— Мне, конечно, шестьдесят, но мозги у меня еще работают, — сухо сказала Хонор. — Но я после этой поездки очень хочу пить, Ты не собиралась предложить мне чаю?
Она еще не видела дома Роуз, кроме ванной, да еще, проходя по коридору, бросила беглый взгляд в кухню, через которую Роуз быстро провела ее во двор. Ставя второй шезлонг, она что-то сказала о том, что под деревом прохладнее, но Хонор со своей подозрительностью решила, что причина не в этом.
Роуз покраснела.
— Конечно, о чем я только думаю! — Она вскочила на ноги. — Я пойду сделаю.
Хонор осталась в шезлонге, потому что хотела дать дочери время взять себя в руки. Как бы ни была Роуз ошеломлена визитом матери, она, похоже, не пришла в ужас, не вела себя воинственно — так, как было в тот раз, когда она приехала в Винчелси. Кроме того, она хорошо выглядела, менее бесстыдно, чем в прошлый раз, и кухня, по крайней мере, была чистой и в порядке. Было честно дать ей несколько минут для того, чтобы убрать из гостиной все, что могло бы ее смутить, и может быть, она вспомнила бы за это время, о чем написала в письме.
Задний двор был удивительно приятным — здесь был лишь клочок газона, но по стенам плелась жимолость и как раз начинали цвести осенние маргаритки. За двором кто-то следил, здесь не было сорняков, а забетонированная часть у ступенек, ведущих в кухню, была хорошо выметена. В письме Роуз подразумевалось, что это был ее дом, и если это было так, Хонор было интересно, откуда она взяла деньги на его покупку. Впрочем, она так мало знала о Роуз и понимала, что если хочет получить какой-то толк от разговоров, то ей придется укротить свое желание задать ей массу вопросов.
Роуз вернулась минут через десять с чайным сервизом на подносе. Она причесала волосы, чуть подкрасила губы и выглядела успокоившейся. Увидев чайный сервиз, Хонор слегка дернулась, потому что он был из изящного фарфора цвета слоновой кости с темно-красной полоской вокруг чашек, расписанных золотом, очень похож на тот, который был у нее.
— Как давно у тебя собака? — спросила Роуз, ставя поднос с чаем на деревянный ящик между ними. Она потянулась погладить пса, и Хонор стало понятно, что она очень не уверена в себе и пытается спрятаться за общими разговорами.
Хонор объяснила, как у нее появился Великан и почему она взяла его сегодня с собой.
За чаем они разговаривали о Битве за Англию. Роуз, похоже, совершенно ничего не слышала, но это было вполне понятно, потому что большинство сражений происходило над Эссексом, Кентом и Сассексом. Она жаловалась на продовольственные карточки, на затемнение и на постоянные ложные тревоги, когда сирены, оповещавшие о воздушных налетах, путали так, что душа уходила в пятки.
— Но мы сейчас на них уже не обращаем внимания, — сказала она, пожав плечами. — Лондон не будут бомбить. Некоторые люди просто любят паниковать. Как бы я хотела, чтобы это закончилось, мне и без того трудно заполучить хороших жильцов. Если все будут уезжать, Лондон очень быстро опустеет.
Судя по тому, что Хонор сегодня видела в Лондоне, причин для беспокойства, безусловно, не было. Транспорт ходил хорошо, магазины были открыты, как обычно, и у людей, гулявших на солнышке, был беззаботный вид.
В метро она разговорилась с одной женщиной, и та сказала, что людям уже до смерти надоело бегать в бомбоубежище при каждом звуке сирены, а потом обнаруживать, что они впустую потеряли несколько часов, потому что это была ложная тревога. Она сказала, что ничто на свете больше не заставит ее спускаться в какое-нибудь мерзкое и грязное укрытие. Так что Роуз, возможно, была права. В конце концов, она здесь жила.
— Это твой дом? — спросила Хонор после того, как выслушала тираду в адрес некоторых из ее жильцов.
— Да. Я долгое время откладывала деньги, и потом у меня появился один случайный доход. Один друг посоветовал мне вложить деньги в недвижимость. — Она говорила оправдывающимся тоном, будто выучила это объяснение наизусть.
