— Двадцать восьмого июля, в понедельник. Она была очень нервной, раздражительной и… надоедливой, так что, когда она попросила у меня денег в долг, чтобы уехать, я с удовольствием выполнила ее просьбу.

— Сколько?

— Точно не помню. Кажется, две тысячи песо.

— На чем она поехала?

— Понятия не имею. По-моему, она говорила, что кто-то отвезет ее на машине. Я не обратила особого внимания. Мне было попросту неинтересно.

— А зачем вообще вы их пригласили к себе? Ведь с первого взгляда было ясно, что мисс Боуи принимала наркотики.

— Я их пожалела. Порой человек совершает импульсивные поступки и, как правило, впоследствии раскаивается. Мне казалось, что я могу им помочь.

— А вы не пытались что-нибудь предпринять в связи с ее пристрастием к наркотикам?

— Разумеется. По моему вызову в Оксаку прилетел доктор, который умеет хранить чужие тайны, и провел ее полное медицинское обследование. Она была в ужасном состоянии — это результат наркомании, хронического недоедания плюс глисты и несколько легких инфекций. Что касается Маклин, то ей в основном требовались отдых и калорийная пища, и вскоре она уже была в состоянии помогать мне ухаживать за Боуи. Я и сама уделяла ей немало времени, поскольку у меня есть кое-какой практический опыт — мой первый муж, прежде чем умер, тяжело проболел целых полтора года… Я делала ей все предписанные врачом уколы, чтобы подавить постоянно возвращавшуюся тягу к героину.

— И вы знали, на что шли?

— Порой становится скучно, и время от времени начинаешь чувствовать себя немного… бесполезным. Но если ты становишься кому-нибудь нужным, то это помогает самоутвердиться. Я планировала нанять человека отвезти ее домой во Флориду, когда она почувствует себя достаточно окрепшей.

— Когда мисс Боуи покинула ваш дом?

— С каждым днем она становилась все более тревожной и неуверенной. В субботу какой-то молодой человек пришел ее навестить, и Бикс попросила у меня разрешения покататься на машине с этим юношей. Я подумала, что будет полезно проверить ее волю и желание вылечиться. Вот она с ним и уехала. Когда она не вернулась вечером в субботу, я была разочарована и даже… разозлилась. Но ведь нельзя же держать своего гостя взаперти. Но она не вернулась и к вечеру воскресенья. А в понедельник утром мой повар отправился на рынок и, вернувшись, рассказал, что какая-то неизвестная девушка упала с горной дороги. Я вызвала своего адвоката, попросила его связаться с полицией и договориться об опознании. Конечно, тело было страшно обезображено, но я сразу узнала, что это Беатрис Боуи, по цепочке, которую она носила на лодыжке, и красной туфле. Полиция явилась ко мне домой и потребовала ее вещи. Все это подействовало на меня очень угнетающе, поэтому я в тот же вечер уехала в Мехико.

— Она преодолела свою болезнь?

— Я давала ей ряд лекарственных смесей, каждая из которых была слабее предыдущей. Это обычный метод лечения. Возможно, она смогла бы излечиться полностью, не знаю. Мне кажется, у нее было огромное желание убежать от самой себя, стереть из памяти весь известный ей мир.

Ничего не скажешь, она аккуратно заполняла все мои белые пятна.

— Когда мистер Маклин пришел к вам с расспросами о своей дочери?

— Дайте подумать… По-моему, это было в субботу во второй половине дня.

— Тогда вы должны были предложить ему прийти еще раз, поскольку в то время думали, что Бикс вот-вот вернется с прогулки.

— Значит, это было в воскресенье, потому что я его не приглашала вернуться. Он оказался очень утомительным и болтливым человеком.

Белые пятна у меня кончились. Оставался только один, самый последний вопрос, услышав который, она, вполне возможно, тут же захлопнет дверь.

— Миссис Витрье, пыталась ли Минда Маклин помешать вашей связи с мисс Боуи?

Она застыла, глядя на меня, и на секунду мне показалось, что она даже перестала дышать. Затем ее губы скривились в циничной презрительной усмешке и у нее вырвался короткий, хрипловатый и какой-то лающий смешок.

— Мистер Макги, и вы все еще удивляетесь, почему я отгородилась от окружающего мира? Где всегда найдется кто-то, готовый облить вас грязью, не так ли? Посмотрите на меня, неужели вы можете поверить во всю эту чушь?

