Через мгновение пальцы его разжались, тело обмякло, повалилось всей тяжестью на демона. Покинутая душой, опустошенная, лишенная до последней капли жизненных сил — оболочка превратилась в тлен. Только корона, звякнув, упала на пол. Поверженный враг рассыпался прахом по коленям, испачкав одежду, прилипнув к дорожкам густых слез на щеках. Изо рта демона пролилась струйка серого пепла, он закашлялся, выпуская из легких облако пыли.
— Старый идиот! — прохрипел Иризар.
Он с трудом сдерживал тошноту — едва успел справиться с кандалами. Освободившись, буквально выпал из пыточного кресла на пол, скорчился. Отравленная душа аббата была ядом хуже, чем то дурманящее зелье, что вылилось с черными слезами. Его выворачивало наизнанку, из горла выхлестывалась нестерпимая горечь, почти смола, вязкая, душащая.
Но несмотря на ядовитый вкус, это всё же была душа. И понемногу, через отвращение, но демон усваивал новую, влившуюся в него силу.
— Тоже решил поживиться монахами? — сыто икнув, спросила Сильг. — Вижу, тебе попался самый невкусный.
Иризар не услышал, как дракониха вышибла двери. Она ввалилась в подземелье, натужно отпыхиваясь, переваливаясь с лапы на лапу, неся набитое человечиной брюхо.
— Убью!.. — хрипло пообещал демон, вытирая подбородок рукой. Всё равно весь в чертовом зелье и прахе.
— А что? — оскалилась в сытой улыбке Сильг. — Я ничего и не видела! Ну, подумаешь, малость не повезло, гадость проглотил — с кем не бывает?
Она с любопытством подняла с пола одну корону, отряхнула от праха. Осторожно поддела коготком вторую с волос демона, принялась задумчиво сравнивать.
— Я тоже вот не сдержалась. Когда меня сюда монахи притащили в сетях, я так была зла! Так зла!.. Ну и разговелась. Монахи же такие жирненькие, мягонькие, дебелые, совсем не жилистые, не костлявые — не то что крестьяне...
От ее слов демона скрутило с новой силой.
— Пожалуй, — заметила Сильг, — прежде чем пойдем освобождать Дакса с Дэв-ханом, а заодно короля с герцогиней, тебе стоит заглянуть к святому источнику и хорошенько отмыться.
***
Ведьма отошла к окну. Пусть влюбленные вдоволь наговорятся, ее же это никоим образом не касается. Только их многозначительные взгляды были выразительнее, чем любые слова. Даже как-то совестно оставаться в комнате. Но ведь она не подглядывает, а присматривает! Не такое сейчас время, чтобы проявлять излишнюю деликатность...
Морок над домом благодаря пожертвованным бусинам от зонта держался крепко, за это ведьма могла не волноваться. Правда, лекарское колдовство и поддержание защитных чар потребовало от нее много сил — и даже вид бродивших под окнами чудовищ не мог испортить ей аппетит. Впрочем, похоже, что от переживаний кот принцессы тоже зверски проголодался, он с удовольствием составил ведьме компанию.
Гортензия не заметила, как стемнело. Город окутали густые сумерки. Молнии сверкали теперь гораздо реже, на долю секунды освещая всё вокруг белым неживым светом. Гортензия понятия не имела, сколько сейчас времени. Возможно, уже настал вечер. Или же солнечный свет проглотила расползшаяся на всё небо воронка.
Жуя хлеб с ломтиком вяленого мяса, Гортензия с отвращением наблюдала за одним из зверообразных демонов, который задержался перед домом. В сумерках он казался порождением кошмара — однако не торопился исчезать, сколько не моргай. Он припадал к земле, принюхиваясь к чему-то, точно напал на след. По спине ведьмы пробежали колючие мурашки — тварь крутилась ровно под их окнами. Даже в полумраке с высоты второго этажа она отчетливо видела клочковатую шкуру, шипастый гребень вдоль хребта, косматый загривок, кривые лапы со скрюченными когтистыми пальцами. Он тщательно обшарил узкое пространство между домами, Гортензия проследила, как медленно скрылся за углом его усаженный рогами хвост. А через некоторое время тот же демон показался из-за другого угла, обойдя дом вокруг. Гортензия усмехнулась этому жутковатому упрямству, доказывавшему, что морок, наложенный ею, работает исправно. Интересно всё же, как надолго его хватит?
