— Стэфани, что случилось? Ты опять видела Мадлен?
— Видела, — честно ответила я. — Только в этот раз она помогла мне узнать правду.
— Какую правду, ты о чем? — напрягся Трэвор.
Я молча протянула ему письмо от констебля. Он тут же все понял и побледнел.
— Стэфани, послушай…
— Мне казалось, ты порядочный, Трэвор, — горько произнесла я. — Думала, ты отличаешься от других, так тебе доверяла… Ты, правда, знал еще неделю назад, где мои родные?
Мужчина молчал. А я надеялась, что он найдет оправдания, логичные объяснения. Например, скажет, что курьер задержался в дороге и принес письмо лишь утром, а Трэвор не хотел меня будить… Я бы поверила, наверняка поверила!
— Правда… Я получил это письмо неделю назад, — тихо сказал мужчина, дрожащими руками сжимая письмо.
— Почему ты ничего не рассказал мне? Я ведь так переживала за маму и Тима! Я ведь так надеялась на тебя!
Трэвор шагнул ко мне и положил ладонь на плечо.
— Стэфани, прости… Прости, пожалуйста! Я хотел сказать, но боялся… Боялся, что ты уйдешь, как и все другие, что оставишь меня!
— А просто поговорить ты не додумался? — разозлилась я. — Просто попросить остаться? Или ты считаешь, что я совсем бессердечная?
— Я думал, ты уйдешь, бросишь меня, как и все остальные, и я вновь останусь один в этом доме…
— Ты поступил бесчестно, Трэвор! — воскликнула я, скидывая его руку с плеча. — И что, как долго ты собирался скрывать от меня?
— Я… не знаю, — прошептал мужчина, и в глазах его отразилась горечь.
А меня переполняла обида. Я, значит, торчу здесь, терплю злобного призрака, думаю, как помочь другу, а что он? Вздумал обманывать меня? Нет уж, хватит!
— Кажется, я уже злоупотребляю вашим гостеприимством, господин Вилланд, — с притворной улыбкой заявила я. — Пора откланяться.
Я развернулась и решительно направилась в свою комнату. Достав саквояж, покидала в него вещи, как попало, надела новую накидку, которую сшила, и снова спустилась в гостиную. Трэвор стоял на прежнем месте. У него был такой убитый вид, что на мгновенье мне расхотелось уезжать. Захотелось остаться с ним и избавить от одиночество, но гордость и обида взяли верх.
— Стэфани, пожалуйста…
— Я хочу увидеть родных, — твердо сказала я. — Ты дашь мне экипаж, чтобы я смогла добраться до Саммервилля?
— Тебя доставят прямо к монастырю Святого Марка, — тихо ответил мужчина, не поднимая на меня глаз. — Я могу потом снова прислать за тобой, когда скажешь…
— Я вернусь домой, в Харпервилль, — уверенно ответила я. — Не удерживай меня, Трэвор. И не смей напоминать, при каких обстоятельствах мы вновь встретились!
— Как ты могла подумать такое!
— Ты сказал, что я твоя гостья и могу уехать в любой момент! — воскликнула, не обращая внимания на его слова. — Я хочу уехать, Трэвор…
На последних словах уверенность я растеряла все-таки. Он стоял передо мной, такой расстроенный, такой несчастный… Но я должна уехать. И не могу сделать вид, будто ничего не случилось.
Трэвор молча довел меня до экипажа. Он молчал, и я молчала тоже, лишь судорожно сжимала в руках саквояж. Даже с мисс Куинн не попрощалась. За эти дни я так привязалась к этой женщине, что не могла заставить себя увидеть ее напоследок. Да и было бы лучше, если бы Трэвор сейчас находился подальше. Но он упорно не хотел оставлять меня одну.
Мужчина открыл дверь кареты, уложил внутрь мои вещи и предложил мне руку, чтобы помочь забраться внутрь. А мне хотелось что-то сказать. Вот сейчас, за секунду до расставания мне не хотелось молчать. Не хотелось, чтобы все закончилось вот так.
— Трэвор, — позвала я, дотронувшись до его руки.
Он наконец-то посмотрел на меня.
— Стэфани?
— Я благодарна тебе за все, правда. Мне очень повезло, что именно ты оказался в салоне в тот ужасный день. Ты меня спас… Мне тебя послали высшие силы.
— Стэфани, надеюсь, ты сможешь простить меня.