— Ну… признаться, это нелегко.

— Мистер Макги, я похоронила четырех мужей. Все они были намного старше меня и очень богаты. Что делать, если я очень отзывчива к пожилым людям. Возможно, это моя слабость, не знаю. Я любила их, но каждый раз в этом старались найти какую-нибудь мерзость. Все эти скабрезные смешки относительно того, что, дескать, уж я-то позаботилась, чтобы они умерли именно в постели. К счастью, они оставили мне больше чем достаточно денег и теперь я вне досягаемости всяких грязных сплетен.

— Может быть, эти сплетни начались, когда вы начали привозить с собой этих рослых, румяных и симпатичных горничных? Разумеется, по одной каждый раз.

— О?.. Да, понятно. Этого вполне достаточно, не так ли? Но как нелепо! На самом деле, мистер Макги, все очень просто — я помогаю в работе одному брюссельскому институту. Реабилитация и тренировка молодых девушек с нарушениями психики. Я даю им год на тренировку, и, когда они оставляют службу у меня, каждая из них становится компетентной, дисциплинированной и вежливой работницей. Порой невозможно оградить себя от злобных домыслов кучки скучающих бездельников. Я — загадка, а они ищут ответы на нее. Мне кажется, вы сообразительный и в достаточной степени сложный человек. Но в вас есть некая легкость, осознание удовольствия от жизни, разве нет? И жизненный стиль, который вас, по-моему, устраивает. Вы меня заинтриговали.

— В таком случае, миссис Витрье, мы квиты.

— У вас еще остались белые пятна?

— Если я вспомню еще что-нибудь, то с удовольствием вернусь, постою здесь в коридоре и немного с вами побеседую.

— Извините, но это был ваш единственный шанс.

Она улыбнулась и, не говоря ни слова, захлопнула дверь. Я поплелся назад по коридору. Прекрасная попытка, Макги. Ты провернул это дело с шиком. А кроме того, у тебя есть жизненный стиль, который тебя устраивает, хотя в данный момент не особенно.

Что-то здесь не так. Но что? Она оставила меня в коридоре. Она любит уединение и это понятно — слишком много охотников найдется даже на часть ее денег, оставшихся от четырех покойных мужей. Где все слуги? Ну ладно, это один из самых больших отелей в мире и здесь вам окажут сколько угодно самых разнообразных услуг, особенно если снимать такой роскошный номер постоянно. А кроме того, у ее горничной мог быть просто выходной.

Когда я дошел до весьма щекотливой для нее темы, почему она не хлопнула дверью, а стала что-то объяснять? Что ей было терять?

Эх, и почему я только не попытался завалить ей весь этот спектакль, просто-напросто притащив с собой Брюса Банди? Да потому что знал, что она все равно солжет. А откуда же ты это узнал, Макги, скажи, раз ты у нас такой хитрющий, умный и «в достаточной степени сложный» малый? А ниоткуда, разве что чисто интуитивно. Только бы не упустить это ощущение. Майер говорит, что все лежит на поверхности, надо лишь это увидеть и понять.

Ну и что же такого я видел, но не понял? Закрыв глаза, я сосредоточился на комнате у нее за спиной. Ого! Ну-ка, ну-ка, назад. Что-то здесь есть. Так… Угол кофейного столика. Коробочка от конфет. Откуда ты знаешь, что это конфеты? А потому, что там на полу, черт возьми, валялись эти самые штучки. Какие еще штучки? Скомканные кусочки фольги — красные, желтые и синие, в какие обычно заворачивают дорогие конфеты.

Значит, она сластена.

И бросает мусор на пол под кофейный столик?

Может быть, она неряха.

Но разве остальная часть комнаты — та, что тебе удалось разглядеть, — не была настолько аккуратной, что казалась практически стерильной?

И запахи, исходившие от этой женщины: тонкий и вяжущий аромат духов и резкий дух джина. Джин и конфеты? Ну и ну!

Что ж, это большой отель, и здешняя администрация наверняка взяла за правило не давать никакой информации о постояльцах. Но в больших отелях работает многочисленный персонал, среди которого всегда найдутся новые люди, еще не научившиеся как следует держать язык за зубами. А гости так или иначе не могут обойтись без горничных, официантов, коридорных и уборщиц, без прачечной и химчистки, службы ремонта телевизоров и даже выгула собак…