"Ой, Айналаин! Тяжко мне. Грущу я по родной стране
Когда на степь в окно взгляну, в родную хочется страну'
О, в ту страну, что я по праву
Считаю родиной. На славу Сары-Ишик-Отрау
[527]
,
Страна "Тулуп-носить-кончай"
Прекрасный, дальний, теплый край!
Когда-то я вернусь туда?!"
Сказала Айналаин:
"Да?
Ах, бедненький! Ты — омский пленник?
Поди и принеси сюда
Березовый мне тотчас веник.
Ну, живо, знатный иностранец! Кому хозяйка говорит!"
Разгневалась она. Румянец багровый на щеках горит.
Схватила веник. И, спеша, за листиком сдирает листик.
"Вот розга будет хороша! Вот это будет добрый хлыстик!
Ты захотел в родимый край? Тебе, наш пленник, с нами скучно?"
И был наказан Увенькай полковницей собственноручно.
2
Из Петербурга к Омску возок казенный
Летит в сопровожденье охраны конной.
Трубит над степью ветер неумолчный,
Метет он снег по степи, сухой и колкий.
В оврагах завывают степные волки.
И съёжился в кибитке чиновник желчный,
Весь тонет в шубе волчьей, до треуголки.
А позади кибитки драгунов трое.
Они перекликаются между собою:
А ну, успеть бы, братцы,
До крепости добраться!
К двадцатому бы марта".
— "Уж надо постараться".
— "Поспеть бы хоть к апрелю!"
— "Успеем раньше, братцы,
До крепости домчаться!
Ведь мчимся, аж взопрели!"
Беседуют драгуны:
"Везем предмет чугунный,
Тяжелый очень.
Он в ящик заколочен".
— "Вот бы узнать, что это такое!"
Им не дает покоя знать, что это такое,—
Пули, бомбы, таможенные пломбы?
Черт его знает, что это такое!
И вот на остановке, распив бутыль перцовки, драгуны стали прытки
Идут к кибитке:
"Что это такое мы везем в подводе
В Омск из Петербурга, ваше благородье?"
Слышно из кибитки:
"Всего тут есть в избытке —
Кнуты, колодки, орудия для пытки, свинец лить в глотки.
Бунтовщикам проклятым, киргизцам злобным
Да болтунам-солдатам, тебе подобным!"
3
"Тебя сегодня в школу не отпускаю,— полковница сказала Увенькаю.—
Мне на базар сходить сегодня нужно, боюсь, что завтра будет и вовсе вьюжно.
Пойдёшь и ты со мной нести покупку.
Возьми корзинку и подай мне шубку".
Трубит восточный ветер, метель пророча.
Он мучит, жжет и колет, летя навстречу.
Из труб нисходят дымы обратно в печи.
Еще жесточе
Вьюга будет к ночи.
Она исщиплет веки, залепит очи.
Так злы зимы восточной последние потуги.
Ну, что же! В час урочный взвивайтесь, вьюги!
Метет буран, но торг идет горячий на площади.
Шумит базар казачий
[528]
.
В рядах мясном, молочном, рыбном, птичном
Идет хозяйка с видом безразличным.
И в лавочках свечных, мучных и хлебных
Не слушает она речей хвалебных,
Что произносят на степных наречьях
Торговцы в шубах козьих и овечьих
И в малахаях песьих, лисьих, волчьих.
Полковница везде проходит молча.
Какое ей дело до всякой базарной сволочи!
Тут Увенькай увидел Садвокаса.
Привез дружок продать сыры и мясо.
Сказал он тихо:
"Увенькай, здорово!
Сырым-Батыр
[529]
в степи явился снова.
В орде Букея
[530]
позади Урала
На хан Джангира
[531]
вольница восстала!"
…Но говорить им удалось немного,—
Полковница на них взглянула строго.
Во взоре том угроза и острастка.
Сказал толмач:
"Прощай, о Садвокаска!"
А Садвокас:
"Прощай, о Увенькайка!
Как вижу я — строга твоя хозяйка!"
И скрылся Садвокас среди кайсаков.
Он затерялся, с ними одинаков.
Домой идут.
Сеть кружев вьюжных
Опутала редут.
Со стен наружных
Свисают на форштадт гирлянды снеговые.
Но что это кричат на вышках часовые?
"Гей! Тройки степью мчат!"
— "Наверно, из России!"
