Мы начали есть молча, сосредоточенно, и каждый, понятно, думал о своем. Сережа наверняка злился, что я тяну с разговором о покупке машины. Я понимала, что надо помучить его, подразнить за то, что он сделал со мной в коридоре. И чем дольше я думала об этом, тем отчетливее понимала, что он только сыграл одну из своих коронных эротических сцен. Еще одна мысль обожгла меня: я вдруг осознала необыкновенно ясно, что к партнершам по сцене или съемочной площадке он относится куда нежнее, чем ко мне, своей жене.
Конечно, я знала, что он не любит меня, но в тот вечер ощутила это как-то особенно остро.
Я вспоминала Сережины роли в фильмах, где его партнершами были известные красавицы (одна Вера Купцова чего стоит!), и вдруг почувствовала, что становлюсь еще меньше ростом, что тело мое заплывает жиром, а грудь неприлично растет. Спагетти застряли в горле, я подавилась, закашлялась, а Сережа… он даже не подал мне воды. Я заметила вдруг, как он на меня смотрит – брезгливо, презрительно. Я схватила бокал с вином, глотнула, отдышалась. И решила, что не стану покупать ему машину. Да, а еще на меня вдруг снизошло озарение: как же сильно я могу ему навредить с его гастролями, а заодно испортить отношения с Паравиными! Просто уничтожу его паспорт, и все. Он не успеет его восстановить и получить визу до отъезда на съемки. А после того, как я объявлю о том, что передумала покупать машину, он разозлится и легко догадается, чьих рук дело его испорченный паспорт. Будет скандал, после которого он наверняка потребует развода. Да, Катя права, сейчас, когда у него три контракта и все связаны с Паравиными, он действительно может возомнить, что достаточно богат, чтобы бросить меня. Точнее, избавиться от меня.
Всякий раз, когда я представляла себе наш развод, я чувствовала, что задыхаюсь. Становилось невыносимо при мысли, что моего мужа, как куклу Риту, кто-то раздевает. Кто-то пользуется его прекрасным телом, дотрагивается до его нежных и сильных мест, кто-то прижимает его к себе во сне, как любимую игрушку, идет с ним под руку под восхищенные взгляды толпы. Это было просто невыносимо.
«Если ты купишь ему машину, будешь выглядеть в его глазах полной дурой», – я словно услышала Катин голос.
Я не знала, что делать.
– Так что там с машиной? – Он все-таки налил воды в стакан и протянул его мне после того, как я уже прочистила горло вином. Голос его звучал спокойно, как если бы речь шла о покупке пылесоса. – Ты определилась с маркой?
Но я не успела ответить – зазвонил его телефон. Не просто зазвонил, а взорвался первыми аккордами вальса «На прекрасном голубом Дунае». Сережа вздрогнул. Думаю, он даже разозлился на того, кто помешал ему услышать мой ответ. Но стоило ему бросить взгляд на экран телефона, как лицо его сразу приобрело выражение, которое я не забуду никогда. Это было блаженство в высшей степени, он на глазах превращался в ангела. Взгляд его устремился куда-то в вечность, туда, где нет ничего, кроме радости, губы сложились в улыбку, не дежурную, а почти детскую, нежную. Он вообще перенесся в этот момент в другое измерение, куда мне вход был строго-настрого запрещен. Звонила она, Лена, старшеклассница с длинными ногами, острыми грудями и крепкой попкой.
– Да, я понял. Буду через полчаса.
Он отключил телефон и уставился на меня. Наконец вернулся в реальность, где перед ним сидело чудовище с лицом горячо нелюбимой жены. У него даже глаз начал косить, что свидетельствовало о крайней степени нервозности.
– Ты никуда не поедешь, – тихо сказала я. – Останешься ночевать дома. Скажи этим своим… режиссерам, операторам и гримершам, что у тебя семья. Иначе, Сережа, я решу, что ты завел любовницу, и никакой машины не будет.
Брови его взлетели вверх. Он протянул руку, чтобы взять мою. Крепко сжал мои похолодевшие от такой дерзости пальцы. Я и сама не знаю, как решилась на такое. Хорошо еще, я не сказала в открытую, что прекрасно знаю, что любовница у него как раз есть.
