— Что? — переспрашивает Патрик, выпрямляясь. (Он стоит внизу у веранды с шаром в руке.)
— Где Дикки?
— Не видел.
— Жюльен!
— Могу я хоть десять минут не смотреть на него? — отвечает Жюльен, готовясь к удару.
Алекс ругается сквозь зубы, и с виду неторопливо пересекает веранду. Не хватает только еще одного скандала.
— Мсье Руа у себя в номере? — спрашивает он в холле.
— Нет, мсье.
— Соедините с девятнадцатым. Роже? Дикки не с тобой? Черт!
Он не решается говорить, его ведь слушают.
— У меня срочное сообщение… Поищи его. Зайди к нему, может, он ванну принимает… А потом к Рене, Дейву, Бобу… Говорю тебе, время не терпит.
Он снова выходит и сталкивается с пианистом Жанно.
— Ты идешь есть? — спрашивает невозмутимый Жанно. — Кажется, у них есть фирменное блюдо — жареное утиное филе…
— Нет, нет, я ищу Дикки по делу… Ты не видел его?
— По-моему, он в бассейне, — небрежно бросил Жанно.
Алекс спускается на три ступеньки. Две недели назад он, без сомнения, рассказал бы о своих опасениях любому из музыкантов… Но после случая в Антибе уже боится доверять кому бы то ни было. Прогнившая атмосфера. Попадись мне только мерзавец, подкинувший эту «утку» прессе…
— Ты будешь играть? — кричит Пьер.
— Сейчас.
Хоть эти не волнуются. Но ведь можно быть мерзавцем и не беспокоиться. Бассейн. Несколько «обыкновенных» постояльцев загорают. Минна, которой, пожалуй, совсем незачем загорать, лежит на надувном матраце и читает.
— Минна, ты не видела Дикки?
— Нет, мсье Боду…
Что-то нарочито невинное в лице антильской красотки настораживает Алекса. Он присаживается на край матраца.
— Ну как идут занятия?
Она расслабляется.
— Спасибо, мсье Боду. Неплохо.
— Ты откладываешь деньги на гастролях, не так ли, кошечка?
Минна забеспокоилась.
— Для тебя очень важно получить диплом юриста, не правда ли?
Она ничего не отвечает. Вина написана на ее встревоженном лице. Минна не блещет ослепительной красотой, как многие ее соотечественницы. У нее безупречное тело, которое она истово холит (вот заимеет двоих-троих детей, и прощай фигура), но лицо, которое за счет улыбки и белых зубов может еще «сойти» для сцены, при естественном освещении, особенно, когда на нем читается тревога и покорность, некрасиво. Она попала в ансамбль только потому, что Дикки захотел иметь в труппе негритянку, как у Клода Франсуа, — одна из его причуд. Алекс времени не теряет.
— Где? Где он? Ты ведь не забыла, что работу даю я?
Она сразу же признается.
— Он с Дейвом, в цоколе. И раздевалке.
— Отлично.
Алекс не произносит больше ни слона. Он не стыдится своего шантажа; речь идет о спасении концерта. Он сделал бы кое-что и похуже этих завуалированных угроз по адресу негритянки, мечтающей о дипломах. А теперь повысит ей жалованье. Но только через несколько дней, в таких делах надо быть деликатным. Он бесшумно спускается по отполированной деревянной лестнице. В кабинах пусто: в хорошую погоду постояльцы ходят из отеля в бассейн прямо в купальниках. Повезло! В душевой послышалась какая-то возня. Алекс толкает дверь. Шприц падает на пол и разбивается.
Приступ ярости захлестывает Алекса. Два приятеля, застигнутые врасплох, остолбенели. Алекс подходит к Дейву и бьет его по щекам.
— Я запрещаю тебе! — пронзительно кричит Дикки. — Запрещаю бить моих музыкантов!
— Если бы я не сдержался, дал бы и тебе, — спокойно отвечает Алекс, хотя и дрожит от гнева. — Ты что, с ума сошел? Колоться среди бела дня, когда любой может застукать тебя, да еще после того, как выпил черт знает сколько виски, а тебе ведь вечером петь…
— Петь, петь… — мурлычет Дикки, неожиданно остыв, — это тебе так кажется…
— Как это мне кажется? Дикки, подумай, что ты говоришь! Ты отказываешься петь?
Дейв, закрыв глаза и покачиваясь взад-вперед, начинает тихо посмеиваться. Дикки падает на скамью рядом с ним.
