Сейчас она пожалела, что пришла сюда. Лучше бы она попытала судьбу и поехала к миссис Паттерсон.

— Выпей это!

Адель нервно вздрогнула, услышав голос бабушки рядом с собой. Та держала в одной руке чашку чая, а в другой — тарелку с куском фруктового пирога.

— Давай садись и не обращай внимания на пятна сливок в чае, ничего плохого они тебе не сделают. А я лучше пойду и куплю еще молока, в такую жаркую погоду оно быстро скисает.

Фруктовый пирог был любимым пирогом Адель, и дома она нечасто угощалась им.

— Вы сами его сделали? — спросила она.

— Нет, его испек мой повар, — отрезала бабушка. И даже сквозь замутненное сознание Адель услышала в ответе сарказм. — Веди себя хорошо, пока меня не будет. Нигде не лазь.

Адель лишь глупо уставилась на женщину, не понимая, что она имеет в виду.

Хонор поехала на велосипеде в магазин в Винчелси, довольная, что на какое-то время оставляет коттедж и девочку. Адель казалась такой туго соображающей и была почти не в состоянии ответить даже на простейшие вопросы. На полдороге вверх по холму в Винчелси ей пришлось сойти с велосипеда и идти пешком, потому что холм был очень крутой, и к тому времени, когда она добралась до вершины, она вся вспотела из-за палящего солнца.

И только тогда ей пришло в голову, что девочка, вероятно, получила солнечный удар. Она вспомнила, что с ней однажды было такое после дня, проведенного на пляже в Кэмбер-Сандз с Фрэнком и Роуз. По сути, ей не один день потом было плохо.

И вдруг ей стало стыдно, что она не подумала об этом раньше — в конце концов, девочка целых два дня шла по солнцу. Если дело было в этом, неудивительно, что она не смогла съесть суп на ланч!

Хонор решила спросить у аптекаря, чем лечить ожоги от солнца, но когда она заглянула в аптеку и увидела несколько женщин, стоявших в очереди, то не захотела, чтобы они услышали их разговор. Поэтому она купила пинту молока, положила его в корзину, висевшую на руле, и быстро отправилась домой.

Она оставила входную дверь открытой и подперла ее, чтобы заходил ветерок, и первое, что бросилось ей в глаза, были девочкины ноги, торчавшие из-за кушетки.

Вбежав в комнату, Хонор увидела ее лежащей лицом в луже рвоты. Она подняла ее, повернула на бок и убедилась, что дыхательные пути не закупорились. Девочка была без сознания, пульс еле прощупывался, и когда Хонор дотронулась до ее лба, то почувствовала, что она пылает.

Оглядевшись вокруг, Хонор увидела пустую чашку от чая, наполовину съеденный кусок пирога на маленьком столике рядом со стулом и догадалась, что девочку тошнило и она пыталась пойти в туалет.

Впервые за много лет Хонор испугалась. Девочка первым делом с утра сказала, что у нее все болит, но она не обратила на ее слова никакого внимания. Она даже не уложила ее в постель. Сейчас было ясно, что она серьезно больна. Нужен доктор, но как же ей пойти искать доктора и оставить ее одну?

В гостиной было ужасно жарко, поэтому она взяла девочку на руки и отнесла в свою спальню.

— Адель! — позвала она, резко похлопав девочку по щеке. — Ты меня слышишь?

Ответа не последовало. Адель была вялой, словно тряпичная кукла, она вся горела, и Хонор стало плохо от ужаса, что девочка может умереть. Как она сможет это объяснить? Люди и так уже говорили о ней всякое, она знала, что они подозрительно восприняли исчезновение Роуз. А что, если они подумают, что она убила этого ребенка или просто оставила ее умирать?

— Прохладной воды! — сказала она вслух, стараясь успокоиться. — Нужно ее охладить и напоить.

Когда Хонор раздела девочку догола и обложила ее полотенцами, то увидела явные синяки от пальцев на ее тощих бедрах. И расплакалась от стыда за то, что была полностью поглощена расспрашиванием Адель о ее матери и проигнорировала жалобное объяснение, почему она сбежала из приюта.

«Он делал со мной грязные вещи». Она должна была обратить внимание на эту фразу. Но фраза не запомнилась, потому что она думала только о себе и о том, как защитить свою мирную, уединенную жизнь.

