Однако в 1970-х гг. «кодекс заключенных» в мужских тюрьмах начал давать трещину. По времени это совпало со значительным увеличением численности и расширением этнического состава заключенных. Такой же процесс происходил в догосударственных обществах. Когда численность жителей деревни или численность банды превосходит какое-то пороговое значение, правила межличностного поведения перестают работать. Общество становится слишком анонимным. В тюрьмах возросло насилие, но произошло и кое-что еще: начали формироваться тюремные банды.

Банды стали появляться в американских тюрьмах именно в 1970-х гг. Они не имели почти ничего общего с бандами во внешнем мире и возникали даже там, где уличных банд не существовало. Сначала банды возникли в 30 тюрьмах, как будто кто-то решил внедрить эту идею в качестве тюремной реформы. Но этот процесс не был санкционирован тюремной администрацией, это оказалась спонтанная, незапланированная тенденция. И хотя каждая банда имеет лидера, вся система в целом полностью децентрализована. Как пишет Скарбек, «существующий социальный порядок никто не выбирал, никто его не разрабатывал». Отражая идею шотландского философа Адама Фергюсона, Скарбек продолжает: «Этот организационный процесс снизу вверх стал результатом действий заключенных, но не являлся реализацией какого-то проекта». Это был эволюционный процесс.

Сначала появилась мексиканская мафия в Сан-Квентине. Она до сих пор остается одной из самых могущественных банд, но вскоре возникли и другие. Под влиянием банд снизился уровень насилия, усилился оборот наркотиков и других товаров, уменьшились цены и в целом повысился уровень жизни заключенных. Скарбек проанализировал этот процесс и пришел к заключению, что единственным объяснением этого явления может быть возникновение рудиментарной формы правления. Возникновение банд – реакция на отсутствие правительства среди заключенных. Тюремные администрации обычно приветствуют появление банд, поскольку они помогают поддерживать порядок. А в женских тюрьмах банд нет по той простой причине, что численность заключенных все еще слишком мала, чтобы привести к разрушению действующего кода. Другими словами, при достижении определенной численности популяции правительство возникает спонтанно, как рэкет. Мексиканская мафия в Калифорнии сегодня контролирует торговлю наркотиками не только в тюрьмах, но и на улицах, собирая дань с распространителей и усиливая свою власть через угрозу насилия внутри тюрем. Одна из причин снижения уровня насилия в американских тюрьмах, возможно, заключается в том, что банды до некоторой степени упорядочили наркобизнес.

Если гангстеры образуют правительство, не означает ли это, что правительство зарождается как организация гангстеров? Как пишет Кевин Уильямсон в книге «Конец близок и внушает страх», организованная преступность и правительство ближе, чем двоюродные братья. Они – побеги от одного корня. Это означает, что правительство возникает как мафия с монопольным правом на насилие и взимание платы (налогов) с граждан в обмен на защиту от внешней опасности. Именно так возникало правительство почти всюду и всегда, и в современном мире рэкет эволюционирует в правительство. Мафия возникала на Сицилии в годы беззакония, когда права частной собственности защищались слабо, а множество бывших солдат в любой момент могли предложить свои услуги в качестве наемных охранников. Подобным же образом в 1990-х гг. возникла российская мафия – тоже во время беззакония, когда множество бывших военных искали работу.

На всем протяжении человеческой истории характерным признаком государственной власти являлась монополия на насилие. В Древнем Риме, особенно в I в. до н. э., консулы, генералы, правители и сенаторы, каждый со своей организованной группой солдат и головорезов, грызлись за добычу награбленного в гражданских войнах, убийствах и заговорах, пока не появился один, наделенный достаточной властью и деньгами, чтобы монополизировать применение военной силы. Сам себя он называл Августом и установил «римский мир» (Pax Romana), продлившийся (с несколькими кровавыми перерывами) 200 лет. Как пишет Ян Моррис в книге «Война: для чего она нужна?», «работала парадоксальная логика насилия. Поскольку каждый знал, что император мог послать (и если надо, то и послал) легионы, то ему не часто приходилось это делать».

