
Вертели, как хотели,
Всю эту карусель,
Чтоб ты, в конце концов,
Усталая от пляса,
На пушечное мясо
Пошла, страна отцов.
Пошла-то ты пошла,
Да посшибала главы
Двуглавого орла!
…Я знаю, чем была
Ты в нимбе древней славы,
Качая величаво
Свои колокола.
1957
Вас не было еще…{188}
Вы
Видели ее,
Когда она настала?
Она взяла свое.
Свергала с пьедестала
Всех, кто пытался влезть
Низвергнутым на смену.
Прыть, краснобайство, лесть —
Всё потеряло цену.
На пыльной мостовой
С опавшею листвой
Керенок
[132]
прах мешала,
По-своему решала.
Сорила шелухой
Подсолнухов лущеных.
Казались чепухой
Сомнения ученых.
Казались пустяком
И саботаж и фронда
В сравненье с мужиком,
Упорно прущим с фронта.
