Ковь резко посерьезнела.
- Положим, мозговитого рыцаря ты не нашла, но в этом деле сойдет даже безмозглый, - Ковь бросила на Васку презрительный взгляд, - Ладно, за твой амулетец я, так и быть, схожу к местному барончику, расскажу про ниспосланное мне виденье, пригрожу засухой... как миленького вздернут убивца! Ты только пальчиком в гада ткни, и тетя-магичка разберется.
Васка не сомневался, что ее зацепит.
Ковь и странствовать-то отправилась за всякими амулетами, артефактами и редкими травами. Все это порядочный магик должен был насобирать себе сам, на спокойную старость. Русалочий амулет, конечно, был мелочевкой, но это был единственный амулет, который Ковь вообще увидела за те четыре с чем-то месяца, которые путешествовала с Ваской. Свои самоделки Ковь амулетами не считала, убивать нечисть просто так, из-за амулетов, почему-то не хотела, а схроны с могучими артефактами, как ни странно, на каждом углу не попадались. Расчет Васки основывался на том, что Ковь поймет, что если она откажется от сделки с этой... Кирочкой, амулет рассыплется мелкими бусинками из Васкиных пальцев, и следующий шанс заполучить какую-нибудь магическую вещицу появится ой как не скоро...
Да и хорошие отношения с русалками еще никому не мешали.
Главное, чтобы Кирочкин случай не показался Кови слишком сложным. Трудностей она не любила. Хотя история русалочки была не из тех, что Ковь пропускала мимо ушей и спускала с рук.
- Так в том-то и дело! Два у нас барона, одинаковых с лица. Молодцы, удальцы... жеребцы. Вот кто-то из них и убил. Наверное. А еще кто-то из них - мой отец. Я смерти-то не помню. Мамкино лицо помню, сестер... а смерть свою...
Васка вышел в коридор и осторожно прикрыл дверь, не желая слушать историю Кирочки еще раз.
Он почти не сомневался, что Ковь рассказ зацепит, такого рода случаи всегда приводили ее в ярость, хотя Васка не видел в них ничего особо необычного и возмутительного.
История русалочки была банальна и стара как супружеское ложе Отца-Солнца, и единственное, отличавшее ее от сотни подобных, происходивших по всему королевству, была трагическая смерть в конце. Все, о чем Кирочка распиналась Васке на ярмарке, пока сидела на пятачке чудом сохранившейся невытоптанной травы и плела свой амулет, можно было уложить в пару предложений: жила была на свете хорошенькая служанка, которая имела несчастье влюбиться в своего сильного и красивого господина. И она господину понравилась, и стала она не служанка, а содержанка. А потом господа женились на близняшках, и лишившуюся покровительства содержанку кто-то утопил вместе с не вовремя оказавшейся рядом дочерью. Всего-то разницы, что господ было двое, да и дочерей тоже две, но вторая приболела и с матерью на мостки стирать не пошла. Потому выжила и иногда с сестренкой встречалась, жаловалась на мачеху и с водой игралась.
Да прижитка даже признали, и сестричка Кирочки на бархате спала, с фарфоровых блюд ела - на что тут жаловаться?
Васка прислонился к стене, прикрыл глаза и задремал, сквозь сон различая мерное тоненькое "бу-бу-бу" за стеной. Если бы он задремал в комнате, растроганная Ковь могла и пакость какую-нибудь сделать...
Проснулся он от того, что его трясли за плечи.
- Васка! Ну Васка же! Вот ведь бессердечная скотина! Просыпайся, кому говорю! Там девочка распинается, рыдает, а он дрыхнет!
"Не глаза, а болото", - подумал Васка, - "и зачем я это все затеял, всю эту глупость, этот обет, гордость... посвящу жизнь служению храбрейшей... знал бы, кому служить собрался, разве я бы так поступил?"
Поступил бы. Гордость, будь она неладна...
- Девочка - это ты что ли, Ковь? У тебя глаза красные.
Ковь вспыхнула. Она всегда стыдилась своих слабостей, а слезы считала именно слабостью. Васка не мог не подколоть.
- Дяденька, тетенька, хватит миловаться! Заходите в комнату. Тетя-магичка, я даже тазик принесла и порошочек развела, как ты хотела.
- Ой, молодчинка! - разулыбалась Ковь, не обратив внимания на легкую издевку, прозвучавшую в голосе русалочки, - Ну что стоишь, пошли, говорю! Ночью надо спать, а не девок портить.
