Промышленник из Бирмингема Мэттью Болтон, владевший гигантской мануфактурой в Сохо, обратился в парламент с просьбой разрешить ему напечатать новые королевские монеты, однако Королевский монетный двор боялся потерять монополию и не был серьезно обеспокоен проблемой, так что Болтон получил категорический отказ. Промышленнику из Уэльса Томасу Уильямсу пришла в голову более удачная идея. Отпечатав монеты с рифлеными краями, которые трудно было подделать, он попытался заинтересовать Монетный двор новый дизайном. Ответа не последовало. Тогда в 1787 г. Уильямс начал чеканить монеты из меди собственных рудников в горах Пэрис на острове Англси. Он называл эти монеты не пенни, а «токенами» (жетонами), и их легальным образом можно было поменять на пенни. Эти медные денежные знаки стали называть «друидами». На красивых и качественно выполненных монетах было выбито изображение бородатого друида в капюшоне на одной стороне и венок из дубовых листьев и буквы PMC (Parys Mine Company) на другой стороне. По краю шла надпись: «МЫ ОБЕЩАЕМ ВЫПЛАТИТЬ ДЕРЖАТЕЛЮ МОНЕТЫ ОДИН ПЕННИ». Подделать монеты было практически невозможно из-за надписи на ободе: «По требованию в Лондоне, Ливерпуле или Англси». Многие владельцы фабрик стали платить своим рабочим друидами, а владельцы лавок принимали их вместо пенни. И это была частная валюта.

Владелец крупной металлургической мануфактуры в Стаффордшире Джон Уилкинсон попросил Уильямса печатать монеты и для него. Эти монеты стали называться «уилли», поскольку сталеплавильное производство Уилкинсона располагалось в Нью-Уилли. Однако они весили вдвое меньше монет Уильямса, поэтому рабочие быстро обнаружили, что торговцы принимают их за полпенни, а не за пенни. Поскольку на монетах был изображен профиль самого Уилкинсона, по Лондону разошлись насмешливые стихи:

(Поскольку производство железа приносит медные монеты, он отпечатал свой бесстыдный профиль на медяке.)

Этому примеру последовали и другие предприниматели. Вскоре (вопреки закону Грешема о том, что плохие деньги вытесняют хорошие деньги) токены вытеснили фальшивые монеты и стали законной валютой. Их брали охотнее королевских монет и принимали даже в далеком Лондоне. Тенденция печатать частные монеты прижилась. В 1794 г. 64 торговца впервые выпустили свои монеты, а к 1797 г. на руках находилось уже более 600 тонн токенов. Частные чеканщики решили проблему нехватки разменных монет. Историк Джордж Селджин в книге «Хорошие деньги» по поводу этого забавного эпизода заметил, что бирмингемские промышленники приватизировали пенни. Их монеты были намного лучше монет Королевского монетного двора, хотя были созданы всего за несколько лет и не защищались законом от подделки. Не имеющие монопольных привилегий частные предприниматели не только работали более эффективно, но и привлекали лучших граверов и чеканщиков и создали монеты, которые было трудно подделать. «Подобные заботы, – пишет Селджин, – были совершенно чужды обитателям бестолкового старого Монетного двора».

Королевский монетный двор не только отказывался производить больше монет, чтобы обслуживать новую промышленную экономику, но и отказывался переходить на новые методы работы. Как пишет Селджин, «ничто так хорошо не иллюстрирует упорство, с которым официальные чеканщики сопротивлялись техническим новшествам, как многократные, на протяжении более сотни лет, отказы от механизации чеканки путем замены ножниц и кувалды винтовыми или роликовыми прессами».

Частные чеканщики двигались дальше. В 1797 г. Мэттью Болтон наконец получил право чеканить королевские медные пенни с помощью парового пресса. Эти монеты имели приподнятый край, за что их называли «колесами». Но когда в 1804 г. он начал выпускать серебряные монеты (точнее, перечеканивать серебряные испанские доллары на английские монеты по пять шиллингов), Королевский монетный двор вдруг проснулся и начал трясти парламент с требованием защитить его монополию. Монетный двор перенял методы Болтона, лоббировал возвращение своих контрактов и постепенно вернул себе монополию. Таким образом, старое и закоснелое производство было модернизировано не за счет руководства, а за счет конкуренции.