– Хорошо, как скажешь. Действительно, что это они? Только недавно же расстались…
Я не поняла, кого он имеет в виду, сочиняя на ходу ответ, – Лену или своих коллег.
– Перезвони и объясни, что не приедешь, – наседала я.
– Как скажешь, любимая. – Губы его растянулись в улыбке. Нехорошая улыбка.
И мне захотелось его убить. Я мысленно извлекла из тайного кармана пистолет, тяжелый и гладкий на ощупь, прицелилась в правый глаз Сережи и выстрелила. Звук получился таким громким, что я вздрогнула и зажмурилась, а когда открыла глаза, все вокруг было забрызгано кровью и чем-то розовым, непонятным…
– Это мои мозги, – сказал потерявший полголовы Сережа, небрежно смахивая пальцами с рубашки это липкое розовое крошево и глядя на меня уцелевшим левым глазом, потемневшим до цвета бутылочного стекла.
– Я должен попросить у вас прощения, но сегодня я не смогу приехать. Просто вылетело из головы: мы с Наташей сегодня приглашены. Не могу не пойти. Сами знаете: иногда самая скучная вечеринка может оказаться кстати. Я потом объясню. – Все это он произнес в трубку, не сводя с меня глаз. Его взгляд в эту минуту был таким холодным, что в гостиной запахло морозом, а часть моего лица онемела, словно припорошенная инеем.
Когда я начинаю описывать Кате свои ощущения и делюсь впечатлениями, она всегда говорит, что во мне умерла писательница и что моя любовь к Жорж Санд не случайна. Возможно, во мне течет ее кровь или в моем теле поселилась ее прекрасная душа. Но я знаю, что это не так. Я вообще не умею писать, сколько раз уже пробовала. Но мир я вижу в красках, этого не отнять.
Как же ты, любимый, хочешь получить эту машину! Теперь я впала в отчаяние уже окончательно. Еще вернее, зашла в тупик.
Открыв ноутбук, я показала Сереже модели, которые мне приглянулись. Конечно, если бы я покупала машину для себя, наверняка выбрала бы ретро, но Сереже больше подходили «Мерседес-Бенц» или «Альфа Ромео», тоже черного цвета.
Как ни странно, наши вкусы сошлись – ему тоже понравился «Мерседес-Бенц». Мы мирно поговорили о предстоящей покупке, я заверила, что Андрей Куценко, парижанин и мой всегдашний помощник в европейских делах, займется документами.
– И на чье имя будет оформлена машина? – Сережа очень старался, чтобы голос не выдал его напряжения.
– На твое, конечно. – В эту минуту я мысленно рассталась с чемоданом денег, потому что сразу представила себе зал суда, бледное лицо судьи в парике и деревянный молоточек, одним ударом разбивающий мою жизнь и любовь.
– Спасибо, дорогая.
Он даже помог мне собрать тарелки.
У нас приходящая прислуга, которая всегда убирает под моим или Катиным присмотром, поскольку я не хочу, чтобы чужая женщина совала нос в мои вещи, бумаги и дела. На уборку я даю ей всего два часа, и за это время она должна успеть многое. За хорошую работу я хорошо плачу.
В тот вечер, понятное дело, никакой прислуги не было, и Сережа принялся разыгрывать любящего супруга, вернувшегося после рабочего дня к жене. Мы с ним убрали на кухне и отправились в спальню смотреть телевизор. Разделись, расположились на высоких подушках, я принесла блюдо с клубникой. Повторять любовную сцену у него, само собой, никакого желания не было. Да и зачем, машина-то, считай, в кармане. Оставалась глупейшая американская комедия о двух идиотах, которые никак не могут найти чемодан с миллионом.
Потом Сережа как-то быстро уснул, а я все не знала, чем себя занять. Осознание того, что я живу во лжи, что меня не любят и не ценят, только используют, что у моего мужа с полдюжины любовниц, одна из которых настолько юна, что уже одним этим причиняет мне боль, – все делало меня глубоко несчастной. И жить с мужем было уже невыносимо, и развода я не хотела. В какой-то момент захотелось выйти на балкон и закричать во весь голос. Чтобы сорвать горло. Чтобы выплеснуть боль и напряжение. Чтобы освободиться.