И потащила Васку обратно. Тот, впрочем, не сопротивлялся. Хотел было сказать, что никаких девок он не портил, просто больно клопы в гостинице злые, грызут, гады, но промолчал. Кови ведь, в сущности, все равно.
Посреди комнаты теперь стоял табурет. На табурете стоял большой медный таз, до краев заполненный чем-то зеленым. Вкусно пахнуло полынью. Кирочка старалась держаться от таза подальше, забилась в самый угол.
- Чего, неужели ты это все сама наплакала? - хмыкнул Васка, - Уважаю.
- Ты лучше примолкни. Мы тебя сейчас обратно красить будем, а то и верно, вся окрестная нечисть сбежится нам работку кидать, - командирским тоном заявила Ковь, закрывая дверь на щеколду, и выразительно посмотрела на рыжую Васкину шевелюру.
Вообще, Васка был бы рад согласиться на это заманчивое предложение... если бы оно не было выдвинуто в форме приказа. А он, может, всю свою сознательную жизнь мечтал быть рыжим! Поймав себя на каком-то детском чувстве протеста, Васка усмехнулся. С кем поведешься, от того и наберешься, так говорят?
- Нет. Мне кажется, мне идет рыжий цвет, так что я против любых манипуляций с моими волосами.
- Издеваешься? - прошипела Ковь, - Как я с рыжим спутником здешним цацам на глаза-то покажусь?
- А башкой надо было горелой своей думать, - слово "башка" непривычно и неправильно легло в фразу, но Васке внезапно захотелось сказать магичке что-то такое, чтобы она заткнулась, чтобы перестала смотреть презрительно и колюче, как на недоноска какого, как на последнюю подзаборную шваль, - прежде чем красить!
Ковь набрала было воздуха, чтобы сказать что-то, язвительное и снисходительное, но Васка смерил ее тем взглядом, которого Ковь... да какая Ковь, Прасковья, Прошка, Прося! Заслуживала по праву рождения. Все-таки иногда брат бывал прав, хотя это было и больно признавать.
Та осторожно, стараясь не расплескать, взяла тазик на медные ручки и надела Васке на голову. Темно-зеленая жижа потекла по волосам и по рубахе, залилась за шиворот. Васка застыл, не зная, как реагировать.
Ковь вышла из номера, бросив на пороге притихшей русалочке:
- Пойдем, Кирочка. Нам еще платье покупать. И, да, сэр Васкилерох, прошу вас принять к сведенью, что для того, чтобы вернуть ваш натуральный цвет, вам стоит не смывать маску еще часа два. Или три. Что-то я запямятовала точное время... Вы же знаете, крестьянские дети таки-и-ие тупые!
Поклонилась в пояс, дождалась, пока Кирочка выбежит в коридор, и от души хлопнула дверью...
- Тетя магичка, тетя магичка, а зачем вам покупать платье? У вас очень миленькая рубашечка, и брючки... вам эта вышивка так идет! И вообще, что может быть премилее девы в мужском платье! Дайте волосы потрогать! Их вам правда дракон опалил?
Кирочка семенила за злющей, как десяток голодных упыриц, Ковью, пытаясь как-то разрядить обстановку, которую случайно сама же и накалила, не уследив за приворотом. Однако у нее не очень получалось. Волосы Кови шевелились, иногда там проскакивали искры, глаза сияли зеленым, губы были плотно сжаты, а шла она стремительно, так, что не будь Кирочка русалкой, догнать Ковь у нее получилось бы вряд ли. В общем, картина "очень-очень злая ведьма" была представлена во всей красе. Прохожие обходили ее по стеночке, собаки не решались лаять, дети прятались за юбки матерей, а какой-то стражник короткими перебежками - от забора к забору - следовал за ними уже три улицы, все не решаясь остановить.
- Нет! - внезапно рявкнула Ковь, топнув ногой по мостовой.
Стражник пригнулся, ожидая молнии с небес, Кирочка тоже вздрогнула. Затем, воспользовавшись временной остановкой, сколдовала отвод глаз себе и Ковь и специальную штучку для стражника: тот же отвод глаз, но на верный путь. Она боялась стражников. На них было слишком много железа: зубами не прокусишь, по крайней мере, русалочьими. Не серебро, конечно... но тоже не слишком приятно.