Я не смогла сказать «до свидания». Но и «прощай» тоже не смогла. Я уехала молча, наблюдая из окна кареты, как Трэвор еще долго смотрит нам вслед. У меня потекли слезы, и я никак не могла успокоиться. Ведь так мечтала вернуться домой, так чего теперь несчастна? Ведь знала, что так будет. Не могла ведь бесконечно жить в доме Трэвора. Все должно было закончиться рано или поздно. Лучше уж пусть рано…
К монастырю мы добрались уже глубокой ночью. Меня встретила одна из послушниц. Я, уставшая и утомленная дорогой, сбивчиво объяснила ей ситуацию. Она оказалась доброй и понимающей, и даже не стала будить настоятельницу, чтобы спросить разрешения. Она разместила кучера на ночлег в пристрое, а мне же выделила одну из свободных келий. Я тут же заснула, как убитая, забыв обо всех переживаниях и волнении перед предстоящей встречей с матерью.
Утром я проснулась рано, кое-как привела себя в порядок и с грустью проводила глазами отъезжающий экипаж Трэвора. Вновь стало грустно, но я заставила себя думать о насущных проблемах. Та самая гостеприимная послушница отвела меня к настоятельнице монастыря, из разговора с которой мне удалось узнать, что мама и брат действительно здесь. Она разрешила мне остаться в монастыре на пару дней, чтобы побыть рядом с родными.
Одно из строений монастыря было отдано под гостевые кельи. Там обитали люди, которые лишь на время приезжали в монастырь, чтобы отдохнуть от суеты, поразмышлять, обрести покой. Еще там располагались кандидаты в послушники. Им давалось несколько месяцев перед посвящением, чтобы принять взвешенное и окончательное решение отринуть мирскую жизнь.
Здесь я и нашла родных. Келья оказалась небольшой и скромной. Две узких кровати, столик, пара стульев и комод. Мама сидела за столом и штопала какую-то одежду. Тим лежал на кровати с книгой. Когда я вошла, они потрясенно взглянули на меня, будто не веря собственным глазам. Потом Тим отмер и с радостным криком бросился меня обнимать. Я заметила, какой он стал высокий, сильный, прямо настоящий жених. Я потрепала братишку по темным кудряшкам и поцеловала его в щеку.
Мама вскочила с места, разглядывая меня, но подходить не спешила. А Тим без конца тараторил, стараясь рассказать мне все-все, что я пропустила. От волнения я с трудом его понимала. Потом мама сказала Тиму пойти погулять где-нибудь, и мы остались вдвоем. Почему-то в ее присутствии я всегда ощущала неловкость. Она подошла ко мне, наконец-то, обняла и поцеловала. Ее ласки всегда казались мне скупыми.
— Стэфани, как ты оказалась здесь, детка?
— Я бы тоже хотела узнать, как вы с Тимом оказались здесь.
Мама взяла меня за руку, и мы сели рядом на кровать.
— Ты не должна была приезжать, Стэфани, это опасно.
— А ты не могла предупредить меня об этом в письме? — тихо спросила я, едва сдерживая дрожь в голосе. — Хотя бы слово о том, что дом захватили бандиты!
— Что они сделали? — испуганно спросила мама, вцепившись мне в плечи.
Я могла бы рассказать ей о своих злоключениях, но не хотела. Она сбежала от проблем, спряталась и даже не подумала обо мне.
— Ты могла бы написать, что вы уехали, что с вами все в порядке, — продолжала я сыпать обвинениями, чувствуя, как предательские слезы все покатились по щекам.
Мама встала и отвернулась к окну.
— Я знала, что у мужа долги. Ему угрожали еще при жизни. Наш дом уже давно отошел гильдии. Настоятельница монастыря — моя давняя знакомая. Я заблаговременно попросила у нее приюта, и мы с Тимом приехали сюда сразу после его смерти. У нас ведь больше не осталось родных…
— А как же я? — воскликнула я, вскочив. — Вы могли бы приехать ко мне!
— Не хотела тебя беспокоить, Стэфани. И ничего не рассказала тебе о проблемах, чтобы не волновать. Я и подумать не могла, что ты приедешь.
— Как я могла не приехать? Я ведь… твоя дочь.
— Прости, я не подумала, — отозвалась мама, по-прежнему не глядя на меня. — У тебя своя жизнь, и мне не хотелось все портить.
Ты никогда обо мне не думала… Я хотела сказать это вслух, но не смогла. А мама снова принялась расспрашивать меня о том, что со мной случилось по приезду в родной дом. Я рассказала ей очень облегченную версию. Что обратилась к Трэвору, другу детства, и он помог мне найти родных. О том, что меня продали в салоне, будто падшую женщину, я не упомянула. Мать не хотела меня беспокоить, вот и я не стану беспокоить ее.
