Голову львенка замечали пасущиеся поблизости животные. Отойдя на несколько шагов, они ударяли копытом по земле, озирались, проявляли признаки беспокойства. Их волнением заражались другие животные. Перестав пастись, они пристально смотрели в ту сторону, где притаился львенок. И через секунду тревога передавалась всему стаду. Сотни глаз, устремленных на Нгоньяму, приводили львенка в смущение. И он и его сестра Булюбис начинали ежиться и озираться и наконец, как бы сконфуженно, уползали в логовище в кустах.

Казалось, антилопы чутьем угадывали, что львята явились сюда одни, без матери. Если Нгоньяма пытался не обращать внимания на обличающие взгляды, какая-нибудь злая старая антилопа или красноглазые молодые самцы медленно приближались к нему, мотали головой, раздували ноздри или острыми копытами рыли землю. Тогда и Нгоньяма и Булюбис в страхе убегали.

Вскоре львята научились различать породы животных по запаху, по топоту копыт, по крику самцов. Они знали, когда стадо идет на водопой, где и когда оно отдыхает, какой траве оказывает предпочтение. От их внимания не ускользали сотни мелочей, которые известны бушмену, но неведомы белым людям. Они заметили, что воловья птица садится на спину антилопы и охотится за клещами, а крик птиц свидетельствует о близости стада, расположившегося на отдых. Другие птицы своим криком возвещают о передвижении стада. Заслышав пронзительные голоса птиц и хлопанье крыльев, антилопы узнают о приближении хищника. Те же птицы и хищников предупреждают об опасности.

Львята никогда не смотрят на антилоп, как на слабых, беззащитных животных. Допусти они эту ошибку – и мало осталось бы на свете львят! Антилопы далеко не беззащитны. Есть среди них первоклассные бойцы, подобно японским самураям, вооруженные двумя мечами. Такой боец гордо несет свои страшные рога и считается опасным противником. Крепкая мускулистая шея помогает ему наносить сильные удары, а его четыре заостренных копыта являются незаменимым оружием. Не хуже вооружен и красноглазый гну с вогнутыми рогами, всклоченной бородой и косматой гривой. В бою он не отступает и, словно палицей, наносит удары рогами. И огромная антилопа-канна с подгрудком, касающимся травы, может постоять за себя. Когда она во имя общего блага занимает сторожевой пост на холме, маленькому львенку не следует приближаться: канна не только прекрасно вооружена, но и отличается исключительной сообразительностью.

Завидев канну, охраняющую стадо, Нгоньяма сердито рычал. Но Булюбис презрительно фыркала и отворачивалась.

Львице не приходилось предупреждать детенышей, чтобы они остерегались змей. Они чувствовали инстинктивный страх к безногим тварям с холодными глазами. Однажды Нгоньяма выслеживал цесарок. Никакой определенной цели он не преследовал: просто-напросто стая цесарок весело перекликалась, охотилась в траве, неподалеку от того места, где притаился Нгоньяма. Тогда-то и появилось у него желание завладеть одной из них. Припав к земле, он пополз туда, где трава была гуще. Нижняя челюсть его дрожала, когда он следил глазами за непоседливыми птицами. Трижды готовился он к прыжку, но каждый раз намеченная им цесарка отбегала в сторону, и ему приходилось ползти дальше.

Вдруг из травы высунулась голова. Нгоньяма встретил взгляд холодных, словно мертвых, глаз и похолодел от страха. Мелькнул раздвоенный язык, тонкий и блестящий, и львенок смиренно распластался на земле, уступая место сильнейшему.

Неосторожная птица слишком близко подошла к опасному месту, и снова мелькнул раздвоенный черный язык. Цесарка забилась среди сухих листьев и веток, а холодные глаза смотрели на большую птицу. Потом раздался шорох, и из травы выползла трехметровая змея. Нгоньяма поспешил улизнуть. Он решил искать утешения у своей сестры. Но эта юная особа воспользовалась переполохом среди цесарок и завладела одной из птиц. Когда брат отыскал ее, она посмотрела на него невинными глазами, однако пестрые перышки, прилипшие к морде, выдавали ее с головой. Львенку не пришлось угоститься даже объедками.