— Я не то чтобы отказываюсь, — отвечает он шаловливым тоном, — не то чтобы отказываюсь… Но ведь никто не придет…
— Что?
Дикки как будто начинает что-то соображать.
— Мы звонили, — говорит он. — Дейв и я. Сегодня вечером наберется всего ползала. Не стану же я петь перед полупустым залом, а? Перед полупустым залом…
— Нет больше Дикки-Короля… Король… развенчанный король… — повторяет Дейв, раскачиваясь и хихикая.
Алексу кажется, что он сам вот-вот сойдет с ума, но сверхчеловеческим усилием воли он овладевает собой.
— Ты позвонил в концертный зал, ты сам? И впрямь это что-то новое!
— Представь себе, я справился! (Смех Дейва заражает Дикки). — Сунул палец в маленькую дырочку, набрал — два, четыре, два, шесть… и чей-то голос ответил мне. Настоящее чудо!
Теперь они оба с хохотом раскачиваются. Если их застанут! Из-за такой выходки все наверняка пойдет ко дну! Уходя, Алекс запирает дверь на ключ. Поднимается, перескакивая через несколько ступенек. Снова подходит к Минне, стараясь выглядеть непринужденным.
— Слушай, вот ключ от душевой. Иди туда и сторожи их, пока не придет врач. Если они выйдут раньше, можешь засунуть свой диплом знаешь куда…
Минна подчиняется без звука.
Доктор в панике ворвался в холл отеля, сбегал за аптечкой и кинулся дальше.
— Не беги, док. Расслабься. Ты идешь купаться. Слушай, попроси полотенце. Набрось его на аптечку… А я позвоню. Мадемуазель, дайте Каор, телефон 24–26–73. Кстати, мсье Руа уже заказывал этот номер?
— Да, мсье. Примерно полчаса назад. Так вас соединить?
— Да, да…
Он вошел в кабину, обитую, как портшез, красной материей. И через три минуты вышел убитый. Дикки не бредил. В Каоре билеты не распроданы и наполовину. Более тревожный симптом — кое-кто из зрителей отменил заказы. Кампания в прессе приносила плоды. Не пройдет и месяца в таком духе, как «Матадор» поднимет панику, а г-н Вери укатит куда-нибудь подальше на симпозиум и по телефону станет недосягаем. Когда-то… Ни за что на свете нельзя допустить, чтобы вернулось время убогих отелей, низких сборов, промозглых или душных залов, пробных концертов по приезде, которые освистывает публика… Но у того «когда-то», которое теперь кажется таким далеким — почти пять лет прошло, — было будущее. Если же теперь Дикки «покатится вниз», вряд ли можно надеяться на его новый взлет, если не сказать больше — он маловероятен.
— Не знаю, что и делать! — почти вслух сказал Алекс, рухнув на сиденье в баре. — Ничего не могу придумать! Нужно заполнить зал любой ценой, или Дикки сорвется…
В этот момент появился доктор с тревожными известиями, которые, казалось, доставляли ему зловещую радость: Дейв заперт в своем номере и находится под надзором Боба и Жанно. Дикки спит, но сможет ли он петь?
— Я не могу дать никаких гарантий. У него давно назревает депрессия, я бы сказал, даже нервное заболевание, нечто вроде раздвоения личности, которое…
Сочувствует, конечно, но что за нудный тип! И опять заказал томатный сок!
— Даже во время землетрясения ты потребовал бы, наверное, чтоб тебе выжали лимон, и поправил бы узелок галстука, — вздохнул Алекс. — Никогда не скажешь, что ты состоишь врачом у «звезды» и брат гуру…
Он залпом выпил третью порцию виски, и вдруг последние слова эхом отдались в его мозгу.
— Господи! Твой брат! Его хор! Не в Каоре ли он предлагал мне послушать их?
— Именно, — холодно ответил Роже. — До его… его общины не более сорока километров…
— Так, значит, завтра он может быть здесь! Вместе со своей командой!
— Очень вероятно.
— О! Нет! — простонал Алекс. — Такого не бывает!
— Хоть сколько-то зрителей прибавится, — с иронией сказал Роже.
Алекс поставил свой бокал, с лица его сразу спало напряжение, и он почти дружелюбно взглянул на доктора.
— Знаешь, ты не так глуп, как кажешься, старичок Роро! Ты мне подсказал идею… потрясающую идею! Бегу звонить!
И, вновь оживившись, он вскочил и бросился вон из бара.
