А со мной тем временем начиналось что-то вроде истерики. Мне хотелось одновременно плакать, и безудержно хохотать, и кричать на Локвуда…

Но я сдержалась и вместо этого тихо спросила:

– Какой она была?

– Э… трудно сказать. Она была моей сестрой. Конечно же я любил ее. Когда-нибудь найду вам ее фотографию. По-моему, есть одна где-то там, в ящике комода. Я сложил туда все вещи Джессики. Хотел как-нибудь разобрать их, но никогда не хватает на это времени. Столько дел… – Локвуд прислонился к оконной раме, его силуэт четко обрисовался на фоне яркого солнечного света. Потом он добавил, осторожно перекатывая в ладони сухие семена: – Она была высокой, темноволосой, думаю, что у нее был сильный характер. Пару раз, Люси, когда я видел тебя боковым зрением, мне почти показалось, что… Но на самом деле ты на нее совсем не похожа. Она была очень мягкой. И доброй.

– А вот теперь ты, пожалуй, налегла на меня слишком сильно, – заметил Джордж.

– Прости, – я заставила себя убрать ладонь с руки Джорджа.

– И ты прости, Люси, – сказал Локвуд. – Я сморозил глупость. На самом деле я хотел сказать, что…

– Все в порядке, – перебила я его. – Начнем с того, что я не должна была ни о чем расспрашивать… Наверное, тебе очень трудно говорить об этом. Мы понимаем. И никогда больше не станем задавать тебе ненужных вопросов.

– Кстати о вопросах, – сказал Джордж. – Тот горшок. Расскажи мне о нем. Каким образом можно было держать в нем Гостя взаперти? Сама по себе керамика с такой задачей справиться не может. Наверное, горшок был выложен изнутри железом. Или серебром. А может, там применили что-то такое, что нам еще не известно… Ой! – вскрикнул Джордж, когда я исподтишка лягнула его. – За что?!

– Чтобы ты наконец заткнулся.

– А что такого? – заморгал он сквозь стекла своих очков. – Интересно же.

– Мы говорим о его сестре, а не о каком-то проклятом горшке!

– Он сам сказал, что это древняя история. – Джордж ткнул пальцем в сторону Локвуда.

– Да, сказал, но ясно как день, что соврал. Посмотри на это место! На эту комнату и все, что в ней! Здесь все так, словно это произошло только вчера.

– Да, но он сам привел нас сюда. Ему хочется поговорить об этом. Я имел в виду, что и о горшке тоже.

– Угомонись, Джордж! Это не имеет ничего общего с твоими дурацкими экспериментами. Здесь дела семейные. У тебя вообще есть совесть или нет?

– Побольше, чем у тебя. Мне совершенно ясно, что Локвуду хочется обсудить все это. После стольких лет эмоциональной изоляции он готов поделиться с нами…

– Может быть, однако, он такой ранимый и чувствительный, что…

– Эй, между прочим, я все еще здесь, – сказал Локвуд. – Никуда не вышел и не испарился.

Наступило неловкое молчание. Мы с Джорджем отцепились друг от друга и теперь оба смотрели на Локвуда, а он тем временем продолжил:

– Истина заключается в том, что вы оба правы. Я действительно хочу поговорить об этом, как и сказал Джордж. Но мне это очень нелегко сделать, как справедливо заметила Люси. – Локвуд вздохнул. – Да, Джордж, я тоже думаю, что тот горшок был выложен изнутри железом. Однако он разбился. Точка. И давай хватит об этом.

– Локвуд, – сказала я, глядя в сторону кровати. – Только один вопрос. Она не…

– Нет.

– Никогда-никогда?

– Нет.

– Но свечение…

– Она никогда не возвращалась, – отрезал Локвуд. Он пересыпал сухие семена в стоящую на подоконнике вазу и отряхнул ладони. – Знаешь, в первое время я почти надеялся, что она вернется. Я часто заходил сюда, думал увидеть ее стоящей у окна. Долгое время ждал, глядя на свечение, надеялся увидеть ее силуэт или услышать ее голос… – Он печально улыбнулся. – Но никогда ничего не случалось. – Он посмотрел в сторону кровати сквозь свои темные очки и продолжил: – В любом случае это было давно. А потом я понял, что постоянно болтаться здесь вредно для здоровья. А еще позднее, узнав о посмертном свечении гораздо больше, я начал опасаться ее возвращения ничуть не меньше, чем хотеть его. Поэтому я прекратил ходить сюда и поставил лаванду, чтобы… не было сюрпризов.

– Железо было бы надежнее, – заметил Джордж. В этом он весь, наш Джордж – бесцеремонный, ухватывающий суть проблемы быстрее любого из нас. – А железа я здесь не вижу. Ну, если не считать двери.

