— Ну… соседка. Из соседнего дома она, зовут Лазарина Гюрова. Она видела меня, когда я выходил.
— Дальше.
— Дальше пошел искать Тоди.
— И когда ты был у него?
— Тоди не было дома. Пока ждал на улице, слышал, как по телевизору — из-за дверей соседних квартир слышно было — объявили, что французы забили второй гол. Выкурил две сигареты, пока Тоди домой вернулся. Он налил нам по рюмке, и в это время пришел журналист Тони Харланов. Это уже в начале второго тайма. Выпили по две рюмки и разошлись. Сначала ушел Тони, потом я.
Я позвонил, вошел милиционер и остановился у двери.
— Отведи его в шестую.
— За что меня задерживаете, товарищ Хантов? У вас нет оснований!
— До утра имею право вас задержать. Вот проверим, не взял ли ты чего у Михнева, не спрятал ли чего под машиной… Допускаю, что получу разрешение задержать тебя и на более длительный срок. Кроме того, сегодня утром Дашка найдена задушенной, а в эти дни ты был с ней.
Он приподнялся. Выглядел удивленным. Может быть, он и не знал этого.
— Что? Задушена?..
— Да.
— Не шейте мне такие дела.
Тон был уверенный, категоричный.
— Выведите его. В понедельник он мне сам объяснит, какие дела ему «шить».
Когда милиционер его вывел, я еще долго сидел на своем месте, размышляя, сопоставляя, анализируя. Итак, в среду Жора с Дашкой полетели на Солнечный берег. Как сообщили коллеги из Бургаса, вечер парочка провела вместе. Ночевали в разных гостиницах. На следующий день Дашка уехала. Потеряв ее, Патлака расспрашивал о ней администрацию гостиницы. В пятницу утром оба возвращаются в Софию — разными самолетами. И в пятницу же вечером Дашку лишили жизни. Так кто же был заинтересован в этом?..
2
Электроника — великая вещь, но один бог знает, когда она придет на службу нашему делу. Бывает, ходишь-ходишь в поисках человека (чтобы он тебе рассказал, к примеру, о Тодоре Михневе и Георгии Влычкове). Кого-то найдешь, а к кому-то идешь и второй раз, и третий. Но вот отыщешь наконец, а он тебе говорит, что знать ничего не знает (и тогда твое время — псу под хвост!), или начинает лить бесконечные словесные потоки (и тогда время твое все равно летит к черту!), но, хочешь не хочешь, ты слушаешь, да еще и делаешь вид, что благодарен ему по гроб жизни… Похоже, трудно придумать такую электронную машину, такого, что ли, робота, который мог заменить тебя на время торчания, выяснения, собирания сведений и впечатлений, отсеивания нужного от ненужного. Если не придумают, от такой работы мы, скорей всего, сами в роботов превратимся.
Вот такое времяпрепровождение выпало на долю моих коллег из Бургаса и Солнечного берега в субботу и воскресенье. И если не в их, то уж точно в мой адрес летели в те дни неласковые слова их жен: да как же это можно — вызывать на работу в праздничные дни и не давать возможности отцам видеть своих детей.
В воскресенье к десяти утра я пригласил к себе эстрадного певца и его жену. В районное управление МВД от них поступило заявление, что в их квартире неделю тому назад совершена кража.
Эстрадный певец оказался мужчиной в расцвете сил и, несмотря на холодную погоду, пришел без плаща, в спортивном клетчатом пиджаке поверх клетчатой рубашки, в джинсах и кроссовках. Не знаю, как должны одеваться такие люди, когда они не на эстраде и не перед телекамерой, но мне казалось, что в этой своей одежде певец хотел казаться скромным заводским пареньком. Но как ни оденься, подумал я, сразу видно, что ты вообще ни на какой завод не заходил. Его жена была еще в студенческом возрасте, но неизвестно, была ли студенткой, вероятнее всего, была, поскольку после окончания школы вместо вступительных экзаменов в университет сдавала экзамены на жену певца. О том, что сдала их успешно, свидетельствовало манто из беличьего меха и норковая шапка, а также драгоценности — браслеты и кольца на обеих руках, конечно не алюминиевые.
