А дальше все произошло совсем не так, как полагалось. Сначала они долго молчали, потом Профулла чуть улыбнулась, поднесла конец сари к шее и низко, в самые ноги, поклонилась Броджешору.
Броджешор был совсем не похож на своего сурового отца. Он очень смутился от такой почтительности, поспешно взял Профуллу за руку и усадил на кровать, а сам устроился рядом.
Лицо Профуллы прикрывала парда — в те времена, не в пример нынешним, женщины соблюдали обычаи. Ох уж эти нынешние времена! Когда Броджешор поднимал Профуллу и усаживал на постель, парда сбилась набок, и лицо девушки приоткрылось. Он увидел, что она плачет. Ах, боже мой! Броджешору было всего двадцать два года. Как еще глуп и неразумен человек в этом возрасте! Юноша увидал слезы, и что бы вы думали? В порыве безрассудства он наклонился и — ай, какой стыд! — поцеловал Профуллу прямо туда, где под прекрасными глазами блестели прозрачные капли. Автор старый человек, ему простительно описывать подобные сцены, но он надеется, что благовоспитанные молодые читатели в этом месте с возмущением захлопнут книгу.
И вот, в то самое время, когда безрассудный Броджешор допустил возмутительную вольность, заставив тем самым автора этой повести пренебречь правилами приличия, а глупая Профулла, вместо того чтобы рассердиться, в простоте душевной так и растаяла, наивно решив, что слаще поцелуя, которым одарил ее супруг, в мире ничего нет и быть не может, в это самое время дверь в комнату приоткрылась и показалась хорошенькая головка. Броджешор повернулся и увидел черные кудряшки, схваченные золотым украшением, — тогда женщины носили головные украшения, — а под ними прикрытые тонким прозрачным покрывалом лукавые глаза, осененные пушистыми ресницами, и улыбающиеся алые губы. Шагор показала мужу замок с ключом — она по молодости лет стеснялась разговаривать с ним. Сначала Броджешор не понял ее знаков, но, когда она закрыла за собой дверь, звякнула щеколдой, навешивая на нее замок, и повернула в нем ключ, он все понял. Шагор заперла дверь и убежала.
— Шагор, что ты делаешь? Шагор, вернись! — закричал ей муж, но той и след простыл. Она прибежала к старой Брахме и залезла в постель.
— Что случилось, Шагор? Почему ты здесь? — удивилась та.
Шагор ничего не ответила.
— Наверное, Бродж прогнал тебя? — предположила старуха.
— А с какой стати я иначе пришла бы к тебе? — ответила бойкая Шагор и добавила: — Сегодня я буду спать у тебя.
— Хорошо, хорошо, лежи, — торопливо согласилась Брахма. — Он, наверное, сейчас позовет тебя назад, — рассудила она. — Меня, бывало, твой дедушка на неделе по семь раз прогонял от себя, да только тут же звал обратно. Я, конечно, сердилась на него — такой уж мы, женщины, народ, — однако и одной оставаться не хотелось. Однажды, помню, что произошло…
— Бабушка, расскажи мне сказку, — перебила ее Шагор.
— Сказку? Какую? Может, про птичек, самца и самочку? Так ты пойди позови новую жену, вместе и послушаете.
— Я не знаю, где она, — солгала Шагор. — Ты говори, а я стану слушать.
Старая Брахма пристроилась рядом с ней и начала рассказывать. Она не заметила, что ее слушательница тут же заснула, а когда, уже много времени спустя, обнаружила это, оборвала себя на полуслове и обиженно замолчала.
На следующее утро Шагор проснулась чуть свет. Она побежала в дом, отперла замок на своей двери, откинула щеколду, а затем вернулась назад. Шагор взяла сломанное веретено и начала жужжать им над ухом старой сказительницы.
Профулла и Броджешор слышали, как Шагор отперла дверь. Девушка села на постели, потом встала.
— Шагор открыла дверь, — сказала она. — Я ухожу. Вспоминай иногда обо мне, — если не как о жене, то хотя бы как о своей служанке.
— Подожди, не уходи, — попытался остановить ее муж. — Я пойду к отцу, попробую поговорить с ним.
— Думаешь, он может оставить меня?
— Не знаю. Но я постараюсь убедить его. Я не в силах совершить такой грех — бросить тебя.