— Очень разумно! — похвалила Хонор. Ей хотелось прекратить пустую болтовню и добраться до вопроса, почему Роуз написала ей. Чайный сервиз, так похожий на тот, который был у нее дома, дал ей возможность перевести разговор на более личные темы.
— Твой сервиз почти такой же, как мой, — сказала она веселым тоном, поднимая чашку, чтобы рассмотреть ее.
— Я его поэтому и купила, — сказала Роуз с некоторой робостью. — Я его увидела в магазине подержанных вещей, и он напомнил мне о доме.
— Я думала, ты уже не хотела вспоминать о доме, — сказала Хонор, очень постаравшись придать своему тону непринужденность.
— Ты удивишься, если узнаешь, как часто я думаю о прошлом, — возразила Роуз и опустила голову, понимая, что за таким заявлением должны последовать какие-то объяснения. — Ну хорошо, мама, — сказала она, глядя прямо на Хонор. — Я действительно сожалею о многом. Если бы я могла снова начать сначала, я бы все сделала по-другому.
Хонор кивнула.
— Ты писала мне об этом и о том, что надеешься получить прощение и шанс начать все сначала. Почему ты вдруг захотела этого?
— Не вдруг, — сказала Роуз, пожав плечами. — Я очень давно этого хотела, но с тех пор как началась война, это стало самым важным.
— Я и сама это чувствовала, — осторожно сказала Хонор. — Но как бы мне ни было приятно и какое бы я ни почувствовала облегчение, узнав, где ты находишься, я не могу обещать тебе прощение. Его нужно заслужить.
— Как? — нахмурилась Роуз.
— Ну, об этом думать тебе, — сказала Хонор. — Ты должна быть честной сама с собой, отдавая себе отчет, почему именно ты хочешь прощения. Это потому, что тебе сейчас одиноко, или потому, что у тебя проблемы?
— Нет, у меня все отлично, — вспыхнула Роуз. — У меня есть этот дом и доход с жильцов. Я могу тебе все показать, чтобы ты сама убедилась.
— На меня не производит впечатления материальное, — напомнила ей Хонор. — Никогда не производило и никогда не будет. Ты и твой отец, вы когда-то были точкой опоры в моем мире, а сейчас такая точка опоры для меня — Адель. И точно так же, как я сделала бы все, чтобы обеспечить тебе и Фрэнку безопасность и благосостояние, точно так же я делаю все для моей внучки. Поэтому тебе придется убедить меня, что твои мотивы чисты, прежде чем я подпущу тебя близко к ней.
— Не знаю, хочу ли я подходить близко к ней, — угрюмо сказала Роуз. — Мы не ладили, когда она была ребенком. Сомневаюсь, что сейчас что-то изменится.
— Если ты так к этому относишься, то я могу сразу уходить, — отрезала в ответ Хонор. — Мы с Адель неразделимы. Если ты хочешь, чтобы я вернулась в твою жизнь, тебе придется загладить вину перед ней.
Роуз какое-то время не отвечала и выкручивала руки, лежавшие на коленях.
— Я на самом деле хочу загладить вину, — сказала она в конце концов. — Я просто не верю, что она когда-либо пойдет мне навстречу. Я знаю, что все сделала не так в тот день, когда пришла повидать тебя. Я так много хотела сказать, но я не должна была просто так объявляться и быть такой… — Она запнулась, явно не подобрав слов, чтобы описать, какой она была в тот день.
— Наглой? — подсказала Хонор. — Именно такой ты была. Невежественной, неблагодарной, бесчувственной. Я не увидела ни следа от своей дочери, которую с такой любовью воспитывала. Наверное, ты жила с какими-то последними людьми, если докатилась до этого.
Роуз напряглась.
— Последние люди были единственными, кто приютил меня, — сказала она с вызовом. — Я не вышла бы замуж за Джима Талбота, если бы не находилась в отчаянном положении.
Хонор сурово посмотрела на дочь. Она действительно выглядела намного лучше, чем во время их предыдущей встречи. Ее светлые волосы сияли и были причесаны по последней моде, собраны тугим витком на затылке каким-то непонятным для Хонор способом. Она была загоревшей и все еще стройной, и ее сарафан в бело-розовую полоску явно был дорогой вещью. Но на ее лице были морщины, и не такие, которые появляются от смеха. Она безусловно была привлекательной женщиной, но выглядела суровой.
