«Это он, он, он!» «Мы любим тебя!» «Рай — это ты». Девицы, то одни, то другие выкрикивали это каждый вечер. «Давай, Дикки! Дави!» — вопили парни.

Дикки пел:

И Полина говорила Анне-Мари:

— И вправду, когда тебя никто не любит, тебе все время как будто холодно.

А Эльза Вольф предпочитала более сумасбродные, более ритмичные песни, типа:

«Сейчас!» — в едином порыве подхватил мощный, огромный хор зрителей. Дикки протягивал руки, и в луче прожектора, направленном ему прямо в лицо, искрились усыпанные блестками веки и волосы. Когда он выходил кланяться, оркестр повторял мелодию. На сцене что-то застучало. Это юноши и девушки бросали подарки: запонки, брелоки, цепочки; другие зрители с букетами и письмами в протянутой руке пытались взобраться на сцену еще до того, как Дикки вышел на «бис».

Воцарилось глубокое, благоговейное молчание, восторженные лица были мокрыми от слез; в тот момент, когда Дикки блеснул своей верхней нотой, по завороженным телам электрическим разрядом пробежала дрожь. Занавес опустился. И, словно стряхнув напряжение, зрители завопили снова. На балконе что-то затрещало: ломали приставленные в последний момент складные стулья. Неважно: это было предусмотрено в статье расходов.

Толпа медленно рассасывалась. Какая-то группа чуть ли не на руках несла изнемогающую от восторга девушку. Домохозяйки уткнулись в носовые платки. Несколько подростков, оставаясь на своих местах, все еще вызывали: «Дикки! Дикки!» — израсходовать энергию им было так же необходимо, как излить свой восторг. Затем послышались возгласы: «Все к артистическому входу! На улицу Урс!» — и толпа хлынула.

За кулисами, с трудом переводя дыхание, Дикки вытирал пот с лица. Затем, опершись на Роже Жаннекена, пошел в артистическую. «Он болен не больше, чем я», — думал доктор, которого эти блеющие массы приводили к отчаяние. «А я для него нянька, вот и все». Музыканты не торопясь убирали свои инструменты и вполголоса разговаривали. Боб (гитара) и Жанно (клавишные) — как всегда, о еде. Другие — о женщинах. Дейв собирал в маленькую корзинку, которую одолжил у костюмерши, разбросанные по сцене дары и полувосхищенно-полунасмешливо преподносил их Дикки. Взвешивая на ладони цепочку с гравированной надписью: «От твоих фанатов из Тарн-э-Гаронн», пошутил: «Гляди-ка, старик! Вот что делают идолопоклонники!» Дикки надел цепочку на руку. Она оказалась тяжелой.

После двух недель триумфа заполнить Дворец конгрессов в Дине уже не удалось.

— Но все же мы сделали неплохой сбор, — говорил Алекс (он сидел в баре с председательницей фан-клубов Жаниной, которая смаковала уже третий коктейль «александра»). — Если учесть, что восемь дней назад здесь пел Сарду и что Лама выступает четырнадцатого июля…

— Люди не выкладывают по сорок-пятьдесят франков трижды за полмесяца… мы должны были это предвидеть, — без обиняков высказалась Жанина.

У нее был дар говорить об очевидных вещах так, что хотелось дать ей пощечину. Это была очень прямолинейная женщина, что не слишком-то украшало ее.

— Проклятье, — ответил Алекс, вместо того чтобы сказать «вы правы».

Но Жанина поняла это именно так.

— В конце концов хоть раз членов фан-клуба посадили на удобные места, — сказала она, допивая свой коктейль. За день она поглощала массу подслащенных, но крепких напитков, так что к вечеру частенько появлялась в зале, слегка пошатываясь. Это смешило Алекса. Но не сегодня. Его мучила одна проблема.

