– В дом в приорате Святого Лаврентия, в графстве Эссекс.

– Она не сможет родить ему ребенка! – внезапно страстно выпаливает Мария. – Ребенок точно умрет!

Я ахаю при ее словах, они звучат как проклятие.

– Это не вина короля, что у нас есть только принцесса Мария! – тут же поправляю ее я.

Говорить иное – значит, сомневаться в состоятельности и здоровье короля. Я поворачиваюсь к своей подруге королеве.

– И не ваша вина, – очень тихо добавляю я. – Это, должно быть, Божья воля, Божья воля.

Королева поворачивает голову и смотрит на Марию.

– Почему Бесси, такая молодая и здоровая, не сможет родить ему ребенка?

– Тише, тише, – шепчу я.

Но Мария отвечает:

– Потому что Бог не может быть к вам так жесток!

Катерина крестится и целует распятие, висящее на коралловых четках у нее на поясе.

– По-моему, я пережила куда худшее горе, чем рождение бастарда у малышки Бесси, – говорит она. – И потом, вы не понимаете, что теперь король утратит к ней интерес?

Мои кузены и другие лорды королевства – Томас Говард, старый герцог Норфолк, и его зять, мой мажордом, сэр Томас Болейн – встречаются наедине с королем и папским легатом Уолси и объясняют, что поведение буйных молодых людей при дворе дурно сказывается на всех нас. Генрих, любящий веселье и смех своих товарищей, ничего не хочет слышать против друзей, пока старшие не рассказывают ему, что молодые придворные во время дипломатического визита выставили себя дураками во Франции, прямо перед самим королем Франциском.

Тут они достигают цели. Генрих остается тем же мальчиком, снизу вверх смотревшим на своего брата Артура, стремившимся быть ему ровней, семенившим за ним на толстеньких ножках и кричавшим, что хочет такую же большую лошадь, как у брата. Теперь он видит новое воплощение славного принца во Франциске Французском. Он воспринимает его как образец изящества и стиля, он хочет быть на него похож. У короля Франциска есть небольшой круг друзей и советников, утонченных, остроумных и высокообразованных. Они не разыгрывают друг друга и не шутят, не плутуют за игрой в карты и не напиваются до рвоты. Генрих охвачен честолюбивым желанием сделать свой двор таким же свободным и изысканным, как французский.

В кои-то веки кардинал и советники заодно, они убеждают Генриха, что от миньонов нужно избавиться. Полдюжины отосланы от двора с запретом возвращаться. Бесси Блаунт удалилась рожать, и о ней никто не заговаривает. Некоторым молодым придворным, которые вели себя лучше, включая моего сына Артура и моего наследника Монтегю, разрешено остаться. Двор очищен от дикости, но моя семья, высокородная и воспитанная, сохраняет свое положение. Кардинал даже замечает в разговоре со мной, что рад, что я так часто навещаю принцессу Марию, которая научится видеть во мне образец благопристойности.

– Проводить с ней время нетрудно, – с улыбкой отвечаю я. – Она прелестный ребенок, играть с ней – истинное удовольствие. И я учу ее буквам и чтению.

– Лучшей леди-воспитательницы у нее и быть не могло, – говорит он. – Говорят, она бежит вас встречать, словно вы ее вторая мать.

– Я не могла бы любить ее больше, будь она моей дочерью, – отвечаю я.

Мне приходится остановиться, чтобы не повторять, какая она умница, как сообразительна, как мило танцует и какой у нее чудный голос.

– Что ж, благослови Бог вас обеих, – беззаботно произносит кардинал, чертя толстыми пальцами в воздухе над моей головой крест.

Я покидаю новый, трезвый и умеренный двор и отправляюсь в свой любимый дом, чтобы подготовиться к свадьбе Артура. Брак будет очень хорошим, я не отдала бы Артура, всеобщего любимца, никому, кроме высокородной наследницы. Его женой станет Джейн Люкнор, единственная дочь и наследница рыцаря из Сассекса, хорошей семьи, скопившей изрядное состояние. Она прежде была замужем, и от того брака тоже осталось неплохое состояние. У нее есть дочь, которая живет у опекунов, так что я знаю, что она не бесплодна. А лучше всего для Артура, – при дворе среди друзей короля все готовы при виде упавшей перчатки написать стихи о Красоте и Недосягаемой Добродетели, – то, что она светловолоса, у нее серые глаза, она милая, но не глупа – она не будет писать любовные стихи в ответ. Она достаточно образованна и обучена, чтобы служить королеве. В общем, она – дорогостоящее приобретение, но я думаю, что и нам она послужит.

