Но этим врагов было не остановить. Топор Неоптолема прорубил ворота, и греки ворвались в здание. Эней спустился с крыши, чтобы сражаться во дворце. Но, не добежав до входа, где сейчас шёл бой, он вдруг столкнулся с Еленой. Та стояла, сжимая в руках короткий меч, и смотрела бессмысленным и потерянным взглядом. На губах её дрожала глупая, неуместная улыбка.

   "Зараза! - подумал Эней. - Добилась своего и радуешься! Теперь победительницей в Спарту уедешь! Не бывать этому!"

   Он замахнулся мечом на растерявшуюся царевну, но убить её не дал раздавшийся за спиной грохот и крик: "А ну, не смей!"

   Эней обернулся. Из темноты коридора к нему со скрежетом и лязгом, раскорячившись, приближалось какое-то странное существо. Это была Афродита, обвешанная со всех сторон фрагментами доспехов, подушками и какими-то металлическими посудинами. Помня предупреждение Зевса и собственный неудачный боевой опыт, она решила обезопаситься. Конечно, ей ничего не стоило заранее попросить мужа Гефеста сковать ей подходящие доспехи, но легкомысленная богиня не вспомнила об этом своевременно, а когда вспомнила, было уже поздно, и она схватила и как смогла привязала к себе всё, что попалось под руку. Теперь это звенело, отваливалось и не давало нормально двигаться. При других обстоятельствах такое зрелище показалось бы смешным, но сейчас всем было не до смеха.

   "А ну, брось! - прикрикнула Афродита. - Другого времени для женщин не нашёл?! Где Анхиз?! Спасай Анхиза!"

   Только тут Эней вспомнил, что оставил дома жену, маленького сына и старого отца. Ужасная мысль сразу заставила забыть и об Елене, и о долге, и о гибнущей Трое. Сейчас его волновала только судьба родных, опрометчиво брошенных им в минуту опасности. Ничего не говоря, он вложил в ножны меч и кинулся к потайному ходу. А Афродита, сердито посмотрела на Елену, бросила на ходу: "Брысь отсюда! Не смей приставать к моему сыну! К мужу пошла!" и, насколько позволяли самодельные доспехи, побежала за Энеем.

   "К какому мужу?!" - прошипела ей вслед Елена.

   Ответом на этот вопрос перед ней появился Деифоб - тяжело дышащий, забрызганный кровью, с окровавленным копьём в руке.

   -- Дорогая! С тобой всё в порядке? - спросил он. - Я так за тебя испугался!

   -- Всё хорошо, - буркнула в ответ Елена.

   Топот ног и звон оружия прервали их разговор. Во дворец через потайной ход ворвались Одиссей, Менелай и бойцы их отрядов. Обеспечив безопасность Антенора, они поспешили ко дворцу Приама, куда Одиссей знал секретный путь.

   Деифоб, выставив перед собой копьё, бросился навстречу врагам, но, сделав первый шаг, упал, соскользнув с оставшегося в руке Елены короткого меча.

   Царевна с милой улыбкой оглядела вошедших греков. Даже Одиссею, единственному здесь, кто знал, что эта улыбка - результат действия египетской травки, стало не по себе от весёлого взгляда женщины, только что убившей того, кто считал себя её мужем.

   "Здравствуй, Менелай! - сказала Елена. - Что же ты не приходил так долго? Как я тебя ждала!"

   "Убей её! - закричал Одиссей. - Ведь она..."

   Менелай резко развернулся, наставив на Одиссея копьё.

   "Одиссейчик! Ты хочешь что-то рассказать обо мне Менелаю? - игриво подмигивая, спросила Елена. - Подожди, давай расскажем это вместе!"

   Одиссей мгновенно остыл, подумав, что рассказ про то, как у него, хитроумнейшего из смертных, женщина обманом выведала все военные тайны, вряд ли прибавит ему славы.

   "Прости, Менелай, я погорячился", - сказал он, опуская оружие.

   А встретившиеся после долгих лет разлуки супруги нежно обнялись. "Увези меня отсюда, - прошептала Елена. - Поедем далеко-далеко. Поедем в Египет. Там все жители доктора и знают всё про любую травку. Какие там рынки! Какие ткани! Какие там обелиски!" Елена инстинктивно провела в воздухе рукой, мысленно гладя невидимый египетский обелиск.