У Адель задрожали веки, когда Хонор промокнула ее лицо холодной водой. Затем Хонор приподняла ей голову и заставила сделать несколько глотков воды.

— Ты должна пить, — умоляла она. — Хоть несколько глотков пока.

Хонор всегда гордилась тем, что умела все делать. Она выходила Роуз от скарлатины, лечила Фрэнка от его душевной травмы и от воспаления легких, которое его в конце концов и убило. Ош могла вылечить птице сломанное крыло, свернуть курице шею и освежевать кролика. Если с крыши отваливалась черепица, она залезала на крышу и чинила ее. Но сейчас, когда она смачивала Адель водой, поила ее и держала перед ней миску, пока ее рвало, она почувствовала себя слабой и беспомощной.

Так продолжалось долго. Она охлаждала девочку, пока та не начинала дрожать, потом укрывала ее, но через несколько минут у Адель снова поднималась температура и все начиналось сначала.

Становилось темно, и она зажгла лампу. Она слушала и успокаивала Адель, когда у той начался бред и она звала свою младшую сестру и какую-то миссис Паттерсон. Ее лихорадило и рвало, пока в желудке не осталось ничего, кроме желчи. И все время Хонор не сводила глаз с багровых синяков от пальцев на ее бедрах и была в ярости оттого, что мужчина мог сделать это с ребенком.

Наступила полночь, время шло, и Хонор уже дважды сменила простыни, потому что они были мокрыми от пота. Ей хотелось открыть окно и впустить свежий воздух, но в тот момент, когда она его открыла, влетели ночные бабочки и забились о лампу, и этот звук раздражал ее. В конце концов она легла рядом с ребенком, но, несмотря на сильную усталость, боялась закрыть глаза даже на минуту. Каждый раз, когда она смотрела девочке в лицо, распухшее и красное от солнечных ожогов, она чувствовала гнев, оттого что Роуз и этот Мэйкпис так плохо обращались с ней.

Было четыре часа утра, когда Адель попросила пить. Хонор, вздрогнув, проснулась, и ей стало стыдно, что она на какое-то время уснула.

Она в одно мгновение выскочила из постели, подняла девочке голову и дала ей воды. В этот раз Адель выпила полстакана, прежде чем ее голова снова упала на подушку. Хонор сидела у кровати с миской, ожидая, что Адель снова вырвет, но минута шла за минутой, и на этот раз все обошлось. Хонор тронула ее лоб. Он по-прежнему пылал, и она приложила влажную тряпку, чтобы охладить его. И все же она инстинктивно поняла, что опасность миновала.

Комнату уже осветили первые утренние лучи, и Хонор задула лампу. Потом она открыла окно и впустила свежий воздух. Небо было розовато-серого цвета, предвещавшего дождь, и она была этим довольна — не только потому, что дождь был нужен для овощей, но и потому, что он охладит воздух и поможет девочке поправиться.

— Ее зовут Адель, — проворчала она себе под нос.

Хонор облокотилась локтями о подоконник, глядя в болота, и думала, почему Роуз дала дочери такое имя. Мог ли ее отец быть французом?

— А имеет ли это значение? — спросила она себя. — В конце концов, ты выставишь ее, как только она поправится.

Глава восьмая

— Ты испортишь себе глаза, если будешь читать при таком свете, — сказала резко Хонор. Был ранний вечер, но шел сильный дождь, и от этого в комнате было темно.

Адель неохотно отложила «Маленьких женщин», она хотела, но не осмеливалась спросить, можно ли зажечь масляную лампу. Она знала, что бабушка никогда не зажигала ее, пока не наступали сумерки, а до этого времени оставалось еще несколько часов.

Чуть раньше днем бабушка сказала, что завтра будет две недели с тех пор, как Адель появилась здесь. Адель не показалось, что прошло много времени, она была слишком больна, чтобы замечать, как текут дни.

Ей было очень странно проснуться и обнаружить себя в бабушкиной постели, с бабушкой рядом, и узнать, что она целых три дня не приходила в себя. Последнее, что она хорошо помнила, — это что бабушка дала ей кусок пирога и чашку чая и ушла. У чая был какой-то странный вкус, а пирог был сухим и отвратительным, а потом вдруг она почувствовала себя совсем плохо и попыталась выйти в туалет. Что случилось дальше, она совершенно не помнила.