— Ты не бросаешь меня, — тихо проговорила Профулла. — Напротив, ты меня принял. Мне достаточно и того, что ты хоть раз позволил мне лечь рядом с тобой. Прошу тебя, не ссорься с отцом из-за такой несчастной, как я. Это огорчит меня.
— Но он обязан хотя бы содержать тебя! — настаивал Броджешор.
— Он отверг меня, милостыни я от него не приму, — твердо ответила Профулла. — Вот у тебя возьму, если ты найдешь, что мне дать.
— Но у меня нет ничего, кроме этого перстня, — смущенно проговорил Броджешор. — Возьми его и продай. Хотя бы на первое время хватит… Потом я постараюсь устроиться на службу и буду помогать тебе. Я тебя не оставлю.
Он снял с пальца кольцо с алмазом и отдал его Профулле.
— А если ты все-таки забудешь меня? — спросила она, надевая его подарок.
— Всех забуду, но только не тебя! — воскликнул Броджешор.
— А вдруг ты не узнаешь меня при встрече?
— Твое лицо никогда не изгладится из моей памяти.
— Я ни за что не продам это кольцо, — сказала Профулла. — Скорее умру с голоду, но с ним не расстанусь. А если нам снова доведется встретиться и ты меня не узнаешь, я покажу тебе его. На нем что-то написано. Что?
— Там выгравировано мое имя.
Они простились друг с другом со слезами на глазах. Спустившись вниз, Профулла увидела Шагор и Нойан.
— Сестра, где же ты спала? — спросила коварная Нойан.
— Когда человек возвращается из паломничества, он не рассказывает о нем, — ответила Профулла.
— Не понимаю, — недовольно проговорила Нойан.
— Чего же тут не понять? — спокойно заметила Шагор. — Она вчера прогнала меня, а сама на моей постели стала Лакшми своего Вишну. Видишь, ее господин подарил ей в знак любви кольцо?
Она показала на кольцо Броджешора, сиявшее на руке Профуллы.
Нойан помрачнела.
— Ты слышала, сестра, что велел передать тебе свекор? — мстительно спросила она.
Полная воспоминаний о ласках мужа, Профулла уже успела забыть о своем разговоре со свекровью.
— Нет, а что?
— Ты спросила, как тебе жить дальше, — напомнила Нойан.
— И что же он ответил?
— Он сказал, что ты можешь заниматься чем угодно, хочешь — воруй, а хочешь — разбойничай.
— Хорошо, — коротко проговорила Профулла и вышла.
Больше она ни с кем не разговаривала. Уже за калиткой она остановилась и повернулась к Шагор, которая шла следом.
— Ухожу, сестра, — сказала она Шагор. — Больше я никогда сюда не вернусь. А с тобой увижусь, когда ты приедешь к своему отцу.
— Ты знаешь, где мы живем? — оживилась Шагор.
— Нет, не знаю, но сумею узнать.
— И ты решишься прийти в дом моего отца? — не поверила ушам Шагор.
— А почему бы нет? Меня теперь ничто не остановит.
— Твоя мать ждет тебя, — заметила Шагор, показывая в сторону сада, где возле изгороди стояла мать Профуллы. Дочь подошла к ней.
7
Женщины вернулись в деревню. Долгий путь изнурил мать. Она выбилась из сил и исстрадалась душой — не всякому по плечу выносить испытания, которые посылает судьба. Дома она занемогла. Первое время женщина старалась превозмочь себя. Бенгалка, из семьи брахманов, к тому же еще и вдова, она не считала свой недуг болезнью. Как положено, по два раза в день совершала омовение, ела когда придется и то, что из милости дадут соседи. Немощь ее усиливалась, и в конце концов она слегла. Лечились в те времена в деревнях редко, а вдовы почти не пользовались лекарствами. Да и за лекарем Профулле послать было некого. Начались осложнения, и в конце концов несчастная умерла — страдания ее прекратились.
Соседи, которые прежде порочили несчастную вдову, теперь поспешили на помощь ее дочери. К чести бенгальцев, следует признать, что в подобных случаях они забывают о былых распрях.
Явившись к сироте, жители деревни сказали ей:
— Ты должна на четвертый день устроить поминки по матери.
— Я бы и хотела, — призналась Профулла, — да не на что.