Король почтил моего кузена, Эдварда Стаффорда, герцога Бекингема, еще одним визитом в Пенсхерст Плейс, и кузен Эдвард умоляет меня приехать, привезти новобрачных и помочь развлекать короля. Для кузена это великий миг, но еще более велик он для моей дочери Урсулы, которая, как я ей и обещала, обнаруживает, что замужество за маленьким Генри Стаффордом приносит выгоду. Она стоит рядом со свекровью, герцогиней Элинор, приветствуя короля и двор, и все говорят мне, что однажды она станет прекрасной герцогиней.

Я ожидаю великолепного зрелища, но меня все равно поражает роскошное гостеприимство кузена. Каждый день устраивают охоту, развлечение и пикник в лесу. Играют маски, однажды проводят бычью травлю, собачьи бои и медвежью травлю, на которой великолепный зверь продержался три часа. Герцог подготовил костюмированные танцы и маскарады, которые так любит король, заказал музыку и представления. В этих сатирических пьесах высмеивается властолюбие Карла Кастильского, который промотал состояние, купив корону императора Священной Римской империи. Наш король Генрих, надеявшийся сам получить этот титул, так смеется, что едва не плачет, когда пьеса обвиняет Карла в алчности и дерзости. Королева слушает, как оскорбляют ее племянника, с терпеливой улыбкой, словно это не имеет к ней никакого отношения.

Иногда мы просыпаемся по утрам под хор, поющий у нас под окнами, в другие дни нас скликают на озеро лодочники, и мы катаемся с музыкантами, а потом устраиваем большую регату. Король побеждает в гонке, прорываясь с боем по воде, его лицо краснеет от натуги, мышцы плеч и груди проступают сквозь тонкое полотно рубашки – точно так же он выигрывает в карты, в теннис, на скачках, в борьбе и, разумеется, на большом турнире, который мой кузен герцог устраивает для развлечения двора и показа ловкости и отваги короля с друзьями. Все придумано для развлечения и увеселения короля, ни мгновения за день не проходит без новых причуд, Генрих наслаждается всем, он побеждает во всех играх, он на голову выше всех мужчин, несомненно, он прекрасен, как статуя принца, со своими кудрявыми волосами, широкой улыбкой и телом юного бога.

– Вы потратили состояние, устроив королю лучший визит в этом году, – замечаю я в разговоре с кузеном. – У вас тут свое королевство.

– Так получилось, у меня есть состояние, – небрежно отвечает он. – И это мое королевство.

– Вам удалось убедить короля, что у вас самый красивый и упорядоченный дом в Англии.

Он улыбается:

– Вы так говорите, словно это не победа. Для меня, для моего дома, для рода. Для вашей дочери, которая все это унаследует.

– Просто король с детства не может восхищаться чем-то, не желая это для себя. Он не склонен к незаинтересованной радости.

Кузен кладет мою руку на сгиб своего локтя и ведет меня мимо теплых песчаниковых стен нижнего сада к мишеням для стрельбы из лука, где слышатся восклицания соревнующихся придворных и аплодисменты при удачном выстреле.

– Вы очень добры, что предупреждаете меня, кузина Маргарет; но мне не нужны предупреждения. Я никогда не забуду, что это король, у чьего отца ничего не было, когда он прибыл в Англию, – почти ничего, кроме одежды, прикрывавшей его бедную спину. Каждый раз, когда он видит землевладельца вроде вас или меня, чьи права восходят к герцогу Вильгельму Нормандскому, а то и к более ранним временам, он ощущает укол зависти, трепет страха, что у него недостаточно владений, что он сам недостаточен. Он рос не как мы, не в семье, знавшей, что ее место – одно из величайших в Англии. Не как мы с вами, рожденные благородными, выращенные по-королевски, не знавшие угрозы в лучших постройках Англии, окна которых выходили на широчайшие поля. Генрих родился сыном претендента, думаю, он постоянно чувствует, как неустойчив этот новый трон.