Вскоре львица повела их обедать. Львы удачно охотились и ели до отвала, и чем больше накапливали они жиру, тем реже охотились и тем больше спали. Такое положение дел могло продолжаться до тех пор, пока не высохнет трава и не уйдут стада. Но вскоре львы вынуждены были уступить место другим охотникам.

Давно – еще в первый день охоты – львы почуяли слабый, но едкий и неприятный запах человека. Настал день, когда этот запах усилился, преобладая над всеми остальными.

Старая львица, отдохнувшая и потолстевшая, неожиданно для всех улизнула. Бежала она против ветра, навстречу опасности, но в конце концов ухитрилась пройти незамеченной сквозь линию загонщиков.

Люди охотились – тысяча сильных, ловких воинов. Сто загонщиков стояли с подветренной стороны, и их резкий запах спугнул пасущихся животных; остальные девятьсот человек расположились полукругом с наветренной стороны, чтобы преградить путь убегающим стадам. Старая львица пошла туда, откуда доносился резкий запах: словно подсказал ей кто-то, что нужно идти навстречу опасности, если не хочешь попасть в западню.

Многие животные, хотя и встревоженные резким запахом, избрали то же направление и легко прорвались сквозь линию загонщиков, но большинство помчалось по ветру. Какую пыль подняли они, как дрожала земля от топота их копыт, как быстро паника передалась от стада к стаду! А загонщики, бежавшие сзади, кричали, свистели, ударяли палками в щиты. И вдруг в этот шум и грохот врезалось оглушительное рыкание львов, которым грозила опасность погибнуть под копытами обезумевших от ужаса животных. Спасая жизнь, львы мчались галопом впереди стада, сворачивали в сторону, прятались за деревьями, муравейниками, в кустах. Пыль забивалась им в ноздри и горло; они фыркали и кашляли, забыв на время о сохранении собственного достоинства.

Раздался крик – крик человека:

– Явума!

Из девятисот глоток вырывался этот охотничий клич, и в воздухе замелькали ассегаи [Так называются копья, которыми вооружены африканцы]. Нагие стройные люди со сверкающими глазами бросились навстречу стадам, катившимся лавиной. Животные метались, увертывались, кружили на одном месте, падали, пронзенные ассегаями, но основная масса прорвалась и понеслась дальше. Через десять минут охота была окончена: оставалось только убить оставшихся животных.

Антилопы, зебры, канны, вырвавшись на свободу, описали широкий полукруг и остановились, втягивая носом воздух, еще отравленный запахом человека. Тогда помчались они дальше, несколько раз останавливались и снова бежали, пока запах не исчез. Здесь стадо сделало привал, и животные стали щипать траву. Настороженные, испуганные, они долго не могли успокоиться, и не сразу жизнь вошла в свою колею. На следующий день стада покинули тучные пастбища и рассеялись по всей стране.

Между тем охотники подобрали добычу, юноши взвалили на плечи тяжелые туши убитых животных и гуськом поплелись к краалю [Селение. Иногда краалем называют в Африке дом с двором, обнесенным изгородью]. Остальные обмывали свои раны или разводили костры, чтобы устроить пиршество. Отряд наиболее смелых и опытных охотников и загонщиков вернулся на пастбище, покинутое стадами. Они задумали убить льва и шкуру его преподнести вождю.

Нгоньяма, взъерошенный и испуганный, следил за охотниками. Львица и Булюбис лежали на земле подле него; трава была невысокая – казалось, шакал и тот не смог бы здесь спрятаться, однако львица оставалась невидимой. Задние лапы она поджала, передние вытянула и положила на них свою круглую морду. Все мускулы ее тела были напряжены: она приготовилась прыгнуть в случае, если охотники ее заметят. Хвост конвульсивно подергивался, пасть была полуоткрыта, изредка слышалось тихое рычание.

Но охотники наметили жертвой большого льва. Несколько раз высовывал он из травы огромную голову и этим себя выдал.

Охотники окружили то место, где он спрятался. В левой руке каждый держал щит, в правой-ассегай. Распевая охотничью песню, стягивали они кольцо.