– Итак, а теперь поговорим о главном. Во-первых, я хочу сообщить, что с этого дня Кучики Рукия будет лейтенантом тринадцатого отряда! – сказал Ямамото, следя за публикой. Капитаны остались практически, равнодушны, зато их лейтенанты были взбудоражены новостью.

– Во-вторых… Бьякуя-сан? – удивился Ямамото, когда увидел что Кучики, словно школьник поднял руку.

– Да. Простите, что прерываю, главнокомандующий, – поклонился Кучики, – но у меня есть что добавить.

– Говори, – Властно сказал Ямамото. Бьякуя выпрямился, принял невозмутимый вид и огласил:

– Послезавтра в поместье Кучики пройдёт празднество в честь свадьбы моей сестры и Шибы Ичиго. Все присутствующие приглашены, – Хоть Бьякуя и говорил коротко, но конец фразы потонул в поднявшемся гвалте. На Ичиго теперь смотрели куда более внимательно, так что рыжий призвал всю свою самурайскую невозмутимость, что бы не выдать волнение. Зато Рукия так не могла и, попав в кольцо из лейтенантов, жутко смущалась. Рангику, как самая эмоциональная обняла Рукию, и Кучики оказалась зажата огромной грудью Мацумото. Дав лейтенантам выразить свои эмоции, главнокомандующий снова произнёс:

– Тихо! Мы ещё не закончили, – Генрюсай дождался когда осаженные лейтенанты разойдутся обратно по своим местам и продолжил: – Кучики Ичиго, подойди сюда.

Ичиго пожав плечами, вышел из-за спины Укитаке, дав всем на себя полюбоваться, и прошёл к главнокомандующему через строй капитанов. Главнокомандующий спросил его:

– Ты уверен?

– Да, Ямамото-сан, – ответил рыжий твёрдым голосом.

– Кто?

– Хицугая Тоширо.

– Что ж, если условия ты знаешь. Хицугая Тоширо! Подойди сюда, – сказал Ямамото. Названный капитан вышел из строя и подошёл к главнокомандующему. Стоило им обоим оказаться пред очами Ямамото, как старик сказал:

– Тоширо, Кучики Ичиго оспаривает твоё право быть капитаном. Поединок назначается на девятнадцать ноль ноль сегодняшнего дня. От тебя требуются не менее двухсот офицеров твоего отряда в свидетели.

Зал, слышав такую новость, несколько секунд молчал, но потом всё-таки взорвался. Негодованием. Тоширо многие любили, или просто привыкли, так что за последние несколько лет он стал любимчиком всей женской части синигами. Поднялся, снова, как и в первый раз, гвалт. Тоширо, невысокий мальчик, лет тринадцати на вид, с пепельно-белыми волосами неотрывно смотрел на Ичиго. Кучики тоже мельком взглянул на оппонента. Что ж, похоже, Хицугае придётся подвинуться в кресле капитана. Но большинство думало иначе, в том числе и Тоширо, что он и высказал вслух:

– А силёнок то хватит? – мальчик зло взглянул на Ичиго. Ямамото, поняв, что Ичиго надо набирать авторитет, решил его малость… пропиарить, так что ответил на вопрос Хицугаи:

– Я лично проверил боем способности Ичиго, – все замолчали, когда начал говорить главком, – И он победил меня. Даже я могу проиграть, если недооценю противника, что уж говорить о тебе, Хицугая Тоширо! – громко сказал Ямамото. После его речи воцарилась просто гробовая тишина. Прерванная хихиканьем. Все посмотрели в сторону звука, и обнаружили…

Кенпачи! Лыбится, зараза, чуть не ржёт. На недоумённые взгляды он пояснил:

– Да, это что надо! Эй, Ичиго, не хочешь смахнуться? – спросил Зараки. Но на него тут, же зашикали окружающие, да и сидящая у него на плече Ячиру что-то обвинительно сказала. Ничуть этим не пристыженный Зараки вернулся в строй, продолжая лыбиться.

Тоширо почувствовал, что кресло капитана под ним зашаталось. «Что ж, Шиба-тайчо меня назначил внезапно, теперь так же внезапно хотят убрать…» – подумал мальчик, но вслух сказал совсем другое:

– Где?

– На холме Сокьёкку. В центре, – Сказал Ямамото и, посчитав свои обязанности исполненными, объявил конец совещания. Многие с него уходили, разговаривая в полный голос, только сам Ичиго и Хицугая были молчаливы…

⌂ ⌂ ⌂ ⌂ ⌂ ⌂ ⌂ ⌂ ⌂ ⌂ ⌂ ⌂ ⌂ ⌂ ⌂ ⌂ ⌂ ⌂ ⌂ ⌂ ⌂ ⌂ ⌂ ⌂

========== 14. Финита ля комедия ==========

«Соседушка, мой свет!

Пожалуйста, покушай».—

«Соседушка, я сыт по горло».— «Нужды нет,

Еще тарелочку; послушай:

Ушица, ей-же-ей, на славу сварена!» —

«Я три тарелки съел».— «И, полно, что за счеты:

Лишь стало бы охоты,—

А то во здравье: ешь до дна!

Что за уха! Да как жирна:

Как будто янтарем подернулась она.

Потешь же, миленький дружочек!

Вот лещик, потроха, вот стерляди кусочек!

Еще хоть ложечку! Да кланяйся, жена!»

Так потчевал сосед-Демьян соседа-Фоку

И не давал ему ни отдыху, ни сроку;

А с Фоки уж давно катился градом пот.

Однако же еще тарелку он берет:

Сбирается с последней силой

И — очищает всю. «Вот друга я люблю!»

Вскричал Демьян: «зато уж чванных не терплю.

Ну, скушай же еще тарелочку, мой милой!»

Тут бедный Фока мой,

Как ни любил уху, но от беды такой,

Схватя в охапку

Кушак и шапку,

Скорей без памяти домой —

И с той поры к Демьяну ни ногой.

Писатель, счастлив ты, коль дар прямой имеешь:

Но если помолчать во время не умеешь

И ближнего ушей ты не жалеешь:

То ведай, что твои и проза и стихи

Тошнее будут всем Демьяновой ухи.