Затем снова огляделся, тревожно посматривая по сторонам сквозь толстые линзы очков. Нигде никого. Было шесть утра.
Он надел наушники, включил машину, секунду прислушивался к ставшему уже привычным гулу, потом поднял топор, расставив пошире ноги, чтобы тверже стоять, размахнулся и изо всей силы ударил топором по основанию ствола. Топор, глубоко вонзившись в дерево, застрял там, и в то же мгновение Клознер услышал в наушниках самый удивительный звук, какого ему еще никогда не доводилось слышать: похожий на глухое рычание вопль, но не быстрый и короткий, как у роз, а длившийся, наверное, целую минуту. Это вырвавшееся откуда-то из глубины рыдание было наиболее громким в ту секунду, когда топор вонзился в дерево, потом оно постепенно стихало, пока не исчезло совсем.
Клознер в ужасе смотрел на то место в стволе дерева, куда вонзился топор, затем, осторожно взявшись за топорище, вытащил топор и бросил в траву. Потом, прикоснувшись пальцами к ране, нанесенной стволу, потрогал ее края и попытался их соединить, чтобы закрыть рану.
— Дерево… Дерево… Извини… Извини… Все заживет… Заживет… и не будет больно… — повторял он.
Некоторое время он стоял, поглаживая руками ствол, затем повернулся и выбежал из парка, пересек дорогу и через калитку ворвался к себе в дом. Он подошел к телефону, заглянул в записную книжку, набрал номер и, стиснув трубку в левой руке, а правой нетерпеливо постукивая по столу, принялся ждать. Он слышал зуммер телефона на другом конце провода, затем раздался щелчок поднятой трубки и послышался сонный мужской голос:
— Алло! Да?
— Доктор Скотт? — спросил Клознер.
— Да. Слушаю вас.
— Доктор Скотт, вы должны прийти немедленно.
— Кто говорит?
— Клознер. Помните, я говорил вам вчера вечером про мои эксперименты со звуком и что я надеюсь, что смогу…
— Да, конечно, помню. А что случилось? Вы больны?
— Нет, я не болен, но…
— Сейчас половина седьмого утра, — сказал доктор. — Вы звоните мне, и вы не больны.
— Пожалуйста, приходите. Побыстрее. Я хочу, чтобы кто-нибудь услышал то, что слышал я. Я схожу с ума. Это невероятно…
В его голосе доктор расслышал ту отчаянную, почти истерическую ноту, что привык слышать в голосе людей, которые звонили и говорили: «Случилось несчастье. Приходите поскорее».
— Вы хотите, чтобы я встал с постели и пришел к вам? — медленно спросил он.
— Да, пожалуйста. Немедленно.
— Хорошо, я приду.
Клознер сел рядом с телефоном и принялся ждать. Он пытался вспомнить, на что был похож изданный деревом вопль, но ничего не получалось. Помнилось только, что ему стало до тошноты страшно. Он попробовал представить себе, какой бы крик издал человек, если бы стоял прикованный к земле, а кто-нибудь намеренно вонзил бы нечто острое ему в ногу, да так, чтобы это острие раскроило бы ему ногу и осталось там торчать. Такой же вопль? Нет. Совсем другой. Крик дерева был куда страшнее человеческого голоса именно из-за своего беззвучия. И тут Клознеру привиделось поле, засеянное пшеницей. Она стоит желтая и прямая, живая, а по ней движется косилка, перерезая стебли, пятьсот стеблей в секунду. О, господи, какой же там стоит крик! Пятьсот пшеничных колосьев, их срезают, а они кричат! «Нет, — решил он, — я не пойду на пшеничное поле со своим аппаратом. После этого я не смогу взять в рот и кусок хлеба. А как быть с картофелем, капустой, морковью и луком? А яблоки? Нет, как раз с яблоками все благополучно. Они, поспевая, сами падают с дерева. С яблоками все благополучно, если ждут, пока они упадут, а не рвут с ветки. Но не с овощами. С картофелем, например. Картофель наверняка кричит. А также морковь, лук и капуста…»
Он услышал, как щелкнула щеколда калитки, и вскочил. Выйдя из дома, он увидел, что по дорожке идет доктор с небольшим саквояжем в руке.
— Итак, — сказал доктор, — что же у вас здесь произошло?
— Пойдемте со мной, доктор. Я хочу, чтобы вы сами услышали. Я обратился к вам, потому что вы единственный человек, кому я об этом рассказал. Надо пройти через дорогу в парк. Пошли?
