Позднее, 5 мая 1841 года, на страницах «Дрезднер Абендцайтунг» (Dresdner Abendzeitung) Вагнер высказался довольно откровенно: «Кем мог бы стать и стал бы Лист, если бы не был знаменитым, вернее, если бы из него не сделали знаменитости? Он мог бы стать и стал бы свободным художником, божеством, в то время как теперь он раб самой безвкусной публики, публики виртуозов!»[252]
Итак, после встречи с Листом в Париже в конце марта 1841 года Вагнер был разочарован. А Лист, естественно, скоро вновь забыл о неизвестном композиторе, произведений которого ни разу не слышал, тем более что тогда же произошла гораздо более волнующая его встреча — с Мари д’Агу. В начале мая они вместе уехали в Англию. Пытались ли они в очередной раз склеить осколки прежних отношений? Долгая разлука пошла на пользу: всё плохое подзабылось, зато воспоминания о счастливых днях, проведенных вместе, снова толкнули бывших возлюбленных друг к другу.
После английского турне и концертов в Гамбурге, Киле и Копенгагене, где Лист был личным гостем короля Кристиана VIII, Ференц и Мари прибыли в одно из самых романтичных мест Германии — остров Нонненверт (Nonnenwerth) на Рейне, между Бонном и Кобленцем. Живописная природа небольшого островка, атмосфера рейнских легенд, бенедиктинский монастырь, основанный еще в 1122 году и с недавних пор отдавший ряд построек под гостиницу с летней верандой, — всё настраивало Листа на лирический лад. Хотя бы на короткое время концертная гонка была приостановлена; Лист смог отдаться тихим радостям. Мари назвала Нонненверт «маленьким раем». Создалась иллюзия, что они снова на берегах озера Комо…
Правда, в середине августа Листу пришлось прервать отдых. Фридрих Вильгельм IV[253] начал сбор пожертвований на продолжение возведения Кёльнского собора — пожалуй, самого известного долгостроя в истории. Собор был заложен в 1248 году, строительство прервалось в 1450-м, и несколько веков здание, уже тогда считавшееся чудом архитектуры, стояло недостроенным. 22 августа Лист дал в Кёльне концерт, все средства от которого перечислил в фонд собора, сопроводив записью: «Не знаю почему, но при виде собора я всегда испытываю особую растроганность. Оттого ли, что музыка является архитектурой звуков или, быть может, архитектура — выкристаллизовавшейся музыкой? Не знаю, но безусловно, что эти два вида искусства состоят в тесных родственных связях. Я тоже отдаю свои гроши на завершение собора»[254]. «Гроши» составили 380 талеров[255] — в пересчете на современные деньги 9500 евро.
В середине сентября Лист посетил Франкфурт-на-Майне, где 18-го числа был принят в члены масонской ложи Zur Einigkeit («К единству»). Его поручителем был Вильгельм Шпайер[256]. Это был первый шаг Листа к масонству. В 1842 году берлинская ложа Zur Eintracht («К согласию») приняла его в свои ряды; в этом же году он вступил в местную ложу в Изерлоне (Iserlohn). Три года спустя в Цюрихе ложа Modestia cum Libertate («Скромность и Свобода») избрала Листа почетным членом, а позднее — ложа Einigkeit im Vaterlande («Единство в Отечестве») в Будапеште.
Как мог Лист, убежденный католик, впоследствии принявший церковный сан, одновременно являться членом масонских лож? Для него никакого противоречия в этом сочетании не было. Он не скрывал того, что является масоном, даже от римского папы. Между европейским масонством во времена Листа и современным конспирологическим представлением о масонах огромная разница. Ни о каких «тайных закулисах», «мировых заговорах» и тому подобном Лист не подозревал. Для него масонство — прежде всего благотворительная религиозная организация. Требования масонов стремиться к нравственному обновлению жизни и единению людей, верить в Бога и благодетельствовать ближнему как нельзя более отвечали гуманистическим убеждениям Листа. Мы уже отмечали, что идеалы Шатобриана, Ламартина, Сенанкура, аббата Ламенне, Балланша и Сен-Симона без всякого противоречия согласовывались с его собственными. Если вспомнить, что этими идеалами были гуманистическое восприятие мира, необходимость нравственного совершенствования и понимание религии как главного стержня существования цивилизации, становится понятно, что именно привлекло Листа в масонстве. Можно смело сказать, что духовный путь Листа от сенсимонизма через масонство к принятию церковного сана был последовательным и логичным.