На столе у меня лежали женские украшения, найденные рано утром в канаве под машиной, где прятался Жора Патлака. Молодая женщина уставилась на них так, словно вот-вот схватит, но я поспешил предупредить ее, чтобы она ничего не трогала. Опомнившись, она стала осматривать каждую вещь, восхищенно затаив дыхание. Если бы она увидела все это на какой-нибудь светской даме, она самым бесцеремонным образом спросила бы, где такие можно купить.
Я ждал, что скажет эта женщина. Она была настолько захвачена зрелищем, что муж ее подтолкнул:
— Скажи, Алиса.
— Не мои, — тотчас ответила она, но не тотчас оторвалась от стола.
— Видели вы эти вещи у кого-нибудь?
— Нет…
Я поблагодарил супругов, извинился за беспокойство и обещал, что, если найдем их драгоценности, немедленно сообщим.
3
Я остановил машину у железной ограды, покрашенной в коричневый цвет. Двор от улицы отгораживала металлическая сетка. Дом был двухэтажный, построенный десяток лет тому назад. За домом рос виноград, налитые гроздья свешивались над оградой. Под ними вдоль дорожки цвели хризантемы, еще не тронутые заморозками.
Из дома вышел высокий лысоватый человек с офицерской выправкой — должно быть, отец Тони. Но я не заметил между ними никакого сходства, кроме разве одного роста да этой самой выправки. Прежде чем он успел подойти, я поздоровался и спросил:
— Вы, наверное, Денчо Харланов?
— Да. А вы?
Тон был учтивый, дружелюбный.
— Меня зовут Велко Хантов. Я из Софии, работаю в милиции, но приехал не по служебным делам. Вчера Гриша Вранчев сказал, что они с Тони едут к вам, и я думал с ними тут повидаться.
— Они были, но уехали полтора часа назад.
— Мы с Тони путешествовали на пароходе по Средиземному морю, там и познакомились.
— Заходите, пожалуйста, чего ж стоять на улице.
Я не стал мешкать и вошел во двор вслед за ним. Он поискал, где бы нам сесть. Под старой лозой были стол и деревянная лавка, но, пожалуй, холодно было сидеть сейчас на улице. Он повел меня по лестнице на второй этаж. Комната могла сойти за гостиную. Занавески были опущены, и отец Тони включил лампу. В комнате были диван, два кресла, столик, на нем — ваза с искусственными цветами. На полу под окном, на расстеленной газете, лежала куча айвы. В стеклянных дверцах буфета и над диваном развешаны были фотографии. Я присмотрелся. Человеку моей профессии такие экспозиции многое могут подсказать.
— Тут не топится, но мы хотя бы не на ветру.
Я испугался, что он предложит перейти в другую комнату, где нет семейных фотографий, и поспешил уверить хозяина, что здесь очень удобно и даже тепло.
— Чем вас угостить? — спросил отец Тони. — Вы не голодны?
— Спасибо, я сыт.
— А от винограда не откажетесь? Я сейчас…
Когда он вышел, я встал. На стене в рамке висела большая фотография супругов в свадебном наряде. Тони похож на мать. Девушка была капризная, с властным характером. Фотографии Тони младенческих и школьных лет. Он любил фотографироваться. Но всегда нахмуренный. Смотрит исподлобья, точно зверек.
Хозяин вошел, неся блюдо, на котором лежали три грозди винограда — полные, сочные, глянцевито-влажные гроздья.
— Угощайтесь, пожалуйста.
— Не собрали урожай?
— Может постоять еще несколько дней.
— Виноградом в основном занимаетесь?
— И виноградом, и овощами, и пчелами. Тони посмеивается над моими увлечениями, однако от медка не отказывается.
— Он говорил, что и вы, и жена ваша — учителя.
— Всю жизнь учительствуем.
— А почему об этом — иронично?
— Полагаю, Тони мог говорить вам об этом даже со стыдом.
— Нет, не так: просто он считает, что вы растратили способности, работая сельским учителем.
— Что же мне, ради городской жизни стать инспектором? Чиновником в отделе просвещения.
— О матери Тони говорит, что она… как бы сказать… амбициозна.
— Жене моей следовало родиться мужчиной. Если не партийным лидером, то уж председателем профкома. Ну, на худой конец — директором библиотеки. Из-за ее общественной работы дома непорядок. У вас есть дети?