Чтоб никогда мы не забыли,
Каким огнем
Горели дни,
Когда мы жили
Грядущим днем.
1955
"В белый шелк по-летнему одета…"{163}
В белый шелк по-летнему одета,
Полночь настает.
На Садовой
[112]
в переулках где-то
Человек поет.
Слышите! Не рупор, не мембрана
Звуки издает,—
Громогласно, ясно, без обмана
Человек поет.
Он моторов гул перекрывает
И не устает,
И никто его не обрывает —
Пусть себе поет.
Он поет, и отвечает эхом
Каждая стена.
Замолчал и разразился смехом.
Вот тебе и на!
Он хохочет, петь большой любитель,
Тишине грозя.
Это ведь не громкоговоритель,—
Выключить нельзя!
1955
Неподвижность{164}
Неподвижность
Громоздилась,
Точно туча грозовая,
И под нею зародилась
Свистопляска пылевая.
В буревые
Барабаны
Барабанщики забили,
Пылевые ураганы
Пыль над миром заклубили.
И понесся,
И понесся
Вихрь, движение рождая,
На скрипучие колеса
Неподвижность взгромождая.
Но
Немедленно, тотчас же,
Как сама себе преграда,
Навалилась на себя же
Неподвижности громада.
И упала,
Раскололась,
Всё разрушить угрожая,
Но не смяла даже колос
Молодого урожая.
1955
Эхо{165}
Что такое случилось со мною?
Говорю я с тобой одною,
А слова мои почему-то
Повторяются за стеною,
И звучат они в ту же минуту
В ближних рощах и дальних пущах,
В близлежащих людских жилищах
И на всяческих пепелищах,
И повсюду среди живущих.
Знаешь, в сущности, это не плохо!
Расстояние не помеха
Ни для смеха и ни для вздоха.
Удивительно мощное эхо!
Очевидно, такая эпоха.
1955
"Всё Обрело Первичный вес…"{166}
Всё
Обрело
Первичный вес:
Воскрес
Алмаз,
Лишась оправы,
Лекарства превратились в травы,
Бумага превратилась в лес,
Но только на единый миг,
Чтоб разуму понятно стало,
Как зрело всё и возрастало,
Как
Этот самый
Мир
Возник.
(1956)
Дуб{167}
Когда с полей пустых и голых
Уйдут последние машины,
Последний колос подобрав,
Ты птиц озябших, но веселых
Сгоняешь со своей вершины,
О дуб, великий князь дубрав!
Бушуешь ты, огромный, темный,
Под стынущими небесами.
И, как в ответ, несется крик
Многоголосый, неуемный:
"Зима близка — мы знаем сами.
Нам не указывай, старик!"
Но ты шумишь. В такую ярость
При виде юношеских, дерзких,
Восторгом искаженных лиц
Сановная приходит старость
В своих регальях камергерских,—
В такую ярость без границ!
Поглотит птиц туман осенний,
Войдут крылатые их клинья
В диагональ сплошных дождей,
Но разве меньше потрясений
Тебе, о дуб, готовят свиньи,
Искательницы желудей?
Не чувствуешь, что подкопаться
И под тебя, царя лесного,