И на меня глядят со всех сторон

Все тридцать душ тревожно, напряженно.

А я неторопливо, монотонно

Гребу во мрак.

Меня зовут Харон!

И всё понятно.

Над водой встают дебаркадеры, статуи и зданья.

Всех городов я вижу очертанья,

Где находил когда-то я приют.

Я позабыл оставленный уют,

На деловые не пойду свиданья,

И той, что любит, слышу я рыданья.

Нет, я не тут!

Харон меня зовут!

"Харон! Харон!" — кричат на берегу.

Напрасный зов!

Не превознемогу

Стремительность подводного теченья.

И вёсел всё медлительней размах.

Ведь всё равно за Стиксом

^[71]

на холмах

Все встретимся мы там без исключенья!

Так я решил.

И левый берег, крут,

Вдруг встал из мглы.

И веет с этой суши

Горячим ветром.

Трепещите, души!

Суд ждет вас здесь. Последний, Страшный суд!

Но почему такое равнодушье?

Не мечутся, не плачут, не клянут,

А слышу я:

"Причаливай вот тут!"

— "Да нет, не тут, а здесь вот, где посуше!"

— "Неужто вы не видите мостков!"

Эреб

^[72]

! Эреб! Так вот ты есть каков!

Чу! Звон подков. Гудки грузовиков.

И лодочник, во всю орущий глотку,

Чтоб услыхал бы весь загробный мир:

"Озорничал вот этот пассажир!

Сам, видно, пьяный. Всполошил всю лодку!"

(1946)

Первый снег^{73}

Ушел он рано вечером,

Сказал:

"Не жди. Дела…"

Шел первый снег.

И улица

Была белым-бела.

В киоске он у девушки

Спросил стакан вина.

"Дела…— твердил он мысленно,—

И не моя вина".

Но позвонил он с площади:

"Ты спишь?"

— "Нет, я не сплю".

— "Не спишь? А что ты делаешь?"

Ответила:

"Люблю!"

…Вернулся поздно утром он,

В двенадцатом часу,

И озирался в комнате,

Как будто бы в лесу.

В лесу, где ветви черные

И черные стволы,

И все портьеры черные,

И черные углы,

И кресла черно-бурые,

Толпясь, молчат вокруг…

Она склонила голову,

И он увидел вдруг:

Быть может, и сама еще

Она не хочет знать,

Откуда в теплом золоте

Взялась такая прядь!

Он тронул это милое

Теперь ему навек

И понял,

Чьим он золотом

Платил за свой ночлег.

Она спросила:

"Что это?"

Сказал он:

"Первый снег!"

1946

Слон^{74}

Вот видишь:

Он —

Слон.

Беспокойно трубя,

Из хобота он

Поливает себя.

На небе нет туч,

И бетон раскален.

Водою, могуч,

Обливается слон.

И так она плещет, вода, холодна,

Что радуга блещет под брюхом слона.

Встает она в ливне дугой золотой,

Сияет на бивне, дрожит под пятой.

Но вот водоем почему-то стал пуст,

Послышался гравия тягостный хруст.

И прочь из бассейна кидается слон,

На холм земляной поднимается он.

И, эту иссохшую бездну топча,

Трубит и подземного ищет ключа,

Который от жажды мгновенно спасет.

Ты видишь —

Он хоботом землю сосет!

И, фыркнув, он пылью обсыпался вдруг,

И пылью весь мир напитался вокруг,

Чтоб, вырвана с корнем, летела трава,