Я посмотрела на Локвуда. Плечи у него напряглись, и на секунду мне показалось, что он сильно разгневан. Но он спокойно ответил:

– Да, ты прав, Джордж. Разумеется, железо надежнее. Но Джессика для меня не рядовой Гость, она моя сестра. Даже если она вернется, я не смогу применить против нее железо.

На это никто из нас ничего не сказал.

– Забавно, но она очень любила запах лаванды, – негромко добавил Локвуд. – Знаете тот хилый кустик у нас за домом, рядом с мусорными баками? Когда я был еще совсем маленьким, она любила сидеть под ним вместе со мной, и мы оба плели венки из лаванды.

Я посмотрела на вазы со стоящими в них поблекшими пурпурными цветками. Значит, они были не только защитой, но еще и чем-то вроде знака внимания.

– Впрочем, лаванда тоже средство неплохое, – сказал Джордж. – Фло Боунс божилась.

– Фло Боунс всегда божится на чем свет стоит, – заметила я.

Мы все дружно рассмеялись, хотя эта комната была неподходящим местом для смеха. Но и для слез она тоже была неподходящим местом, и для гнева тоже, да и ни для чего другого, кроме одного – торжественной тишины. В этой комнате тебя не покидало ощущение, что здесь только что кто-то был, а потом вышел, но оставил после себя свой незримый след. Такое бывает иногда где-нибудь в долине, когда кто-нибудь громко и весело крикнет, а потом этот звук затихающим эхом еще долго-долго носится среди окрестных холмов. А потом эхо умолкнет, и ты стоишь там же, где стоял, только это место стало почему-то совершенно другим.

После этого мы никогда не возвращались в ту комнату. Она была особым местом, и мы с Джорджем оставили ее в покое. И сам Локвуд ни разу больше не возвращался к разговору о своей сестре и не нашел ее фотографию, как обещал. О своих родителях он тоже ничего не рассказывал, упомянул только как-то раз, что особняк на Портленд-Роу, 35, достался ему по их завещанию. Таким образом, нам стало понятно, что и родители Локвуда тоже умерли, правда, неизвестно, при каких обстоятельствах. Но в целом и они, и Джессика оставались для нас загадкой, и связанные с молчаливой комнатой вопросы продолжали нарастать как снежный ком.

Конечно, я заставляла себя не мучиться этими вопросами и удовлетвориться тем, что уже смогла узнать. В любом случае, после того разговора я почувствовала себя еще ближе к Локвуду, чем прежде. Даже то немногое, что я узнала о его прошлом, было своего рода привилегией, проявлением доверия с его стороны. А сознание того, что Локвуд мне доверяет, в свою очередь согревало меня в напряженные моменты жизни, такие, как сейчас, например, когда мы с ним мчим на ночном такси по пустынным улицам Лондона. Кто знает, может быть, в одну из ночей, когда мы будем работать вместе, он вновь приоткроется и расскажет мне еще больше о себе и своем прошлом…

Машина резко затормозила. Мы с Локвудом по инерции качнулись вперед. Улица перед нами оказалась запруженной людьми.

Шофер негромко выругался, а затем сказал:

– Прошу прощения, мистер Локвуд, дорога перекрыта. Агенты теперь повсюду.

– Нет проблем, – ответил Локвуд, берясь за ручку дверцы. – Это как раз то, что мне нужно.

Прежде чем я успела отреагировать, прежде чем такси полностью остановилось, он уже успел выскочить и теперь шел по улице.

Наш путь в Уайтчепел лежал через центр города. Сейчас мы были на Трафальгарской площади. Выбравшись из такси, я увидела собравшуюся у подножия колонны Нельсона толпу, освещенную ослепительно-белыми лучами многочисленных призрак-ламп. Это были обычные горожане – редкая картина после наступления темноты. Некоторые из них держали в руках плакаты. С самодельной трибуны, сменяя друг друга, выступали ораторы. О чем они говорили, я не разобрала, да и не прислушивалась. С внешней стороны на некотором отдалении толпу окружали полицейские и офицеры из ДЕПИК. Перед ними, частично сливаясь с толпой, стояло множество агентов-парапсихологов: очевидно, они охраняли горожан от возможного появления Гостей. Агенты-оперативники были в разноцветных форменных куртках, по которым легко можно было понять, откуда они. Здесь виднелись серебристые куртки сотрудников агентства «Фиттис», темно-красные («Ротвелл»), канареечно-желтые («Тэмуорт»), зеленые («Гримбл») и еще много разных. Сбоку был припаркован фургон ДЕПИК, в котором раздавали горячий чай и кофе. Неподалеку от него стояло еще много фургонов и такси.