— Скопище кретинов, — произнес он абсолютно бесстрастно, будто сказал: «славные ребята». (Члены фан-клубов были для него низшей расой, пехотинцами, что позволяют себя убивать. Если они посмотрят спектакль в приличных условиях два-три раза за лето, с них и этого довольно.) — Ну разве не так, доктор? Разве это не правда? К примеру, эти психопатки, что лезут за кулисы, и готовы на все, разве это здоровое явление, а?

Доктор с газетой в руках как раз входил в бар. Проорав свои положенные полчаса в день, Алекс угомонился. Его шутка означала желание закрыть тему. Жанина до последней капли допила коктейль. (Выпить еще один? Не сейчас… Она достигла той стадии приятного помутнения в голове, которое отделяло ее от мира и вполне устраивало. Когда туман начнет рассеиваться, тогда посмотрим.) Она подобострастно рассмеялась. Поняла, что Алекс уже выкинул свой номер. Разумеется, она шепнет словечко девушкам, прежде всего Анне-Мари и Джине. Жанина дорожила своим призрачным авторитетом: когда-то она была составителем и ведущей одной известной телепередачи. И женой заместителя директора телевизионного канала. Муж и передача уплыли вслед за сорока пятью годами жизни Жанины, бывшей мисс Кабур, мисс «Серебряный берег», которую называли «прекраснейшей грудью Франции». Та минимальная власть, которая сопряжена даже с самой жалкой телепередачей, позволила ей какое-то время обольщаться, не замечать «непоправимости удара». Но с каждым днем иллюзия потихоньку таяла: Жанина испытывала от этого больше страха, чем горечи. Она и в самом деле была славной женщиной, говорившей о своем бывшем муже, сделавшем ей массу немыслимых подлостей: «Мы сохранили прекрасные отношения».

— Газеты, — попросил Алекс у бармена.

Доктор опередил его.

— У меня утренний «Клерон».

— Ну что? Хорошего мало?

— Ничего страшного. И даже вовсе не страшно… — сказал доктор с каким-то кислым удовольствием, означавшим: «Этого следовало и ожидать». (Этот парень такая же мразь, как Серж, — подумал Алекс. — Он только радуется, когда плохи наши дела.)

— Так покажи же газету!

— Две газеты, — уточнил доктор и протянул их ему.

Алекс быстро пробежал опубликованные статьи.

— Он их видел?

— «Клерон» да. Мне кажется, вы о чем-то договаривались с журналистами? Вот он и попросил их. Но «Репюбликен дю Гар» он не читал.

— Какие мерзавцы! — воскликнул Алекс. — Конечно, билеты все равно раскупят, но все же… Что ни говори, а даже мало-мальски серьезные газеты никогда не будут на нашей стороне. Правда, в таких изданиях, как «Каролина», «Мари-Пьер» или, например, «Барнум», «Фотостар», «Флэш-78», недостатка нет, но Дикки все же дает им недостаточно.

— Что ты хочешь этим сказать? Вы им платите?

— Да нет, мой дорогой Роро! (Доктор подскакивал всякий раз, когда Алекс фамильярно называл его Роро.) — Я хочу сказать, что он не дает им информации, материала. Я задумал кое-что устроить с одной японкой, которую он привез бы с собой, но все сорвалось. Невеста-японка, представляешь себе? Это было бы бомбой! Со времени помолвки Дикки с Жане прошло почти два года, и с тех пор — ничего!

— Рядом с Жане он смотрелся очаровательно! — вставила Жанина.

— Я не знал, что он был помолвлен, — сказал доктор.

Алекс и Жанина, заговорщически переглянувшись, вздохнули.

— Но ведь это же было не всерьез, — терпеливо пояснил Алекс. — Просто нужно было сделать снимки на обложку «Матча», «Жур де Франс» и для двух цветных разворотов в разных еженедельниках…

И он углубился в изучение лежащей у него на коленях газеты со статьей, озаглавленной: «Ничтожество, осыпанное блестками».