— В сущности, ты исполняешь своего рода общественный долг… — заметил врач с абсолютно серьезной миной.
— Ты уверен?
Ирония была чужда Дикки, так же как злость.
«Чистая душа», — подумал доктор. Растроганный простодушием Дикки, он и сам почти уже верил в это.
— Я убежден. Спроси Алекса.
— Ясное дело! — подтвердил Алекс. — Не можешь же ты все бросить, когда столько людей жаждет увидеть тебя!
— Я иду одеваться, — смиренно произнес Дикки.
Кризис удалось предотвратить. Но настроение Дикки не улучшилось.
— Подождите меня в баре, — сказал он. — Ведь я успею выпить стаканчик?
— Ну разумеется, малыш! Если тебе нужно время, немного задержим начало. Да, знаешь? От Пер Спока прислали твои новые костюмы. Если хочешь, тебе сейчас принесут их.
На этот раз с лица Дикки и в самом деле исчезла напряженность.
— О, да, конечно… Я надену светлый костюм и спущусь выпить с вами. Ждите внизу, это будет сюрпризом.
Ветер переменился. Они вышли в коридор. Алекс вытер лоб.
— Вот так! — заметил доктор.
— Что так? Это надо было сделать, — сказал Алекс самодовольно, словно укротитель, усмиривший разъяренного тигра. — Для тебя-то он пока первая «звезда». И по сравнению с другими Дикки — ангел. Они же чокнутые, все чокнутые. А Дикки лишь тихопомешанный. Ведь бывает, такие попадаются! Сущие звери!
— Все-таки, — заявил врач, входя в бар, — твой парень, видишь ли, немного шизоид. Все это может плохо кончиться… Вот что меня беспокоит.
Они заказали напитки.
— С этими «звездами» никогда не знаешь покоя, — продолжал Алекс, расслабляясь. — Они как атомная бомба, осадки неизбежны. Но Дикки меня злит тем, что не замечает в этих статьях самого неприятного. Мне сто раз наплевать, если они считают его плохим певцом. Это никогда никому не мешало выдвинуться. Но ведь пресса недвусмысленно намекает, что он извращенец, — это-то и выводит меня из себя, ведь такое не понравится его зрителям, простым людям.
— Поскольку эти люди — существа высоконравственные, — начал подтрунивать врач.
— Ну пойми же, доктор, что мне это, в сущности, безразлично. Ни жарко, ни холодно, пока подобные слухи не мешают его карьере. Но как только они станут общеизвестны, придется, хотя меня беспокоит, что он не в себе, да, видимо, придется сказать не сегодня-завтра: переспи!
— Простите?
— Повторяю, я скажу ему: переспи! Пусть выберет себе любую из поклонниц, певичку или какую-нибудь мало-мальски смазливую девушку, и мы откроем встречный огонь. Он ни с кем не был близок, потому что втайне любил. Сохранял себя для Нее. Любовник-романтик! Я даю ему отпуск, и мы снимаем серию великолепных репортажей: Венеция, Испания, пирамиды… Разумеется, девица должна быть хоть немного фотогеничной. Романтика снова входит в моду. Естественно, я не стану требовать, чтобы он сделал это сегодня же вечером.
— Слава тебе господи!
— Но через неделю…
— И ты воображаешь, что он это сделает?
— Если будет в состоянии, непременно сделает.
— Не может быть, чтобы вы до такой степени развратили его, — язвительно заметил доктор.
Алекс привык к любым оборотам речи в своей профессиональной жизни и не почувствовал, что доктор утратил хладнокровие. Да он и не успел бы обидеться. Розовощекий, с блестящими — может быть, несколько чересчур — глазами, в великолепно сшитом костюме светло-голубой шерсти, в бар, улыбаясь официантке, входил Дикки-Король.
Таким же увидели его на репетиции четыре десятка фанатов, дрожавших на трибунах от холода. Позднее все они будут сидеть на самом верху, затеряются среди публики, и им едва будет виден его силуэт; здесь же они были рядом, ловили каждое его слово, делили все его заботы.
— Какой молодец! — восхищался Жан-Пьер.
— О! На сцене мы все такие… — похвалялся г-н Морис, не упускающий случая намекнуть, что и он тоже познал времена славы и испытаний. Тремя рядами выше маячил острый нос г-на Ванхофа. Он разговаривал с фанатами из другой группы.
Механик Фредди был счастлив, он помогал рабочим сцены. Из уважения к силе Алекс был к нему особенно внимателен. Совсем впереди, в промежутке между сценой и рядами стояло никелированное кресло Жоржа Бодуена, инвалида с парализованными ногами, только что приехавшего со своей сестрой Мари в автомобиле, который они специально оборудовали, чтобы следовать за Дикки.