Сегодня мы обычно воспринимаем государство как позитивную силу, призванную устанавливать справедливость и укрощать худшие инстинкты отдельных личностей. Но задумайтесь о происхождении этой структуры. Практически повсеместно – США и другие бывшие колонии являются важным исключением – сначала власть осуществляла группа головорезов, которые, как язвительно отметил папа Григорий VII в XI в., «поднялись над своими товарищами за счет гордыни, воровства, обмана и убийства – то есть преступлений самого разного рода». Говоря словами историка Роберта Хиггса, на протяжении большей части истории государство было «вездесущим хищником и повсеместно подминало под себя права граждан». Джордж Вашингтон говорил: «Государство – это не разум. Государство – это не убеждение. Государство – это сила. Как и огонь, это опасный слуга и грозный хозяин». Социолог Альберт Джей Нок в 1939 г. писал с особенным цинизмом: «Идея о том, что Государство возникло, чтобы решать какие-то социальные задачи, является полностью неисторичной. Оно возникло в результате завоеваний и грабежа, иными словами, в результате преступлений». Может быть, все это в прошлом и теперь государство постепенно превращается в благой и благородный инструмент, кто знает?

Представители монархии Тюдоров и талибы скроены по единому проекту. Генрих VII был похож на дона Корлеоне, а Исламское государство, колумбийская повстанческая группировка ФАРК, мафия, Ирландская республиканская армия все больше и больше напоминают правительственные структуры, поскольку внедряют строгий моральный кодекс, облагают «налогом» торговлю и услуги (опиум, кокаин, уничтожение отходов), наказывают непослушных, производят оружие. А современные правительственные структуры содержат элементы криминальных структур. Во всем мире в полиции служат криминальные элементы: Министерству национальной безопасности США едва минуло 10 лет от роду, но в 2011 г. более 300 его служащих были арестованы за такие преступления, как распространение наркотиков, детская порнография и продажа информации наркокартелям.

Как и во времена Августа и подчиненных ему легионов, монополия государства на производство и использование вооружения не афишируется, но существует. Многие американцы обеспокоены тем, что в частных руках находится слишком много оружия, но что они думают о вооруженных представителях власти? Недавно правительство США (не вооруженные силы!) приобрело 1,6 млрд партий боеприпасов – достаточно, чтобы пять раз перестрелять все население страны. Управление социального страхования заказало 174 тыс. партий экспансивных пуль. Оружие имеют служащие Налогового управления, Департамента образования, Бюро по управлению землями и даже Национальной администрации по океану и атмосфере.

Когда в августе 2014 г. в Фергюсоне, пригороде Сент-Луиса, вспыхнули беспорядки, многие были шокированы тем, что полиция прибыла в бронированных машинах, в униформе и с оружием и больше напоминала армейское подразделение, чем силы правопорядка. Сенатор Рэнд Пол в журнале Time прокомментировал, что федеральное правительство стимулирует милитаризацию полиции на местах, фактически финансируя создание муниципальным правительством «маленьких армий». За год до этого Эван Берник из неправительственной организации «Фонд “Наследие”» выказал обеспокоенность по поводу того, что Министерство национальной безопасности выделило американским городам средства для антитеррористической деятельности, так что муниципалитеты могут покупать бронированные машины, пистолеты, бронежилеты и даже самолеты. И Пентагон действительно снабжает полицию военным оборудованием, включая танки. Журналист Washington Post Рэдли Бэлко подметил размывание границ между полицией и военными в «войне» с наркотиками, бедностью и террором. Полиция стала напоминать оккупационную армию, которая воспринимает граждан собственной страны в качестве врагов. Сенатор Пол считает, что милитаризация сил закона в сочетании с исчезновением гражданских свобод является очень серьезной проблемой. Впрочем, проблема эта совсем не новая, она была знакома еще основателям американского государства, противившимся маршу «красных мундиров» по улицам американских городов.