- Опять она! – глаза Евы наполнились слезами. – Везде, всегда она! В доме не одного моего портрета, зато куча ее! Даже у тебя на столе ее фотография! Только и слышу: Гели то, Гели се… Не хочу о ней слышать! Не хочу!

Я оттолкнул Еву, и она упала на кровать.

- С каких пор ты тут распоряжаешься? – ярость затмила все. – Тебе она мешает? Мешает?

- Да! Я ненавижу ее! Ненавижу! Ты только о ней и думаешь…

Я не дал Еве договорить. Не помня себя от ярости, я схватил с тумбочки хлыст и ударил Еву. Она вскрикнула и закрыла голову руками:

- Нет, прошу тебя!

Еще один удар. Просто потому, что я не смог сразу справиться с собой.

- Ты не понимаешь, что я чувствую? Не понимаешь? – я отбросил хлыст в угол. – Ты что вообще вытворяешь?

- Альф…

- Не смей называть меня так! – так называла меня только Ангелика. Теперь это имя ассоциировалось с ней. – Подумай о том, что делаешь! – я вышел из комнаты и захлопнул дверь.

Войдя в свой кабинет, я взял фото Ангелики со стола.

- Гели, мне так тяжело без тебя. Я люблю тебя, малышка. Прости, солнышко мое…

В памяти сохранилось все. Ее улыбка, ее взгляд, ее запах. Все произошло так давно, а, казалось, что только вчера…

В тот день я уехал в город: не хотел даже слышать о Еве. А вечером мне сообщили, что Ева хотела застрелиться. Стреляла в грудь, но пуля не задела сердце…

- Вы должны навестить ее, - сказал Гофман, услышав об этом.

- Не знаю, Гофман. Я приношу женщинам несчастья. Даже Гели я не уберег…

- Мистер Вольф, вам надо жить дальше…

Я не хотел новых отношений. Но Ева… она такая молодая, милая, забавная. И так похожа на мою Гели. Но от этого только тяжелее…

Да, я навещу ее. Ева скрепила наш союз своей кровью, и я должен был быть с ней.

В палату меня не пустили.

Ева спустилась ко мне сама. Бледная и изможденная, она казалась еще меньше.

- Вольф! – она уткнулась мне в плече и разрыдалась.

- Все, Ева, все кончилось. Я рядом, - я обнял ее. – Я буду с тобой. Но и ты пойми меня. Я все еще люблю Ангелику…

- Сможешь ли ты забыть ее? – Ева посмотрела мне в глаза. Я отрицательно покачал головой. – А хотя бы полюбить меня? Вольф…

- Поживем – увидим. Ты мне не безразлична, поверь. Даже больше чем просто не безразлична. Но любить другую так же, как Ангелику, я не могу, извини. Мы еще поговорим о наших отношениях, но когда тебе станет лучше. А сейчас отдыхай, хорошо? – я поцеловал ее в лоб. – Я еще приеду. Извини, времени очень мало.

«Ева, милая, зачем ты это сделала? Ты так хочешь быть похожа на Гели. Зачем?» - подумал я, вспоминая Еву. Такая же походка, та же прическа, те же духи, почти такие же наряды…

Точно такое же ранение…

Но Еву спасли. А Гели погибла.

Не спасли.

Не успели.

Не поняли.

Не знали…

9 ноября 1938

Я просматривал газеты. Конечно, можно было бы поручить это кому-то, но вряд ли сотрудник будет делать это с таким же вниманием.

Я наткнулся на статью об изнасиловании молодой девушки. Там говорилась, что девушка была изнасилована сотрудником полиции, который получил два года тюрьмы. Я взглянул на фотографию девушки, зачем-то помещенную в газете: «Бедный ребенок, ей всего шестнадцать» - подумал я: «Мало того, что с ней сделали, так еще и на всю страну опозорили!». Я вызвал секретаря:

- Что скажете о статье? – поинтересовался я. – Легко отделался, правда? – я уже знал, что делать дальше.

- Говорят, она спровоцировала его, - а вот этого ответа я не ожидал!

- Спровоцировала, говоришь? Интересная версия, - я посмотрел ему в глаза: парень двадцати пяти лет. Молод, но я думал, что уже умен. – И как же она его спровоцировала?

