Урарты славились своей металлургией и искусством обработки металла, особенно бронзы; высказывалось предположение, что урартские металлурги проникали на территорию Италии — в Этрурию 25. Однако в металлургии урарты продолжали древние традиции других народов Западного Ирана. Урартское оружие и боевое снаряжение были, очевидно, хорошо известны народам древнего мира — находки великолепных по качеству шлемов и мечей свидетельствуют о высокой технике добычи рудных ископаемых, которыми столь богаты горы Армении. По степени воздействия на соседние народы и страны Урартское царство не может сравниться с Ассирией, однако влияние его на мидян (и персов) не только возможно, но и весьма вероятно.
Главным богом урартов, как уже упоминалось, был Халди; известны и многие другие боги — в надписи, обнаруженной близ озера Ван, перечислены имена 63 богов и 15 богинь, а также указано количество быков, овец и коров, принесенных в жертву каждому божеству. Изображениям богов придавались человеческие черты, и они могли различаться особыми символами — так, солнечный диск ассирийских богов Ашура и Шамаша мы находим и в Урарту как символ Шивини, урартского бога солнца. В религиозных верованиях урартов нельзя обнаружить прототипов более поздних иранских религий. Иначе, по-видимому, обстоит дело с письменностью, особенно с жанром царских надписей.
Старейшая надпись на урартском языке относится к концу IX в. до н. э. До этого времени все известные надписи — ассирийские, из чего можно заключить, что урарты заимствовали клинопись у ассирийцев в IX в. В более раннее время существовала иероглифическая письменность, известная по немногим образцам, однако она не получила широкого распространения 26. Стиль урартских надписей однообразен и лаконичен и напоминает ассирийские надписи (прежде всего старые, до Саргона), хотя нельзя исключить возможности воздействия традиций хеттской или хурритской канцелярий. Если обратиться к проблеме урартского влияния на стиль древнеперсидских надписей, то можно прежде всего отметить сходство между часто повторяющейся в урартском фразой «в честь бога Халди я совершил эти деяния в течение одного года» и заявлением Дария в его Бехистунской надписи (IV, 59—60): «то, что я сделал, я сделал в течение одного и того же года с помощью Ахура Мазды». Вопрос о заимствованиях стилистических моделей весьма труден и запутан, хотя возможность таких заимствований исключать нельзя.
Notes:
{См. о касситах: J. A. Brinkman, A Political History of Post-Kassile Babylonia, Roma, 1968, стр. 247—259].
ЦСм. подробно о халдеях и арамеях: J. А. Вгinkmап, A Political 88 History, стр. 260—285.]
G. Cameron, Histoire de l’lran antique, Paris, 1937, стр. 40. [Ср.: W. H i n z, Das Reich Elam, Stuttgart, 1964, стр. 90—91; E. Herzfeld, The Persian Empire, стр. 259—274; Ю. Б. Юсифов, Элам. Социально-экономическая история, М., 1968, стр. 176—197.]
{См. подробно: W. Нinz, Das Reich Elam, стр. 115—133.]
3. И. Ямпольский высказал предположение, что в имени гутиев представлено то же этническое название, которое позднее известно в форме «утии» (или «уды», «удины»); последнее, согласно Ямпольскому, могло быть самоназванием кавказских албанов. Эта гипотеза остается недоказанной, см.: И. М. Дьяконов, История Мидии, стр. 110.
Предметы луристанской бронзы издавались многократно, так что в этой книге я ограничился лишь немногими их фотографиями.
Е. Н. Minns, The Art of the Northern Nomads, London, 1942, стр. 25; R. Ghirshman, Iran, London, 1954, стр. 105.
A. Godard, Les bronzes du Luristan,—«Orientalia Romana», Roma, 1958, стр. 51—72.
R. Ghirshman, Iran, там же.
Е. Herzfeld, Archaeological History of Iran, London, 1935, стр. 2.
[Гипотеза Э. Херцфельда о родственных связях между эламитами и касситами, подробно изложенная в его книге «The Persian Empire», стр. 191—200, должна быть оставлена в- свете данных, приведенных в исследовании К- Balkan, Kassitenstudien. I: Die Sprache der Kassiten, New Haven, 1954.]
Ср.: И. М. Дьяконов, История Мидии, сто. 281—282, прим. 4.
