— Продолжать? А, собственно, что именно вас интересует?

— Естественно, все, что он вам наговорил про меня.

— Он сказал только то, что у вас сразу испортится настроение при упоминании его имени.

Банди насмешливо прищурился.

— Чушь собачья, — мягко улыбнулся он.

— По крайней мере, попытка не пытка, Брюс, — улыбнулся я в ответ.

— Дорогой мой, все эти мелкие интрижки, маленькие хитрости и бесконечное вранье составляли атмосферу, в которой я жил долгие годы. Я работал декоратором в нью-йоркских театрах, потом, на телевидении на Западном побережье… Хотя вы достойны того, чтобы вам на лоб повесить маленькую золотую звездочку. Вы даже хитрее, чем кажетесь на первый взгляд. Да если бы я не научился защищаться от всех этих пакостей, то меня бы давным-давно сожрали со всеми потрохами. Вам не кажется, что пришла пора откланяться?

— Никогда не спорь с судьей, — пробормотал я. — Пошли, Майер.

Открывая калитку, Банди сказал:

— Если вы действительно хотите узнать, было это несчастным случаем или самоубийством, то мне кажется, вам лучше обратиться к подружке Боуи. Такая маленькая брюнетка. Хотя вообще-то ее папаша уже перевернул весь город, разыскивая свою дочь. Типичный обыватель из маленького городка со Среднего Запада — скучный, тупой и занудный… Если такой когда-нибудь к вам приклеится, то его придется отдирать как рыбу-прилипалу.

Пока мы прощались, к дому подкатил маленький розовый «лотосэлан» с черным верхом, из которого вышли двое гостей мистера Банди. Женщина, длинноногая, высокая и стройная, была в светло-голубом льняном облегающем платье, доходившем ей до середины бедер. Ее пышная растрепанная копна светлых волос издали походила на львиную гриву. На первый взгляд ей можно было дать двадцать с небольшим, а приглядевшись получше — за тридцать, хотя ее тело могло принадлежать двадцатилетней девушке. Юноше было чуть больше двадцати, одет он был в белую рубашку с расстегнутой верхней пуговицей, отлично выглаженные брюки и серо-голубой пиджак, цвет которого прекрасно гармонировал с платьем его спутницы. Угрюмое лицо с крупными чертами было кирпично-красным от загара. Он двигался с ленивой безразличной грацией кошки и отдаленно напоминал молодого Марлона Брандо[5].

— Брюси! — радостно завопила женщина.

— Бекки, дорогая! — в тон ей воскликнул Банди.

Мы уже отошли на несколько шагов, когда Бекки окликнула нас не терпящим возражений тоном.

— Эй вы, двое! Подождите минутку! Брюс, дорогой, почему одни гости должны уходить, когда появляются другие?

Я тут же повернул обратно и подошел к ним в тот момент, когда Банди, поглядывая на нас, что-то горячо ей доказывал.

— Вообще-то это не было дружеским визитом, мэм, — сказал я — Честно говоря, если бы не моя маленькая хитрость, нас бы не пустили дальше калитки. Но мистер Банди с ходу нас раскусил. Поэтому мне как-то не верится, что он будет рад видеть нас в своем доме даже в качестве гостей.

Она окинула меня оценивающим взглядом своих изумрудных глаз, и на ее лице появилось хитрое и расчетливое выражение.

— Какая ерунда! Мы все уже просто осточертели друг другу! Одни и те же разговоры, одни и те же лица… и так без конца. Брюс, милый, мне кажется, что эти джентльмены своим присутствием помогут скрасить нам скучный вечер.

После минутного колебания Банди легонько пожал плечами, и я понял, что он сдался.

— Леди Ребекка Дайвин-Харрисон — одна из наиболее привлекательных достопримечательностей нашего города; и она, как вы могли заметить, привыкла, что все ее капризы безоговорочно выполняются, — сказал он. — Бекки, позволь представить тебе мистера Макги и мистера Майера. Джентльмены, прошу вернуться в мой дом и быть в нем желанными гостями.

— Браво, Брюс, — промурлыкала Бекки, — потрясающее великодушие. Брюс совсем как ребенок, вечно его приходится уговаривать. Мистер Макги, меня зовут Бекки, а вас…

— Трэвис. А Майер — это Майер.