Если бы она владела заклинанием перемещения, было бы проще простого убраться отсюда. Она открыла бы портал — и вывела бы всех в безопасное место, подальше от мертвецов и гнетущей воронки в небесах. Однако Гортензия тщетно пыталась вспомнить, какие чары творили ее коллеги по Гильдии, когда она заказала перенести свои вещи из столицы в дом звездочета. Кажется, как давно это уже было. Если бы тогда она знала, что однажды эти знания окажутся жизненно важными... Даже если бы ее сил хватило на то, чтобы переслать листок с письмом — это могло бы спасти и их, и королевство. Если бы принцесса написала письмо к княжне Беатрикс — та не отказала бы в помощи. Отряд военных мастеров в разоренной столице им бы ох как не помешал...
По мостовой процокали лошадиные подковы. В просвете между домами Гортензия высмотрела всадника — конь под седоком не мог быть живым с распоротой на боку шкурой и торчащими ребрами, с порванной пастью. Но он шел — и нес на себе мертвеца. Покрытые болотной тиной лохмотья заменяли одежду, сизо-бурая кожа лоскутами висела на взбухших, полугнилых мышцах. У Гортензии сердце пропустила удар при взгляде на почерневшее лицо без щек, губ и век, белесые яблоки слепых глаз вращались в провалившихся глазницах, длинные, лишенные десен зубы скалились в ухмылке.
Перед всадником бежал, припадая на одну ногу, человек, Гортензия не сразу его заметила в сумраке. Ведьма ахнула — но несчастному помочь уж было невозможно. Несмотря на кажущуюся слепоту, кошмарный всадник не отставал. Неспешно нагнал свою жертву, заставил коня встать на дыбы — и обрушившиеся копыта размозжили череп. Безгубый рот, шевеля распухшим языком, пробулькал заклятье призыва — и с оглушительным треском от небесной воронки до убитого протянулась сверкающая стрела молнии. Тело на булыжниках дернулось. И началось превращение жертвы в демона...
Гортензия отшатнулась от окна.
Возможно, всё случившееся и не было всецело виной чернокнижника, кто знает. Но одно то, что он участвовал в этом кошмаре, заставляло ведьму по-другому на него смотреть. Кто бы мог подумать, что у этого мальчишки столько ужасных тайн?.. Только что его обвинять — похоже, граф сам себя ненавидит за случившееся. Гортензии оставалась надеяться, что ее труды не пропадут даром и мальчишка не захочет покончить с собой, кинувшись снова в неравную схватку с первым же попавшимся чудовищем.
— Я не достоин твоей заботы и твоей любви, — повторил Гилберт тихо.
— Ну что такое ты говоришь? — спросила Адель нежно, ласково прикоснувшись к щеке, заставила повернуть к ней голову.
— Ты же ничего не знаешь, — с горечью произнес он.
— Я знаю, что люблю тебя, — улыбнулась принцесса. — И знаю, что ты любишь меня. Этого мне достаточно.
Он накрыл ее мягкую ладонь своей рукой, прижал, поцеловал в нежную кожу запястья.
— Но ты не знаешь, я обманывал тебя, — признался он. — Я обманывал и лгал тебе всё это время. Ведь я с самого начала знал, что твоего брата убили. И молчал...
Адель высвободила руку:
— Что... Что это значит? — пролепетала она, не смея поверить услышанному. — Не шути так.
Гилберт потянулся, хотел погладить ее по волосам, забавно выбившейся прядке — но не позволил себе прикоснуться к ней, рука безвольно упала. Он сжался, скривившись от накатившей волны боли.
— Я знал, что Лорена собираются убить... Мне всё было известно... Но я ничего не сделал, чтобы его защитить. Просто позволил этому случиться. Я мог бы его спасти — и не спас...
— Но зачем? Но кто это сделал?! — в смятении воскликнула принцесса.
— Его убили ради меня... — словно не слыша ее слов, негромко продолжал он. — Избавились от него, чтобы расчистить мне дорогу к престолу. С твоей помощью, обвенчавшись с тобой, я должен был получить власть над королевством. Лорен же стоял у меня на пути...