Доктор посмотрел на него. Сейчас он казался более спокойным. Признаков безумия или истерии не было. Он был просто возбужден и взволнован.
— Пошли, — согласился доктор.
Они очутились в парке, и Клознер подвел его к большому буку, у подножия которого лежали длинный, похожий на гроб черный ящик и — топор.
— Зачем вы принесли сюда аппарат? — спросил доктор.
— Мне нужно было дерево. В моем саду нет больших деревьев.
— А зачем здесь топор?
— Увидите. Пожалуйста, наденьте эти наушники и прислушайтесь. Прислушайтесь внимательно и потом скажете мне, что вы услышали. Я хочу убедиться…
Доктор улыбнулся и надел протянутые ему Клознером наушники.
Клознер наклонился, включил аппарат, взял в руки топор и расставил пошире ноги, приготовившись размахнуться. С секунду он помедлил.
— Слышите что-нибудь? — спросил он у доктора.
— Что?
— Слышно вам что-нибудь?
— Только гул.
Клознер стоял с топором в руках, пытаясь заставить себя нанести удар, но мысль о том, как закричит дерево, снова придержала его действие.
— Чего вы ждете? — спросил доктор.
— Ничего, — ответил Клознер.
Он поднял топор, размахнулся и в ту же секунду, он готов был поклясться, почувствовал, как поплыла у него под ногами земля, словно под ней заходили корни дерева, но остановить удар было уже поздно, и лезвие топора вонзилось глубоко в дерево. В эту секунду где-то высоко над головой послышался треск, зашумели листья, они оба взглянули вверх, и доктор закричал:
— Осторожней! Бегите! Скорее!
Сорвав с себя наушники, доктор бросился в сторону, но Клознер, застыв ошеломленный, не сводил глаз с огромного сука, длиной не менее шестидесяти футов, который медленно клонился вниз, с громким треском ломаясь в самой толстой своей части, где он соединялся со стволом. Сук упал на землю, уничтожив все на своем пути, в том числе и аппарат, который разнес вдребезги. Но сам Клознер вовремя успел отскочить.
— Господи боже! — вскричал доктор, подбегая к нему. — Вот это да! Вас чуть не убило.
Клознер не сводил глаз с дерева. Его большая голова склонилась к плечу, а на гладком бледном лице застыло выражение ужаса. Он медленно подошел к дереву и осторожно вытащил из ствола застрявший там топор.
— Слышали? — чуть не шепотом спросил он, поворачиваясь к доктору.
Доктор все еще никак не мог прийти в себя.
— Что слышал? — задыхаясь, спросил он.
— В наушниках. Слышали вы что-нибудь, когда топор вонзился в дерево?
Доктор потер затылок.
— По правде говоря… — заговорил он, потом замолчал, нахмурился и закусил нижнюю губу. — Нет, не уверен. По-моему, после удара топором я почти тотчас же сорвал наушники.
— Да, да, но что вы слышали?
— Не знаю, — ответил доктор. — Не знаю, что я слышал. Скорей всего треск ломающегося сука. — Он говорил быстро и, пожалуй, раздраженно.
— А на что был похож этот звук? — напрягся Клознер. — На что именно был похож этот звук:
— Ей-богу, не знаю, — отозвался доктор. — Меня больше интересовало, как выбраться на безопасное место. Хватит об этом.
— Доктор Скотт, на что был похож звук?
— Ради бога, откуда мне знать, когда чуть не половина дерева падает на меня и я должен бежать, спасая свою жизнь?
Доктор определенно разнервничался, почувствовал Клознер. Он стоял, не сводя с доктора глаз, и, пожалуй, с минуту молчал. Доктор же переминался с ноги на ногу, пожимая плечами и уже было повернулся, чтобы идти.
— Давайте-ка лучше вернемся в дом, — предложил он.
— Подождите, — сказал Клознер, и его обычно бледное лицо вдруг залилось краской. — Подождите, — повторил он, — зашейте прежде эту рану. — И показал на то место, куда в последний раз вонзился топор. — Зашейте ее побыстрее.
— Не говорите глупостей, — отозвался доктор.
— Пожалуйста, сделайте, как я прошу. Зашейте эту рану. — Клознер взялся за топор, и хотя говорил он тихо, но в его тоне появились какие-то угрожающие ноты.
