Было восхитительно чувствовать, как его горячая ладонь сжимает мою ягодицу, а влажные губы ласкают чувствительную кожу шеи. Куликов оторвался от меня всего на пару секунд, чтобы стянуть с себя футболку: я невольно загляделась рельефом его тела.

Я чувствовала, что его нежность норовит смениться животными инстинктами, потому что уже в следующее мгновение Женя задрал край моей домашней майки и начал выцеловывать кожу моего живота, лаская руками мои бёдра. Ему сносило крышу не меньше, чем мне: брюнет прикусывал мою кожу зубами, пробовал её на вкус, словно боялся, что я исчезну, и хотел запомнить всё до мельчайшей детали.

Я дрожала и всхлипывала, потому что тело, изголодавшееся по мужским прикосновениям, реагировало на них особенно остро.

Нет, не так.

Тело, изголодавшееся по его прикосновениям.

– Блять, Ася! – его внезапный выпад заставил меня вжаться головой в подушку и испуганно захлопать ресницами: парень навис надо мной, глядя то ли с яростью, то ли с вожделением. – Скажи, как ты могла пожертвовать всем этим ради какого-то бреда? Неужели ты не чувствуешь, как всё внутри выворачивает, а? Сука, я надышаться тобой не могу. И мне так хреново от того, что я даже не могу нормально сказать словами, что я чувствую.

– Мне не казалось это бредом. Я знала, что ты будешь счастлив там, в Лондоне. Что найдёшь новых друзей. И девушку.

– Ты слишком много на себя берёшь, Шолохова, – он впервые назвал меня по фамилии. Я почувствовала себя его ученицей, – о каких девушках идёт речь? Знаешь, когда я последний раз любил женское тело?

– Когда? – всё же спросила я, хотя не была уверена, что хочу знать ответ.

– Это было прекрасное апрельское утро, в которое мой отец сообщил мне, что я должен поехать учиться в Лондон.

Его слова действительно ввели меня в ступор: мне совершенно не верилось в то, что он не прикасался больше ни к кому, кроме меня.

Но я знала, что он не врал.

Потому ещё крепче прижала его к себе, обхватив ножками его бёдра, и снова поцеловала. Поцеловала так, чтобы он понял: больше я не намерена отвлекаться на разговоры, потому что хотела его, как обезумевшая.

И судя по тому, как нетерпеливо парень стянул с меня пижамные шорты, я поняла: сам он сдерживаться тоже уже не может.

Расстегнув ремень на его джинсах, я быстро расправилась с молнией и чуть оттянула край его нижнего белья вниз, высвобождая его налитый кровью член, который сочился естественной смазкой: первый стон был сорван с его губ, когда моя рука коснулась его естества: было видно, что Женя действительно изголодался.

Его руки действовали уверенно, потому через минуту я уже была абсолютно обнажена и возбуждена, находясь на пределе.

Когда Куликов вошёл в меня в первый раз, мы простонали оба, смешивая наше дыхание. Пока он двигался во мне, мы практически не целовались, лишь изредка касались губ друг друга и впивались пальцами в кожу: синяки теперь будут не только на моём теле, это я знала точно.

Кажется, я никогда не забуду, как Женя кусал нижнюю губу во время оргазма и хмурился, пытаясь сдерживать себя.

Кажется, мне никогда не было так хорошо.

Сегодня Куликов впервые назвал меня по фамилии, и я почувствовал себя его ученицей. Он и вправду стал моим учителем, который показал, что такое настоящие чувства. Он научил меня любить и отдаваться без остатка. Только ему.

***

– А что дальше? В конце августа уедешь обратно в колледж, да?

– Да.

– А я?

– А ты поедешь со мной.

– Жень, всё гораздо сложнее, чем ты думаешь…

– Ась, всё гораздо проще, чем ты думаешь. У нас есть месяц, чтобы оформить все документы и найти жильцов тебе в квартиру: там жильё есть, отец собирается покупать дом, потому что я сказал, что хочу остаться жить там. И про тебя он тоже прекрасно знает, так что всё это уже не обсуждается.

– Я вообще имею право принимать решения самостоятельно?

– Нет, Ась. Каждый раз, когда ты пытаешься решить что-то сама, всё идёт через жопу.

Куликов широко улыбался, а я влюблялась в него заново.