(Рис. L’Illustration). Японскіе брандеры у Порть-Артура.
Сегодня весь вечер просидел в каюте у старшего офицера и разбирал японскую надпись. Переводчиков у нас нет, и приходится разбирать по словарю. Когда мы осматривали брандеры, то главное внимание обратили на японские письмена. Вся бродившая по пароходу публика искала ценные вещи, нам же удалось найти целую кипу телеграмм и, кроме того, какую-то деревянную доску такого вида с веревкой (на шею), на которой мелом было написано что-то по-японски. По-видимому, это доска сигнальщика, записывавшего на ней семафорный сигнал. Вот эту-то надпись мы и старались разобрать, и, представь себе нашу радость, когда, после трех часов работы, мы прочли следующее: [Микаса] [приткнуться или прислониться к чему-нибудь] [исправлять сломанное] [?][немедленно] [ день и ночь, утро и вечер] [Уруя]. Это, очевидно, семафор, записанный сигнальщиком на доске, и означает он, что “Микаса” приткнулся к мели, исправить повреждения, немедленно приступить к работе, работать день и ночь. Адмирал Уруя”.
Больше всего нас заинтересовало, что когда мы их значки перевели на звуки, то первое слово было “Ми-ка-са”, а последнее “У-ру-я”. Тогда мы взялись за диксионер и разобрали все. На другой стороне есть тоже какая-то надпись, но она немного потерта и видны следы русских резиновых калош — по ней ходили любопытные. Мы все же разобрали следующее: [(не помню)- мару (название того парохода, на котором найдена доска)] [осмотреть] (середина стерта калошей) [опросить] [охрана или стража, стоящая у преграды или бона] [стреляйте или идите]. Не правда ли, это презабавная дощечка? Завтра утром надо будет дать знать на “Петропавловск”. Постараемся перевести и телеграммы...
Под дном одного брандера, как уверяет водолаз, найдено около 50 пудов пироксилина с проводниками и часовым механизмом (проводники уже обрезаны). Что- то нового затевают япошки, и когда они придут. Не жди великих радостей — дождешься всяких гадостей.
18 марта. Сегодня получил письмо от мичмана Тягина с “Сивуча”. Он хотя и весел, но все же рисует себе мрачные картины своего будущего. Числа 21-го у них в Инкоу разойдется лед, и тогда ожидают прибытия япошек. У нас здесь тихо, ни о каких япошках не слыхать, они, вероятно, грузятся углем. “Пересвет” устраивает обед и пригласил всех старых соплавателей — посмотрим, сколько нас соберется. Балтийская эскадра придет сюда в середине июля, в мае она выйдет из Кронштадта и никуда заходить не будет. Мы покупаем четыре крейсера.
19 марта. К одному из моих писем, кажется, от 9- го или 10-го, могу прибавить некоторые подробности бомбардировки 9 марта. Японцы, очевидно, знали, что у нас поставлено минное заграждение, а потому к маяку подходили очень осторожно и “Фудзи” и “Ясима”, благополучно добравшись до удобных для стрельбы мест, стали на якорь и начали стрелять. Но то, что они стояли на якоре, дало и нам возможность тоже точно определить их место и начать стрельбу. Стреляли “Победа” и “Ретвизан”, “Пересвету” же мешал “Гиляк”. Первый снаряд упал на два кабельтовых дальше “Фудзи” (или “Ясимы”), второй на два ближе, третий на кабельтов дальше, четвертый на кабельтов ближе, и наконец, начиная с пятого снаряда, они начали ложиться хорошо и весьма вероятно, что осыпали броненосец осколками. Один снаряд упал в двух саженях впереди носа, отчего тот дал задний ход. “Ясима” же (или “Фудзи”) зашел в Голубиную бухту, и в него был пущен только один снаряд, но зато этот один только и попал.
Всего было выпущено 29 снарядов с расстояния 81 кабельтового по двум кораблям. Из этих снарядов один попал в самый корабль, а другой в двух саженях впереди носа, и много очень близко. Это такая редкостно меткая стрельба, что ее полезно записать в историю. Японцы окончательно обалдели и пустились удирать. Вместо того чтобы крепости защищать флот — флот защищает крепость, — это тоже редкость.