— А это — Дэвид Саундерс. Обожает копаться во всяких руинах. Брюс, дорогой, ты долго собираешься держать нас на улице?

Мы вошли, и Майер незаметно кивнул мне в знак полного одобрения. Стол был накрыт в патио, залитом красноватыми лучами заходящего солнца, вечерними трелями птиц и дурманящим ароматом цветов, открывающих свои бутоны только к вечеру.

Брюс сновал вокруг стола, ухаживая за гостями — то смешивал коктейли, то подзывал невысокую важную мексиканку с подносом сэндвичей.

Бекки была само воодушевление, вся в постоянном движении. Несмотря на возраст, она вела себя совсем как девчонка, из тех, что полны здоровья и веселья и не в силах сдержать напор бьющей через край энергии. Невозможно было представить, что ей когда-нибудь бывает скучно. Она пила светлое испанское шерри с единственным кубиком льда с таким видом, будто это может продолжаться до бесконечности.

Дэвид Саундерс сидел с отрешенным видом, безразличный ко всему окружающему. На его лице застыло высокомерное выражение, присущее людям, не желающим обременять себя необходимостью общаться с другими или хотя бы проявлять к ним вежливый интерес. К великому ужасу Банди, он пил бурбон с кока-колой, опрокидывая в себя рюмку за рюмкой с размеренностью автомата.

Упоминание Брюса о его работе декоратором в Нью-Йорке и в Калифорнии подсказало мне тему для беседы, и я назвал имя Самой Знаменитой Актрисы в Кинобизнесе.

— Самая настоящая сука, — тотчас откликнулся Банди. — И гнусная, к тому же. Я один раз работал с ней в рекламном ролике. Ее маленькую задницу обернули в кринолин, и по ходу действия она должна была прорваться чуть ли не через половину армии конфедератов. Я чуть-чуть переборщил с декорациями, сделав их несколько помпезными, не для фильма, а так, шутки ради, тем более что понять это могли только профессионалы. Так она подняла дикий вой — дескать, цветовая гамма ей не понравилась. Эта чертова баба хотела все делать сама — играть главную роль, быть директором картины, режиссером, сценаристом и художником-оформителем. Но единственное, что у нее выходило естественно, так это когда она оказывалась в горизонтальном положении. Именно это послужило последней каплей, почему я отказался от этих головокружительных заработков. И когда накопил достаточно, чтобы безбедно прожить всю оставшуюся жизнь, я сказал им всем, что они могут поцеловать. — Он помолчал и подозрительно сверкнул на меня глазами. — Только не говорите, что она застраховалась во Флориде!

— Нет, Брюс, там было кое-что другое. Как-то раз она принимала участие в вечеринке нудистов и кое-кто с фотоаппаратом с телеобъективом пытался на этом быстренько заработать.

— Слушайте, Трэвис, ну а вы-то как оказались втянутым в эту историю?

— Она сама меня об этом попросила.

— Стало быть, страховой бизнес — не основная ваша специальность?

— Черт возьми, я и сам толком не знаю, — улыбнулся я ему. — Хотя мне кажется, что та леди назвала бы это своего рода страховкой.

— Но что вы делаете здесь? Кого вы… хотите застраховать, мистер Макги?

— Видите ли, если бы я всем рассказывал, что я пытался делать для этой актрисы, то в конечном счете все бы не обернулось так благополучно.

Банди, прищурившись, некоторое время пристально меня разглядывал, но вскоре опустил глаза. Через некоторое время он пересел поближе к Дэвиду Саундерсу, но я заметил, что перед этим они с Бекки обменялись быстрыми репликами через голову Дэвида.

— Бекки, дорогая, — сказал Брюс, — на прошлой неделе Ларри сказал мне, что ты фактически подарила ему эту потрясающую ритуальную маску из Юкатенго.

Я заметил, что глаза ее застыли, и, хотя она тут же вернулась в свое привычное состояние, я был твердо убежден, что никакой маски не существует, как, впрочем, и самого Ларри.

— Мне показалось, что она ему понравилась.

— Это его немного расстроит. Я имею в виду, он знал, как сильно ты обрадовалась, когда тебе удалось первой приобрести ее, а он не хотел извлекать какую-то выгоду из дружбы с тобой.