Вернувшись на Нонненверт, Лист, наконец, отдался выстраданному творчеству. В качестве гостя к Ференцу и Мари присоединился Феликс фон Лихновский. Очарованный окружающей красотой, он написал стихотворение «Келья на Нонненверте» (Die Zelle in Nonnenwerth), которое Лист положил на музыку под названием «Нонненверт» и посвятил Мари д’Агу. (Вторая редакция «Нонненверта» была написана для баритона в 1860 году. В 1844-м песня была обработана для фортепьяно.)
Магия места заставила Листа впервые обратиться в творчестве к немецкой поэзии. На стихи Гейне (личные обиды никогда не играли для Листа важной роли, когда дело касалось искусства) он написал вдохновенную «Лорелею» (Die Loreley) — песню о златокудрой деве, сидящей на высоком рейнском утесе и своим пением очаровывающей рыбаков, разбивавших свои утлые лодки о скалы[257]… Необходимо упомянуть также «Песни для четырехголосного мужского хора» (Vierstimmige Männergesänge). Кстати, «Студенческую песню из „Фауста“ Гёте» (Studentenlied aus Goethes «Faust») из этого цикла Лист посвятил Вильгельму Шпайеру.
В начале ноября Лист вместе с Лихновским и присоединившимся к ним Шандором Телеки отправился в очередное концертное турне, на этот раз по городам Германии. Кратковременный отдых закончился, но, покидая Нонненверт, Лист твердо решил вернуться в этот «маленький рай». 26, 28 и 29 ноября он дал первые концерты в Веймаре. Тогда его впервые услышала великая герцогиня Саксен-Веймар-Эйзенахская Мария Павловна[258] и пригласила вновь посетить Веймар.
Далее путь Листа лежал через Йену и Дрезден в Лейпциг. Возможно, неудача, постигшая его в предыдущий приезд, заставляла искать реванша. 6 декабря Лист принял участие в концерте Шумана, где играл с Кларой Шуман на двух фортепьяно. 13 декабря состоялся его сольный концерт. В письме от 18 декабря, адресованном Мари д’Агу, Лист констатировал победу: «Моя маленькая лейпцигская битва — нечто большее, чем триумф. Я играл трижды: первый раз в концерте Шумана, затем в своем и, наконец, вчера, в городском концерте. Во всех случаях — полный зал и полный успех. Теперь у меня уже нет оппозиции»[259].
Покинув покоренный Лейпциг и по дороге заехав в Галле, Лист остановился в Берлине. 27 декабря в зале Берлинской певческой академии прошло его первое триумфальное выступление. Тут же был послан подробный отчет Мари: «Только что состоялся мой концерт. Неслыханный успех. В зале собралось более 800 человек, то есть он был набит до отказа. Я выступал один. Присутствовал и усиленно аплодировал король»[260]. Вскоре Фридрих Вильгельм IV пожаловал Листу орден «За заслуги» (Pour le Mérite).
Тем временем в Париже «родилась» еще одна творческая фигура: Мари д’Агу, всегда мечтавшая о литературной карьере, готовила к публикации свою статью и решила выбрать себе литературный псевдоним. Имя нашлось сразу: Даниель — это было имя ее сына и библейского пророка, брошенного на растерзание в яму со львами и спасенного Господом. С фамилией же пришлось немного потрудиться. Мари твердо знала, что всегда будет писать только правду! Даниель Вар (нем. Wahr — «правда, истина»)? И всё же писательница отказалась от этого варианта: псевдоним выглядел слишком претенциозно. Возможно, ее писательский дар поможет ей жить под счастливой звездой (нем. Stern). 12 декабря 1841 года газета «Ла Пресс» (La Presse) опубликовала статью «Новый зал Школы изящных искусств, расписанный месье Полем Деларошем»[261] (La Nouvelle Salle de l’École des Beaux-Arts peinte par M. Paul Delaroche). Это был первый труд «Даниеля Стерна», положивший начало блестящей литературной карьере.