Частные монеты еще раз вошли в обращение в 1809–1810-х гг., когда из-за неурожая возникла необходимость импортировать зерно с континента в условиях наполеоновской блокады и платить за него золотом и серебром, а война на Пиренейском полуострове привела к острой нехватке у Великобритании серебряных денег. В этот раз не только промышленники, но и банкиры начали чеканить серебряные шиллинги, шестипенсовые токены и медные пенни. Политики, как всегда предпочитавшие сохранить монополию короны, воспротивились этой инициативе, и в 1814 г. частные монеты были запрещены законом. Результатом стала предсказуемая нехватка денег, поскольку Королевский монетный двор не был готов чеканить достаточное количество монет. Пробел заполнялся фальшивыми и французскими деньгами. В 1816 г. работодатели платили людям зарплату смесью королевских монет, медяков Болтона, истертых друидов и уилли, французских су или испанских долларов и даже фальшивых денег. Как пишет Селджин, «такова была альтернатива коммерческим деньгам, в слепой запальчивости выбранная парламентом».

В истории Шотландии можно найти еще более убедительный пример эволюции денег. Между 1716 и 1844 гг. Шотландия переживала период небывалой финансовой стабильности и быстрого экономического роста. В Шотландии существовала саморегулирующаяся монетная система, которая работала не хуже любой другой системы. И она была настолько популярна, что шотландцы восхваляли и защищали свои банки – чрезвычайно редкое явление в истории.

С принятием в 1707 г. Акта об унии шотландцы вынуждены были заменить шотландский фунт английским фунтом. Поначалу монополию на выпуск денег сохранял центральный банк – это был Шотландский банк, созданный в 1695 г., через год после Английского банка. Однако позднее парламент в Лондоне, обеспокоенный влиянием якобитов в Банке Шотландии после восстания Старого Претендента[64] в 1715 г., предоставил право выпуска денег конкурирующей организации – частному Королевскому банку. Сначала между двумя банками шла война: каждый накапливал деньги, выпущенные конкурентом, а затем сразу в большом количестве представлял их к обмену, что вызывало проблемы. Но затем воцарился мир, и оба противника согласились принимать деньги второй стороны и осуществлять регулярный обмен. Позднее к этой системе присоединились и другие банки, печатавшие деньги, такие как Клайдесдейл банк, Объединенный банк Шотландии, Банк Северной Шотландии, Коммерческий банк Шотландии, Британский Льняной банк и многие другие. Другими словами, ценность конкретной бумажной банкноты определялась хрупкой репутацией каждой из этих частных компаний, и ни одна из них не имела монополии на выпуск денег. Казалось бы, это неминуемо должно было привести к катастрофе.

А оказалось наоборот. Каждый банк заботился о том, чтобы его деньги принимали конкурирующие банки, и поэтому чрезвычайно внимательно относился к кредитованию. Обмен денег между банками осуществлялся дважды в неделю, так что любые вопросы относительно сомнительного кредитования могли быть немедленно разрешены. За счет конкуренции эта система стала самоуправляемой. Банкноты пользовались все большей популярностью, и вскоре шотландцы начали предпочитать их золотым гинеям, поскольку они были не менее надежными, но гораздо более удобными. Страна стала зависеть от бумажных денег в большей степени, чем другие государства. Шотландская банковская система оказалась эффективной, инновационной и стабильной. Для ее поддержания требовалась наценка на перепродажу ценных металлов не более 1–2 %. Система позволила внедрить множество новых механизмов, таких как кредитные счета, банковские филиалы и процентные ставки по небольшим депозитам. В отличие от Англии, банки выпускали удобные банкноты достоинством в один фунт и меньше, а некоторые даже принимали разорванные пополам фунтовые купюры в обмен на 10 шиллингов (то есть полфунта).