В это время над полем боя пролетел орёл, несущий в когтях змею. Как раз когда он пролетал над троянцами, змея извернулась и укусила орла. Тот громко закричал и выронил её.
-- Это плохой знак, - сказал Полидамас Гектору. - Так и мы не сможем удержать свою жертву. Надо остановиться.
-- Лучше ничего не придумал? - грозно ответил командир. - Ты или трус, или дурак, если такое предлагаешь. Мне сам Зевс победу даёт, а ты на каких-то птиц смотришь. В гробу я видел и всех птиц, и все приметы. Лучшая примета - сражаться за родину. Ты не примет, а меня бойся. Ещё раз такие разговоры услышу, и тебе точно уже не придётся ни с кем воевать.
Зевс, следящий за боем с вершины Иды, удовлетворённо кивнул. Для очистки совести он должен был предупредить троянцев, что дарованное им сегодня военное счастье не будет вечным, но при этом он заранее знал, что Гектор это знамение проигнорирует. Ну что ж, теперь он, значит, сам виноват, а осуществлению плана Зевса ничто не мешает.
Завязалась битва за стену. Троянцы пытались её разрушить, греки её яростно защищали.
Подняв с земли огромный валун, Гектор с размаху выбил ворота, открыв своим воинам путь в лагерь и к кораблям. Стена, ещё вчера казавшаяся грекам надёжной защитой, сдерживала врагов совсем не долго.
Наблюдавший за этим со склона Олимпа Посейдон стукнул себя кулаком по лбу и в отчаянии закричал: "А я-то, дурак, с Гермесом поспорил на гекатомбу, что греки сегодня победят! Что же теперь будет?!"
"Ничего не будет, - равнодушно ответила Гера. - Не видать тебе гекатомбы".
"Вот беда-то! Вот горе-то! - запричитал Посейдон, обхватив голову руками. - Никогда больше с Гермесом ни о чём спорить не буду. Знал ведь, что облапошит. Такой прохиндей!"
Зевс, убедившись в неотвратимости победы троянцев, отвёл взгляд от Трои и осмотрел окрестности Геллеспонта и Чёрного моря.
Как раз в это время на живописный берег лесной речки вышла молоденькая нимфа, чтобы набрать воды. Она наклонилась, поправила чудные русые волосы, любуясь на себя в гладкой как зеркало воде, зачерпнула кувшином, отставила его, распрямилась, томно потянулась.
Громовержец эту нимфу никогда раньше не видел. Он даже привстал, чтобы рассмотреть её получше.
Посейдон ткнул Геру локтём, сказал: "Зевс отвлёкся. Прикрой меня, сестрица, в случае чего" и стремительно бросился на помощь отступающим грекам.
"Конечно, брат, прикрою", - рассеянно пробормотала Гера.
А Посейдон в три прыжка добрался до своего подводного дворца, быстро запряг колесницу и поскакал к греческому лагерю. Море расступилось перед ним. Кони, выскочив на поверхность, поднимая копытами снопы брызг, мчались по волнам, пугая рыб и проплывавших мимо китов. Дельфины прыгали вокруг, образуя как бы почётный эскорт морского бога.
Оставив колесницу в пещере на островке недалеко от Трои, Посейдон переместился в гущу греческих воинов. Он всё ещё опасался, что Зевс его заметит, потому для маскировки принял образ Калханта. Он это сделал потому, что настоящий Калхант точно среди защитников лагеря не появится, а будет в течение всего боя прятаться у себя в палатке и молить богов, чтобы они защитили его священную персону, так что недоразумений и комических сцен с двойниками возникнуть не должно.
Оказавшись рядом с двумя Аяксами, он вскричал громовым голосом: "Парни! Бейте Гектора! Этот псих тут из всех самый опасный!" Сказал и, взмыв вверх, перенёсся на другой конец битвы.
Первым пришёл в себя Аякс малый.
-- Знаешь, Аякс, - сказал он, почесав затылок под шлемом, - а ведь это был не Калхант. Твоим щитом клянусь. Это был какой-то бог. Я богов за сто шагов чую.
-- Точно, Аякс, - ответил ему Аякс большой. - Пойдём, что ли, Гектора бить.
А Посейдон носился от одного командира к другому, произнося всё более пламенные речи, всё больше поднимая боевой дух воинов. И вот уже растерявшиеся и смешавшиеся толпы греков выстраивались вокруг Аяксов, тесно смыкая ряды, готовясь отразить натиск троянцев и отбить их от кораблей за стену, а, может быть, и дальше, до самого города.
Ровный ряд щитов, из-за которых торчали копья, встретил троянцев, ворвавшихся в лагерь. Живая стена представлялась мощнее и опасней той стены, которую только что удалось преодолеть нападавшим.