Раннюю дату защищает Годар (A. Godard, Le tresor de Ziwiye, Haarlem, 1950, стр. 12). Более вероятно относить клад к периоду около 625 г. до н. э., когда пал Саккыз, столица скифов, владевших этим районом в 653—625 гг. Неубедительно предположение Годара о том, что в названии Саккыз отразилось имя саков (скифов) — город Саккыз обязан своим названием реке, а не какому-либо народу. Ср.: R. Ghirshman, Notes iraniennes, IV—«Artibus Asiae», vol. XIII, 1950, стр. 201.
См.: Г. А. Меликишвили, Некоторые вопросы истории маннейско- го царства,—ВДИ, 1949, № 1, стр. 57.
Г. А. Меликишвили, Наири — Урарту, Тбилиси, 1954, стр. 19.
И. М. Дьяконов, Последние годы Урартского государства,—ВДИ, 1951, № 2, стр. 32—34.
Б. Б. Пиотровский, Ванское царство, М., 1959, стр. 116, 241. {Можно полагать, что Урарту сумело оправиться после поражения 714 г. На севере урартийцы даже добились некоторого расширения своих владений. Показательно и возобновление строительной деятельности урартских царей.На VII в. приходится основание Тейшебаини (Кармир-блур). Недавно открытые надписи Аргишти II (714-685-680 гг.) из области между Урмией и Каспийским морем свидетельствуют об урартских завоеваниях далеко на востоке.]
Там же, стр. 124.
Г. А. Капанцян, Историко-лингвистические работы, Ереван, 1956, стр. 1—259.
Б. Б. Пиотровский, Ванское царство, стр. 129.
(См. об этом подробно: И. М. Дьяконов, Предыстория армянского народа, Ереван, 1968.]
Б. Б. Пиотровский, Кармир-Блур I. Результаты раскопок 1939—1949 гг., Ереван, 1950 (Академия наук Армянской ССР. Археологические раскопки Армении, № 1), стр. 77, рис. 48.
См.: R. Ghirshman, Iran, стр. 123.
К. Л. Оганесян, Кармир-Блур IV, Ереван, 1955, стр. 7—8, 107. В этой работе можно найти характеристику основных особенностей архитектуры Урарту.
Н. Frankfort, The Art and Architecture of the Ancient Orient, London, 1958, стр. 189.
Г. А. Меликишвили, Урартские клинообразные надписи, 2-е изд., М., 1960, стр 33.
Неожиданно появившиеся правители
Иранцы сравнительно поздно появились на Ближнем Востоке, и мы должны попытаться проследить пути их движения. Поскольку иранцами можно считать лишь тех, кто говорил на иранских языках, необходимо обратиться к письменным источникам и поискать в них следы пребывания иранцев в каждой конкретной области в раннеисторическую эпоху. Предметы материальной культуры, обнаруженные археологами, как правило, очень трудно связать со строго определенной этнической или лингвистической средой. Это обусловлено многими причинами, в том числе такими, как переживание древних традиций и пределы воображения и изобретательности человеческого мозга. Специалист по истории искусства может установить наличие общности в тематике орнамента на доисторических сосудах из Персеполя, Тепе-Гияна, Сиалка и других мест, однако «преобладание орнаментального элемента над сюжетным», выдвигаемое в качестве критерия специфически иранского стиля, можно проследить на протяжении всей истории Персии, что далеко не облегчает задачу исследователя 1. И все же, несмотря на то что при изложении событий раннего периода мы не всегда ощущаем твердую почву точных фактов, попытаемся высказать некоторые соображения о путях и времени продвижения иранцев 2.
Проникновение иранских племен в район Загросских гор началось, вероятно, уже в X в. до н.э., однако иранские имена собственные появляются в источниках, видимо, лишь с 879 г., а о мидянах впервые говорится в описании похода Салманасара III на восток в 834 г. 3. Незадолго до этого мы встречаем название Парсуа, причем оба упоминания — страны Парсуа и мидян — связаны, скорее всего, с обозначением территории с оседлым населением, а не с кочевыми племенами. О названии Парсуа и о путях расселения персов написано уже много, но значение и происхождение топонима Парсуа остаются предметом дискуссии. Другой термин — «умман-манда», нередкий в ассирийских и вавилонских источниках, не может считаться общим наименованием кочевников или даже всех «варваров», хотя позднее он прилагается к мидянам и, вероятно, к скифам, а также к тем и к другим вместе. Этот термин вызвал немало споров, на которых мы не будем останавливаться.
