Королевский визит проходит гладко, король восхищается домом, наслаждается охотой, играет с Монтегю и ездит верхом с Артуром. Королева гуляет со мной, с улыбкой хвалит мой зал приемов, мои личные покои и спальню. Она понимает радость, которую доставляет мне мой дом, и знание, что все другие мои дома мне возвращены. Ее восхищает моя сокровищница и комната счетовода, она понимает, что управление всем этим, моим королевством, – это моя гордость и радость.

– Вы рождены для большого дома, – говорит она. – У вас, должно быть, был замечательный год: вы готовились к свадьбе и устраивали здесь все, как вам хотелось.

Когда двор поедет дальше, они возьмут Артура с собой; королю нравится его общество, и он клянется, что никто не может посостязаться с ним в охоте, как Артур.

– Он хочет сделать меня кавалером при личных покоях, – Артур приходит ко мне в комнату в последнюю свою ночь дома.

– Кем?

– Это новая должность при дворе, король ее вводит. Все его лучшие друзья, как мы сейчас, будут приписаны к личным покоям, как у короля Франции. Генрих хочет делать все, как король Франции. Он хочет с ним посоперничать. Поэтому у нас будут личные покои, и я стану одним из очень, очень немногих кавалеров.

– И каковы будут твои обязанности?

Он смеется.

– Как и сейчас, полагаю. Веселиться.

– И слишком много пить, – подсказываю я.

– Веселиться, и слишком много пить, и ухаживать за дамами.

– И толкать короля по дурной дорожке?

– Увы, леди матушка, король молод и с каждым днем кажется моложе. Он сам может пойти по дурной дорожке, ему не нужны толкатели.

– Артур, мальчик мой, я знаю, что ты не можешь его остановить, но есть молодые дамы, которые были бы счастливы разбить сердце его жене. Если бы ты мог его от них отвести…

Он кивает:

– Я знаю. И знаю, как она вам дорога, и, видит Бог, у Англии не могло быть королевы лучше. Он никогда не сделает ничего неуважительного; он ее по-настоящему любит, просто он…

– Если ты сможешь удержать короля от чего-то, кроме легких удовольствий с женщинами, которые помнят, что придворная любовь – это игра, и играть в нее нужно легко, – ты сослужишь службу королеве и стране.

– Я хочу служить королеве. Но ни Уильям Комптон, ни даже Чарльз Брэндон не могут направлять короля, – лицо Артура светлеет от смеха. – И, матушка, ничто не помешает ему влюбиться. Это смешно! Он – страннейшая смесь похоти и строгости. Увидит хорошенькую девушку, прачку в красильне, и мог бы получить ее за пенни. Но вместо этого ему нужно писать ей стихи и говорить о любви, прежде чем он совершит то, с чем большинство из нас разделалось бы за минуты на лужайке для сушки белья, укрывшись за мокрыми простынями.

– Да, это и тревожит королеву, – говорю я. – Слова любви, а не пенни, не минутное дело.

– Такой у нас король, – пожимает плечами Артур. – Ему не нужно мимолетное удовольствие, ему нужны слова любви.

– От прачки в красильне?

– От кого угодно, – говорит Артур. – Он рыцарь.

Он так это произносит, словно говорит о недуге, и я невольно смеюсь.

Я прощаюсь с двором и не еду с ним. Вместо этого я отправляюсь на несколько недель в Лондон, навестить принцессу Марию, а потом к торговцам шелком, поскольку мне нужно сделать много покупок. Я собираюсь этой осенью выдать замуж свою дочь Урсулу. Я добилась для нее по-настоящему великолепной партии и отпраздную не только ее счастье, но и свой триумф. Она выйдет замуж за Генри Стаффорда, сына и наследника моего кузена Эдварда, герцога Бекингема. Она станет герцогиней и одной из крупнейших землевладелиц в Англии. Нас с кузенами, величайшей герцогской семьей в стране, свяжут новые узы.

– Он дитя, – коротко говорит она, когда я сообщаю ей новости. – Когда он был здесь на Пасху, то играл с Джеффри, как маленький.

– Ему семнадцать, он мужчина, – отвечаю я.

– Мне двадцать! – восклицает она. – Я не хочу замуж за одного из маленьких приятелей Джеффри. Матушка, как можно? Как я могу выйти за товарища младшего брата по играм? Я буду глупо выглядеть.