Гектор налетел на греческую фалангу, но был отброшен назад встретившими его остриями копей и отступил, призывая воинов прорвать строй врагов. Первым призыв услышал его брат Деифоб. Прикрываясь щитом, он ринулся вперёд, но тут же в его щит с силой ударило копьё критского героя Мериона. Щит оно, правда, не пробило, сломавшись, но воткнулось крепко и остудило пыл Деифоба. А Мерион, выругался и пошёл за другим копьём.
Подходя к палаткам критян, он увидел своего командира - критского царя Идоменея, который стоял навытяжку перед разъярённым Калхантом. Обычно безобидный и трусоватый предсказатель метал громы и молнии, размахивал огромным трезубцем и орал: "По тылам шляешься, сукин сын, за спинами товарищей прячешься, когда все с троянцами воюют! Под трибунал у меня пойдёшь! Другой бы у меня уже каракатиц кормил - тебе дам шанс оправдаться. Чтоб сейчас у меня в строй встал, селёдкин хвост! Лично прослежу!"
Идоменей, который ненадолго отлучился из боя, чтобы проводить раненного товарища, смотрел на бешеного жреца, побледнев и даже не пытаясь ничего возразить, только беззвучно шевелил губами. Когда Калхант повернулся к нему спиной и растворился в воздухе, проштрафившийся царь шумно выдохнул и молнией рванулся к сражающимся грекам, но, не пробежав и трёх шагов, столкнулся с Мерионом.
-- Что по тылам шляешься?! - рявкнул Идоменей. - А ну быстро встал в строй - лично прослежу!
-- Ты чего, Девкалионыч? - спокойно ответил Мерион. - Я за копьём пришёл. Своё я сломал о Деифоба. Крепкий троянец попался.
-- Вон, возьми, у моей палатки стоят, - уже спокойнее сказал Идоменей, и вдруг с жаром выпалил, обращаясь то ли к Мериону, то ли к другому, невидимому собеседнику: Хоть одно бери, хоть двадцать, можешь ещё щитов набрать или шлемов, или доспехов - у меня их сколько угодно, и все мной в бою взяты, у врагов. Я в жизни никогда ни за чьими спинами не прятался. Я и сейчас в бой иду, а не в палатке прохлаждаться.
-- Так ведь и у меня самого всего этого навалом, - ответил Мерион. - Я ведь, чай, тоже не из последних бойцов - уж ты-то знаешь. Только мне до своей палатки дальше идти, так что я у тебя копьё возьму.
-- Знаю. С таким как ты и в разведку пойти можно. Ты хороший боец, это уже по твоему лицу видно и по осанке, когда ты в бой идёшь. У иного вояки цвет лица каждую секунду меняется, и поза каждую секунду другая: то присядет, то согнётся, то наклонится. Дрожит весь, смерти ждёт. Ты в сражении спокойный, видно, что боя ждёшь, а не смерти. А если и убьют тебя, то явно не в спину. Ладно, пойдём что ли, пока опять какой-нибудь идиот не разорался.
В это время Нестор в своей палатке занимал беседой раненого Махаона.
"Что ж они так голосят? - сказал Нестор, отставляя кубок. - Они там, за стеной, такой ор подняли, что даже здесь слышно. Схожу, посмотрю, что там делается. А ты, Махаон Асклепиевич, отдохни пока, ванну прими, силы восстанавливай".
Сказав это, он вышел на улицу, собираясь подняться на стену и осмотреть поле боя. Но никуда идти не пришлось. Бегущих греков он увидел сразу, а бой шёл уже не за стеной, а в самом лагере. Троянцы рвались к стоящим на берегу кораблям.
Первой мыслью старика была: броситься в битву и повести за собой перепугавшихся греков, но Нестор сразу вспомнил, что он уже не в том возрасте, и вместо этого пошёл к палатке Агамемнона.
Там он застал уже собравшихся раненых командиров: Агамемнона, Диомеда и Одиссея.
-- Нам, чтобы построить стену, потребовалось больше времени, чем троянцам, чтобы её прорвать, - как раз говорил Агамемнон. - Похоже, не один Ахилл на меня теперь обижается, а всё наше войско. Воевать уже никто не хочет. И Зевс на сторону врагов переметнулся. Вот и верь после этого его снам и знамениям - орлам всяким, летающим по правую руку. Верить в наше время можно только Гектору, он своё слово, в отличие от Зевса, держит: обещал нас разгромить и разгромил. Но это всё дело прошлое, не о том сейчас надо думать. Те корабли, что ближе к берегу стоят, надо уже сейчас начинать спускать на воду. Ночью, надеюсь, троянцы бой прекратят, и мы тогда спустим остальные. Если сейчас начнём, то к утру сможем уже уплыть.