   Постаревший за время войны Менелай, с любовью смотрел на нисколько не изменившуюся, прекрасную как прежде дочку Зевса, свою жену Елену. Он уже простил ей всё, что было, и всё, что ещё будет. Его поседевшие русые кудри коснулись её шелковистых волос, весь он растворился во взгляде её умных зелёных глаз и в сладости её долгого и мучительно прекрасного как жизнь богов поцелуя.

   Эней со всех ног бежал по залитым кровью улицам обратно, к своему дому, а за ним, нелепо подпрыгивая и звеня, бежала его мать Афродита. Сейчас она больше беспокоилась не об Энее, которого хранили боги, а об его отце, её давнем друге Анхизе, которого Зевс никому не приказывал охранять, и которого из всех богов защитить теперь могла только она одна.

   К счастью, они успели. Греки, стремившиеся ко дворцу, ещё не добрались до скромного домика на окраине города. Эней, не помня себя от волнения, вбежал в комнату отца. Там он застал свою жену Креусу с сыном Юлом. Они стояли у постели Анхиза, не зная, что им делать, как спасаться, где Эней, и что с ним случилось.

   -- Анхиз! - закричала Афродита, вбегая вслед за Энеем. - Анхиз... - тихо повторила она, глядя на немощного беззубого старика, лежащего на постели.

   -- Афродита! - с трудом двигая языком, промямлил он. - Ты совсем не изменилась.

   Богиня замерла, не в силах поверить, что эта беспомощная развалина, доживающее последние дни подобие человека - тот самый красавец пастух, ради которого она когда-то, совсем недавно, забыв о божественном достоинстве, не устыдившись ни людей, ни Олимпа, с головой бросилась в любовную авантюру, следствием которой стал её любимый сын Эней.

   -- Анхиз, - сквозь слёзы прошептала она, - тут опасно, тебе нельзя здесь оставаться, ты должен бежать.

   -- Я, Фросенька, больше не бегаю, - слабо улыбнувшись, прошамкал Анхиз. - Бегите сами. Мне уже всё равно недолго осталось.

   Глядя на своего старого друга, Афродита понимала, что так оно и есть. Ему действительно осталось недолго, и, даже если удастся его спасти, это продлит ему жизнь лишь самую малость. Но если это и должно случиться, пусть это произойдёт потом, не сейчас, не у неё на глазах.

   -- Эней! - истерично завизжала богиня. - Что встал?! Спасай Анхиза!

   Эней поспешно поднял отца с постели, взвалил его себе на плечи и выбежал на улицу. Креуса и Юл бросились за ним.

   Навстречу им уже бежали греки. "Это же Эней!" - закричал кто-то. "Эней!" - подхватили остальные. Смерть самого ненавистного после Гектора и Париса троянца должна была стать достойной наградой для случайно натолкнувшегося на него греческого отряда. Эней, на плечах которого висел отец, был совершенно беззащитен перед десятками врагов. Афродита не сумела скрыть его от чужих взоров - волнение и мешавшие импровизированные доспехи не дали ей этого сделать.

   Вдруг между Энеем и греками в торжественной позе возникла Афина. "Греки! Друзья мои и боевые товарищи! Посмотрите на этого мужественного героя! В минуту смертельной опасности он думает не о своём спасении, а о старом и дряхлом отце. Это ли не яркий пример благочестия и сыновней любви, которому все мы должны следовать? Склоним же оружие и дадим дорогу тому, кто стал для нас воплощением добродетели среди всеобщего кошмара и кровопролития!" - хотела сказать она, но успела сказать только: "Ой!" Греки оттеснили её в сторону, сбили с ног и побежали дальше. "Греки, вы что, не узнали меня? Я же Афина, я за вас!" - бормотала богиня войны, отползая к стене, чтобы не быть затоптанной. Ни её блестящие новые доспехи, ни белоснежная эгида, ни сама её олимпийская божественность не удержали потерявших человеческий облик, озверевших от убийства, насилия и грабежа мародёров.

   Но на пути их встала стеной богиня любви. Это была не нежная красавица, какой её обычно изображали скульпторы. Мало кому доводилось видеть Афродиту в гневе - с пылающим взглядом и вздыбленными волосами.