– Ты будешь выглядеть наследницей, – отвечаю я. – А потом, со временем, герцогиней. В этом ты найдешь возмещение за все, что можешь чувствовать сейчас.

Она качает головой; но она знает, что у нее нет выбора, и мы обе знаем, что я права.

– А где мы будем жить? – дуется она. – Потому что я не хочу жить здесь, с Джеффри, и смотреть, как они вдвоем каждое утро убегают играть.

– Он молод. Он перерастет игры, – терпеливо говорю я. – Но в любом случае ты будешь жить с герцогом, его отцом, он привезет тебя ко двору, и вы поселитесь в покоях Бекингемов. Мы с тобой будем видеться там, и ты продолжишь служить королеве, когда будешь при дворе. Но заходить в обеденную залу будешь прямо следом за ней. Твое положение будет выше, чем почти у всех женщин, кроме принцесс крови.

Я вижу, как от этой мысли смягчается ее лицо, и прячу улыбку.

– Да, подумай об этом! Твой титул будет выше моего. Ты будешь идти впереди меня.

– Правда?

– Да. А когда ты не будешь состоять при дворе, то станешь жить в одном из домов Его Светлости.

– Где? – спрашивает она.

Я смеюсь.

– Я не знаю, в каком. В любом из двенадцати его замков, надо полагать. Я хорошо тебя обеспечила, Урсула, исключительно хорошо. Ты станешь богатой молодой женщиной в день свадьбы, даже до смерти свекра, а когда его не станет, твой муж унаследует все.

Она колеблется.

– Но разве герцог еще состоит при короле? Я думала, Артур сказал, что теперь советы королю всегда дает папский легат, а не лорды.

– Герцог Бекингем появится при дворе, – заверяю ее я. – Ни один король не может править без поддержки знатных лордов, даже если Томас Уолси делает всю работу. Король это знает, и его отец это знал. Король никогда не поссорится со знатными лордами, так можно расколоть страну. У герцога такие обширные земли, и под его началом столько людей, верных ему, что никто не сможет править Англией без него. Конечно же, он поедет ко двору как один из величайших лордов в стране, и тебя будут всюду уважать, как его дочь и следующую герцогиню Бекингемскую.

Урсула неглупа. Она закроет глаза на ребячество своего молодого мужа ради богатств и положения, которые он может ей принести. И она понимает кое-что еще.

– Семейство Стаффордов происходит по прямой линии от Эдуарда III, – замечает она. – Они королевской крови.

– Не менее, чем мы, – соглашаюсь я.

– Если у меня будет сын, он будет Плантагенетом по обеим линиям, – отмечает она. – Королевской крови с обеих сторон.

Я пожимаю плечами.

– Ты из старой английской королевской семьи, – говорю я. – Этого ничто не изменит. Твой сын унаследует королевскую кровь. Этого не изменит ничто. Но на троне Тюдоры, королева ждет ребенка, и если у нее родится мальчик, он станет принцем Тюдоров – и этого тоже ничто не изменит.

Я не возражаю против того, чтобы улучшить свое положение возвышением дочери, которая однажды станет герцогиней, потому что впервые на мгновение начинаю сомневаться в своем собственном положении при дворе. С тех самых пор, как король взошел на престол, он только и делал, что отмечал меня милостью; возвышал меня, возвращал земли моей семьи, даровал мне величайшие титулы, следил, чтобы у меня при дворе были лучшие покои, доверял мне воспитание и образование принцессы. Он не мог бы сделать больше, чтобы показать всему миру, что я – обласканная милостью королевская родственница. Я – одна из богатейших землевладелиц в стране, я – точно богатейшая женщина, у меня единственной собственный титул, и мои земли принадлежат мне по собственному праву.

Но на меня пала какая-то тень, хотя я не понимаю почему. Король меньше улыбается, он не так рад нас видеть – меня и мою большую семью. Артур по-прежнему у него в любимцах, Монтегю все еще входит в ближний круг, но все старшие кузены – герцог Бекингем, Джордж Невилл, Эдвард Невилл – понемногу вытесняются из королевских личных покоев, чтобы присоединиться к менее желанным гостям в зале аудиенций.