Японцы также, наверное, знали, что у нас поставили 6-дм батарею под Ляотешаном, потому что обстреливали гору 6-дм сегментными снарядами, думая попасть наудачу, но не попали. Знали они также, что там же на маяке имеется наблюдательный пункт, и поэтому стреляли 6-дм фугасными снарядами. Наши наблюдатели (мичманы Флейшер и Келлер) моментально перебрались с маяка в заготовленную на этот случай яму и перенесли туда телефон, и, только что они это сделали, маяк был разрушен снарядами. Нашей 6-дм батарее (взятой с “Ретвизана”) под Ляотешаном было приказано молчать, дабы не обнаружить своего места, — она должна была начать стрельбу лишь в том случае, если бы японцы взорвались на заграждении. Вот как все было хорошо и правильно обдумано.
Вчера прибыл наместник из Мукдена и привез с собой приказ о наградах за бой 27 января. Наград дано очень мало, по две, по три на корабль, и сильно понижены в степенях против представлений командиров. Ведь это же был не бой, а лишь бомбардировка крепости, и флот тут ни при чем. Наш командир Чернышев ничего не получил, мне дали Анну 3-й степени с мечами и бантом. Командиры: Эссен, Вирен и флаг-капитан Эбергард — получили золотое оружие. Кто-то получил мечи к Владимиру. У нас еще Заржевский получил Станислава 2-й степени и Петров — Станислава 3-й степени.
Из Лондона сообщили, что японцы готовят 28 пароходов, из них шесть уже снаряжены. На одном брандере нашли убитого японского офицера (вероятно, капитан-лейтенант Хиросе), его похоронили с воинскими почестями, покрыв японским военным флагом. Его кортик великий князь Борис Владимирович взял себе на память.
Затопленные у Золотой Горы японские брандеры
Так как последняя атака брандеров была близка к удачной, то, боясь повторения ее, кроме сухопутного минного заграждения (кстати, до сих пор еще не действовавшего), на рейде построили массу баррикад. Сперва затопили пароходы “Харбин” и “Хайлар”, но так как они были пустые и легли не совсем удачно, то “Шилку” и “Эдуард Бари” топили, наполнив их предварительно камнями. В промежутках затопили китайские джонки, а между “Хайларом” и “Шилкой” протянули бон. На случай заграждения главного прохода оставили еще два боковых узких. Китайцы говорят, что неприятель закупил массу керосина и хочет в прилив разлить и поджечь его у входа, чтобы приливом его пригнало в гавань. Это вроде синицы, хотевшей поджечь море. Вещь еще не испытанная, а потому на всякий случай построили бон с железными листами, долженствовавшими задержать керосин, идущий по поверхности. В проходе за поперечным брандером поставили “Гиляка”, а несколько сзади - “Отважного”.
Китайцы говорят, что один брандер грузит 2000 пудов пироксилина. Если такая штука взорвется около Артура, то, пожалуй, даже от Дальнего не останется камня на камне. Весь пироксилин в минном городке, на судах и в крепости детонирует и зажжет порох. Не думаю, что даже у японцев найдутся охотники идти на таком брандере, а способ верный.
20 марта. Наш новый командир Эссен желает все переделать по-своему. У него есть хорошая черта, что он желает все знать сам. Целый день таскает он меня по кораблю, и я ему все указываю и рассказываю, а на время отдыха и на вечер задает работы: вычислить, подсчитать, составить и т.п. Я ничего против этого не имею и с удовольствием занимаюсь делом. Это, впрочем, не надолго, потому что все, что ему надо, у меня давно подсчитано и вычислено, только приходится рыться в бумагах и чертежах, чтобы доказать ему правоту своих слов. Вероятно, скоро начнет верить мне на слово и тогда будет легче.
22 марта. Сегодня командир хотел меня загонять и начал таскать по башням и погребам, но я решил сам загонять его и стал таскать его во все дыры, так что он, наконец, уморился. После осмотра он благодарил меня, а потом через старшего офицера прислал еще несколько комплиментов вроде того, что видит, что я хорошо знаком со своим делом, моя часть в полной исправности, видна чистота и аккуратность.
