Может быть, она немного сошла с ума, потому что решила, что собака пришла к ней по какой-то особенной причине. Она предложила ей остатки жаркого из кролика, и когда оказалось, что собака не смогла его есть, покормила ее из рук, кусочек за кусочком, потом устроила ей постель в сарае, потому что она слишком кишела блохами, чтобы пустить ее в дом.
Собака была все еще там на следующее утро и попыталась вилять обрубком хвоста, увидев свою спасительницу. Она съела еще немного кролика, потом упала на землю, будто изнемогая от усталости, и у Хонор сжалось сердце от сострадания.
Она назвала пса Великаном, и ей потребовалось много времени, чтобы привести его в порядок. Иногда, когда она приносила ему еду, он просто смотрел на нее своими большими, печальными глазами, словно удивляясь, зачем она беспокоится, потому что хотел умереть. Но каждый день она приносила ему немного больше еды, избавляла от глистов и вшей, купала и расчесывала.
И когда она перевела Великана в дом, он начал в конце концов есть с энтузиазмом. И Хонор подумала, что они вылечили друг друга: она кормила его, а он обожал ее. Они нужны были друг другу.
Если бы она знала, что собака может быть такой хорошей компанией, она завела бы кого-нибудь еще много лет назад. Просыпаясь утром от прикосновения холодного носа к ее лицу, она улыбалась. Было приятно, когда он прыгал рядом с ней, пока она собирала хворост. А по вечерам, когда она слушала приемник, он лежал, положив голову ей на ноги, и вздыхал от удовольствия. Может быть, если бы Великан не подбодрил ее настолько, она никогда не нашла бы сил поехать в Гастингс выяснять, не знает ли старшая сестра в больнице, куда уехала Адель.
Несмотря на прекрасный день, на болотах не было никого. Хонор догадалась, что почти все в Англии сидели у приемников и весь остаток дня они будут обсуждать это с соседями, друзьями и семьей. Она плелась по галечному берегу к морю, играя с Великаном, бросая ему палки и думая про Адель.
Сейчас, когда объявили войну, она будет в самом сердце воздушных рейдов, потому что Хонор догадалась, что немцы будут бомбить лондонские доки. Она представляла свою внучку в опасности, и у нее было то же дурное предчувствие, как и тогда, когда Фрэнк ушел воевать. Она помнила, как стояла на пляже, смотрела на Францию и пыталась внушить, чтобы война закончилась, чтобы он мог вернуться домой. Сейчас она даже не могла дойти до моря из-за мотков колючей проволоки, которой намеревались остановить вторжение.
Майклу придется быть в самой гуще. Хонор часто думала, как у него дела и пережил ли он разрыв с Адель. Почему-то она в этом сомневалась. Возможно, его тянуло пьянствовать с другими молодыми летчиками, но он был чувствительным, искренним человеком, и его страдания после исчезновения Адель наверняка оставили глубокие шрамы в его душе.
— Но почему она вдруг решила, что я ей не гожусь? — часто плакал он, разговаривая с Хонор. — Это нелогично.
В какой-то степени это показалось логичным Хонор, когда Майкл в конце концов проговорился, что они провели выходные в Лондоне вместе незадолго до ее исчезновения. Хонор была совершенно уверена, что Адель оставила этот неприятный инцидент в «Пихтах» в прошлом, потому что она была вне себя от счастья с Майклом. Но может быть, в момент интима все это вернулось и позже Адель поняла, что не сможет выдержать ни помолвку, ни брак, если занятия любовью оживили такие ужасные воспоминания.
Хонор была вынуждена высказать это предположение Майклу, но его ответ заставил ее расплакаться.
— Я тоже подумал об этом, — сказал он. — Я не поверил бы, что причина в этом, потому что она была счастлива со мной в эти выходные, но это единственная вещь, которая могла бы быть объяснением всему. Но я продолжал бы любить ее все равно, даже если бы она не легла со мной в постель до конца жизни.
Хонор знала, что как бы это ни было далеко от реальности, Майкл верил в то, что говорил. Он по-настоящему любил Адель и прошелся бы ради нее по горячим углям. И Хонор сомневалась, что он когда-либо сможет чувствовать подобное по отношению к другой женщине.
