– Я предложил свою помощь, – пожал плечами Локвуд. – От нее отказались.

– Конечно отказались, – провел рукой по своим коротко стриженным волосам Киппс. – Потому что вы никто. Ну, что у вас сегодня ночью? Какой-нибудь пустяковый случай, я полагаю. Вот ваш уровень.

– У нас призрак, который наводит ужас на обычных людей, – ответил Локвуд. – Это пустяк? Я так не считаю.

– Да, конечно, – кивнул Киппс. – Но для того чтобы принимать участие в серьезных расследованиях, тебе нужно работать в настоящем агентстве. Каждый из вас легко мог бы неплохо устроиться у нас в «Фиттис», например. Лично я готов взять Люси в свою команду хоть завтра. Я уже говорил ей об этом, и мое предложение остается в силе.

– И ты уже слышал мой ответ, – сказала я, глядя прямо в ему глаза.

– Как знаешь, – пожал плечами Киппс. – Но еще раз советую: смири свою гордыню и решайся. В противном случае будешь просто попусту тратить свое время.

Киппс кивнул мне и отправился назад к Барнсу.

– Наглец, – сказал Локвуд. – Наговорил, как всегда, массу всякой чуши.

Чушь это была или нет, но после этого Локвуд замкнулся и сидел в такси молча, предоставив мне самой напомнить шоферу нужный нам адрес – дом номер шесть по Нельсон-стрит, Уайтчепел, где нас ожидала Гостья в вуали, и взять на себя переговоры с клиенткой.

Дом номер шесть стоял на узкой улочке. Наша клиентка, миссис Петерс, уже ждала нас – дверь распахнулась до того, как я успела позвонить. Миссис Петерс оказалась молодой, заметно нервничавшей женщиной с рано поседевшими от забот волосами. На голове и плечах у нее была толстая шаль, затянутой в перчатку рукой миссис Петерс сжимала большое деревянное распятие.

– Она там? – прошептала миссис Петерс. – Там, наверху?

– Откуда мне знать? – ответила я. – Мы еще даже в дом не вошли.

– Ее видно с улицы! Мальчики сказали, что ее можно увидеть с улицы, – чуть слышно выдохнула наша клиентка.

Ни мне, ни Локвуду и в голову не пришло осмотреть дом снаружи. Мы отошли на пустынную мостовую и задрали головы, рассматривая два окна на втором этаже. Одно окно, прямо над дверью, было освещено. Видневшаяся сквозь стекло керамическая плитка говорила о том, что это окно ванной комнаты. Второе окно было темным и, в отличие от обычных окон, не отражало даже свет уличного фонаря, горевшего возле соседнего дома.

Это окно выглядело как непроницаемо черная дыра в бесконечность. А внимательно присмотревшись, в стекле можно было заметить женский силуэт. Снаружи казалось, что женщина стоит прямо у окна, повернувшись спиной к улице. Постаравшись, можно было разглядеть даже ее черное платье и длинные пряди темных волос.

Мы с Локвудом вернулись к двери. Я прокашлялась и сказала:

– Да, она там.

– Вам не о чем волноваться, – успокоил Локвуд хозяйку, когда мы проходили мимо нее в узкий холл. Затем блеснул своей включенной на половину мощности вселяющей уверенность улыбкой и добавил: – Мы поднимемся наверх и посмотрим.

– Надеюсь, вы понимаете, почему я не могу спокойно спать, мистер Локвуд? – всхлипнула миссис Петерс. – Теперь вы понимаете, правда?

Глаза у нее были как две испуганные луны. Затем она пошла следом за Локвудом, выставив перед своим лицом как карнавальную маску деревянное распятие, и едва не расквасила им Локвуду нос, когда он неожиданно обернулся.

– Миссис Петерс, – сказал он, осторожно отводя распятие, – вы можете сделать для нас одну вещь? Очень важную.

– Да?

– Пройдите, пожалуйста, на кухню и поставьте чайник. Это вы сможете сделать?

– Разумеется. Да-да, конечно смогу.

– Великолепно. Заварите нам по чашке чая. Наверх их не приносите. Мы сами спустимся вниз, когда закончим. Надеюсь, чай к тому времени еще не успеет остыть.

Еще одна улыбка, легкое пожатие руки, и мы – уже вдвоем с Локвудом – направились вверх по узкой лестнице, шаркая о стену своими сумками.