- Меня там не было, - он пожал плечами. – Но, думаю, обычные женские штучки. Глазки построила, юбочку покороче одела…

- Глазки, ножки, - я ударил кулаком по столу. – А он кто, животное? Он не может справиться со своими инстинктами? Раз ему строят глазки – значит надо напасть, ты так считаешь? Знал бы ты, сколько женщин каждый день строят мне глазки. Но почему-то я не затаскиваю в постель каждую из них! – я бросил газету секретарю. – Расстрелять! Готовь приказ, в статье есть все данные.

- Но он давний член партии…

- И что? Я не собираюсь терпеть в партии таких сволочей как он! Выполняй! Я лично проконтролирую!

Секретарь удалился. Что ж, кое-что я уже сделал.

Надо будет отредактировать соответствующие законы. Но это позже, когда я разделаюсь с более важными делами.

«Сегодня все должно решиться» - подумал я.

Этого дня я ждал семь лет, последние три года – с особым нетерпением. Мы немного затянули, но нужен был повод. Не мог ведь я на всю страну объявить, с чего именно хочу начать уничтожение евреев. Нет, пусть это будет небольшой тайной.

«Да и люди уже успели забыть, что случилось в тридцать первом. Думаю, им не следует напоминать об этом. Иностранные газетенки снова начнут свою истерику. Я и так даю им неплохой повод…»

Я отложил газету. Гиммлер обещал лично доложить мне, когда подготовка будет закончена, но его все не было…

Наконец-то Гиммлер приехал.

- Хайль Гитлер! – приветствовал он меня.

- Гиммлер, не нужно формальностей, - жестом я предложил ему сесть. – Что у тебя?

- Все решено. Вот, здесь примерный план. Но мы делаем ставку на толпу, а она, как известно, не предсказуема, - Гиммлер показал мне папку с документами. Я лишь бегло просмотрел их: спонтанно, значит спонтанно.

- Народ верит в то, что все это – месть за смерть Эрнеста?

Гиммлер усмехнулся:

- Народ, в большинстве своем, пока и не знает, - он помедлил. – Штурмовики, конечно, думают именно так.

- Отлично. Никто не должен пока знать, что это – только начало их конца. Штурмовиков предупредили, чтобы они не особо-то применяли оружие?

- Конечно, - ответил Гиммлер. – Хотя я и не понимаю смысла этого.

Похоже, он и, правда, не понимал. «Странный человек этот Гиммлер: он боится крови, и в то же время не против человеческих жертв» - подумал я.

- Как всегда: иностранные газетенки должны видеть бунт и погром, а не массовые убийства. Не нужно пугать людишек. Пока не нужно.

Мы обсудили детали плана и возможные повороты событий. Я дал несколько рекомендаций:

- Но решения вы принимаете сами. Я в эту ночь буду слишком занят, - мое воображение уже рисовало предстоящее событие. – Иногда я думаю, что нужно было сделать это сразу.

- Ну почему же? Мне кажется, все идет по плану.

- Да, ты прав. Но они уже ждут смерти – своего избавления. А я хотел бы дать им надежду, чтобы потом отобрать ее. С другой стороны, пара экспериментов им не повредила.

Мы пожали друг другу руки и попрощались. Гиммлер был одним из немногих, кто знал истинную причину предстоящего погрома. «Если уж я смогу расквитаться за все, пусть и штурмовики порадуются» - подумал я, еще раз пересмотрев план. Если будут действовать правильно – никто ничего не заподозрит. Начнут импровизировать – получится обычный погром, тоже ничего.

Нет, это событие нельзя испортить!

В штаб мы приехали к вечеру. Мне хотелось, чтобы это событие завершило день: я просто не имел право отвлекаться на мелкие проблемы. Я слишком долго ждал этого момента, чтобы думать о чем-то еще.

- Хайль Гитлер! – приветствовали меня два офицера.

- Зиг Хайль! – ответил я им.

- Все готово, мой фюрер! – доложил мне один из них.

- Спасибо, Герман. Будьте наготове, если вдруг мне понадобится помощь, - Герман и Отто уже давно были моими сторонниками. Они были среди тех штурмовиков, которые не позволили журналистам приблизиться к Гели тем сентябрьским утром. – Отто, ты тоже не отвлекайся. Надеюсь, морфий у тебя с собой?

- Так точно! – ответили мои партийные товарищи, уже почти друзья.