Певец сразу же подошел к больному.
— Жорж! Все так же верен!
— Пока смогу, Дикки! Знаешь, твои гастроли — вся моя жизнь.
— Он только о тебе и думает, — подтвердила Мари, могучая сорокалетняя женщина с энергичным лицом, стоявшая за креслом.
— Мы думаем только об этом. У тебя уже есть новые песни?
— Скоро услышишь. Я обкатываю кое-какие из них в первом отделении. Надеюсь, они вам понравятся… Кого я вижу? Мадам Розье!
Мадам Розье очень старая дама; одежда ее выдержана в серых, черных и белых тонах, прическа — гладкая, на пробор, как носили в начале века, на шее — черная бархатная лента с камеей.
— Я следую за тобой от Диня, — скромно заметила она. — Можно тебя поцеловать, мой милый Дикки?
Дикки наклонился и подставил старой даме свой сыновний лоб.
— О, Дикки! Теперь наша очередь! — воскликнула мужеподобная толстуха. И дюжина девушек сорвалась с места. Дикки встретил этот удар с натянутой улыбкой. Он предпочитал фанатов типа Бодуенов, мадам Розье, славных людей, которые напоминали ему родную пикардийскую деревню, но, как говорил Алекс, пластинки-то покупает молодежь. И Дикки терпеливо выдержал осаду. Со всех сторон, со ступенек, которые, казалось, были пусты на репетиции, сбегали теперь вниз сгорающие от нетерпения группы людей. Дети, молодежь, люди постарше… Они толпились вокруг Дикки, тянули его за рукава и отворот пиджака. Это раздражало его, ведь костюм был новый и совсем чистый, но в то же время он был доволен, по крайней мере на этих людей статьи не повлияли…
Затем Дикки направился к группе, разместившейся в сторонке и не осмеливающейся приблизиться. Не обращая внимания на крики и недовольство других фанатов, он поздоровался с Эльзой Вольф и Анной-Мари, красоткой с лицом откормленной мадонны, которую он даже поцеловал, в виде утешения. Она так и не похудела с прошлого года. «Прекрасна как никогда, Анни!» Он помнил ее! Девушка расцвела.
У Полины покраснели глаза. Статья, даже несколько статей, попали ей в руки. Она больше часа проплакала в автобусе. «Но как же это возможно? Как?» — всхлипывая, повторяла она.
Всех салфеток м-ль Вольф не хватило бы, чтобы осушить эти слезы. Анна-Мари тоже плакала, а «близняшки», совершенно бледные, готовы были выцарапать глаза первому встречному, если бы он позволил себе намек или ироническую улыбку. Фредди поклялся, что набьет морду такому нахалу!
Дикки не выглядел подавленным. Он репетировал дольше, чем обычно. Спросил, как идет продажа билетов: пять тысяч раскупили в предварительной продаже и еще две тысячи — в обычной, поскольку погода прояснилась. На огромной, окруженной трибунами сцене в лучах заходящего солнца бледно-голубой силуэт Дикки перемещался из одного угла в другой; признаков нервозности заметно не было. «Ангел!» — Алекс потирал руки. Он все-таки натерпелся страху.
— Видишь, малыш! Всего на тысячу мест меньше, чем у Мирей. А ты даже не южанин!
Теперь Дикки казался вполне уверенным. Перед представлением он пожелал немного подкрепиться; у выхода его поджидала высокая блондинка в модном плаще из пестрой ткани под леопарда, которая бросилась к нему, пытаясь расцеловать. Он позволил ей сделать это и на какое-то мгновение даже удержал в объятиях, чтобы фотограф успел заснять кадр. «Ну что за парень! — подумал Алекс. Сердце его было переполнено искренней симпатией к Дикки. — Какой замечательный парень!»
По совету Эльзы несколько девушек решили поселиться в молодежной гостинице. Эльза была знакома с директрисой. Итальянка Джина подцепила рабочего, монтировавшего шапито, который оплачивал ей гостиницу (правда, дорожную). У «близняшек» нашлись друзья среди фанатов, ехавших на машинах с прицепом: они могли потесниться. Г-н Морис снова был гостем четы Герен, обеспеченных супругов, которых он приобщал к миру искусства, пируя за их счет. Фредди здорово помог рабочим сцены, и они все вместе отправились выпивать. Марсьаль и Жан-Пьер разместились, «как у Христа за пазухой», в домике приятеля-антиквара. Настроение улучшалось. Концерт на аренах Фрежюса прошел с триумфом. Анна-Мари, Эльза, Полина и фанатка из Компьеня оказались вместе в мрачном многоместном номере, но все же это была крыша над головой. Все кровати, однако, были заняты.