Строго говоря, лестничной площадки на втором этаже не было – просто расширенная верхняя ступенька. Три двери: одна в ванную, вторая в спальню на задней стороне дома и третья в спальню, выходящую на улицу. В эту третью дверь было вколочено не менее полусотни тяжелых железных гвоздей, с которых свисали металлические цепочки и пучки лаванды. Саму дверь за всем этим было почти не видно.

– Любопытно, – пробормотала я.

– Да уж, рисковать наша хозяйка не любит, – согласился Локвуд. – О, да она еще и псалмы поет! Впрочем, этого следовало ожидать.

Снизу послышался звук открываемой двери, спешащие на кухню шаги, а затем отрывок псалма, пропетого слабеньким дрожащим голосом.

– Не уверена, что псалмы могут здесь помочь, – сказала я, проверяя свой рабочий пояс и доставая рапиру. – И распятие тоже. Оно совершенно бесполезно, если сделано не из железа или серебра, а из дерева.

Локвуд достал из своей сумки тонкую железную цепь и взял ее на изготовку. Он стоял сейчас так близко, что касался меня.

– Такие вещи если и не помогают, то хотя бы успокаивают, – сказал он. – Среди вещей, которые собирали мои родители, таких больше половины. Помнишь тамбурин из костей и павлиньих перьев в библиотеке? Оберег против злых духов с острова Бали. В нем нет ни грамма железа или серебра… Так, ладно, хватит болтать. Мы готовы?

Я улыбнулась ему. За дверью нас ждал ужас. Спустя несколько секунд я встречусь с ним. Но при этом мое сердце пело от радости, от того, что я стою в этом доме рука об руку с Локвудом. Если честно, мне в этом мире больше ничего не нужно.

– Готовы, – сказала я. – И мне уже не терпится выпить горячего крепкого чая.

Я закрыла глаза и мысленно сосчитала до шести, готовя их к переходу из света в темноту. Затем открыла дверь и вошла в комнату.

За барьером из гвоздей и лаванды было так холодно, будто кто-то оставил на всю ночь открытой дверцу холодильника. Локвуд закрыл за нами дверь, и мы оказались в темноте – было такое ощущение, что тебя с головой опустили в чернила. Ни отблеска уличного света на потолке – непроглядная тьма.

При этом занавесок на окне не было, перед нами чернел голый прямоугольник стекла.

И внутри этого стекла было нечто, не пропускавшее ни единого лучика света.

Кроме того, что было ужасно холодно и темно, в комнате кто-то плакал. Это был жуткий звук, тоскливый, но при этом вкрадчивый, и он отдавался странным эхо, словно звучал не в маленькой комнате, а в каком-то огромном пустом пространстве.

– Локвуд, – прошептала я, – ты где?

Я почувствовала легкий дружеский толчок в бок.

– Рядом с тобой, – ответил Локвуд. – Черт, как холодно! Нужно было перчатки надеть.

– Я слышу плач.

– Она в окне. Внутри стекла. Ты ее видишь?

– Нет.

– Не видишь ее скрюченных, готовых схватить пальцев?

– Нет. И, пожалуйста, не нужно мне их описывать…

– Хорошо, что я лишен воображения, иначе мне сегодня снились бы кошмары. На ней кружевное серое платье и что-то вроде вуали на лице. В одной руке она держит какое-то письмо, оно испачкано чем-то темным – не знаю, кровь это или просто слезы. Она прижимает письмо к груди своими когтистыми иссохшими пальцами… Ну вот что, сейчас я разложу цепь. По-моему, самое лучшее, что мы можем сделать, – это разбить стекло. Разбить, собрать все осколки и отправить их на сжигание. – Голос Локвуда звучал спокойно и ровно, я слышала, как он позвякивает цепью.

– Погоди, Локвуд.

Я стояла, ничего не видя, чувствуя лишь прикосновение морозного воздуха к лицу, сосредоточилась и открыла свои уши и сознание навстречу более тонким, потаенным вещам. Плач стал чуточку тише, а затем я уловила чуть слышный шепот и такое же едва ощутимое дыхание:

– Спрятала…

– Что? – спросила я. – Что ты спрятала?

– Люси, – сказал Локвуд. – Ты не видишь того, что вижу я. Ты не должна разговаривать с этой тварью. Это плохо кончится.

Локвуд взял меня под локоть и потянул вперед за собой. Я вошла в выложенный из цепи круг, шепот тут же оборвался, на секунду вернулся и вновь исчез.