Было около трех часов дня, когда Хонор направилась обратно в коттедж. Она намеренно гуляла долго, пока не начала падать от усталости, потому что у нее в голове было слишком много всего, и она хотела пойти домой и проспать много часов.
Великан, похоже, понял, как она обеспокоена, потому что не бегал, гоняясь за птицами, как всегда, а оставался рядом с нею и время от времени глядел на нее скорбными глазами.
Именно он лаем предупредил ее, что кто-то идет к ним. Этот кто-то был слишком далеко, чтобы Хонор разглядела, кто это, но он, похоже, махал ей рукой.
Она остановилась как вкопанная, прикрыв рукой глаза от солнца, чтобы лучше рассмотреть. Этот кто-то бежал к ней, и вдруг она поняла, что это, должно быть, Адель.
Ее сердце забилось от радости. Она попыталась бежать, но смогла только ковылять.
— Бабушка! — услышала она через хруст гальки под ногами; она никогда не слышала звука слаще.
Она остановилась и смотрела, как Адель прошла до нее последние сотни две ярдов. Адель двигалась, как молодая серна, прыгая через препятствия, и волосы развевались за ней на ветру.
Хонор невольно открыла руки, и у нее по лицу побежали слезы радости. Все-таки она была права, день был подходящим для чудес.
Глава двадцатая
1940
— Отлично, сестра Талбот, — сказала старшая сестра, вручая ей диплом медсестры, значок и синий пояс, свидетельства ее квалификации. — И пожалуйста, никаких идей по поводу замужества, Англии сейчас нужны медсестры как никогда.
Адель улыбнулась. Возможно, другие медсестры безрассудно влюблялись из-за того, что была война, но не она. И пусть она научилась жить без Майкла, но ни один мужчина, которого она встречала, даже близко не мог заставить ее забыть о нем.
Старшая сестра двинулась к Джоан Марлин, чтобы дать ей значок, пояс и точно так же предупредить насчет замужества. Позже все восемь сестер, которые прошли выпускные экзамены, получат новые платья в бело-голубую полоску и накрахмаленную шапочку более сложной формы. Им увеличат зарплату, и они переедут на второй этаж общежития для медсестер в чуть бОльшие комнаты, но лучше всего было то, что они уже не были практикантками. Они получили квалификацию.
Адель широко улыбнулась Джоан. Сегодня они пойдут праздновать, выпьют пару стаканчиков, а потом будут танцевать. Это был долгий путь, но они справились. Теперь Адель поняла, как чувствовал себя Майкл, когда получил первые знаки отличия.
Было 12 мая. Через два месяца Адель исполнится двадцать один год. Война пока что не сильно затронула гражданскую жизнь. Они называли ее Ложной Войной. В январе начали выдавать по карточкам сахар, масло и ветчину, некоторые продукты редко появлялись в магазинах, а вдоль пляжей на многие мили протянули колючую проволоку и заминировали сами пляжи на случай вторжения. Основной причиной для недовольства было неудобство, причиняемое затемнением. Всех раздражало, что нельзя ходить свободно после наступления темноты, и все обижались на патрули, которые дежурили на улицах, высматривая щелочки света за шторами. Это был абсурд, потому что половина людей, доставлявшихся в травматологию по ночам, просто неудачно падали или натыкались на фонарные столбы в темноте. И лондонские больницы были не так заняты, поскольку в них лечили только в экстренных случаях, — людей, чьи операции планировались заранее, вывозили в больницы за городом.
Мужчины и женщины в форме, которые были везде, были таким ж напоминанием серьезности войны, как и списки погибших в газетах, но для большинства обычных людей это была все еще далекая реальность, которая пока что не коснулась их жизни.
В апреле немцы вторглись в Данию и Норвегию, потом через два месяца их армия вошла в Голландию, Бельгию и Люксембург. В тот же день Уинстон Черчилль стал главой коалиционного правительства вместо Невилла Чемберлена, который подал в отставку за несколько дней до того.
