"Кажется, ее зовут Халинса". - Поясни?

Сглотнув, девушка подошла к пленнице. Достав нож использовала его, как указку.

- Видите знак на ее левой груди, чуть выше сердца. Это широко раскрытый глаз, он находится в круге из цепи. Также его пронзают две сломанные стрелы, а над глазом расположился полумесяц - увидев мое непонимание, она решила прояснить. - Широко раскрытый глаз означает, что тот, кто носит этот знак, должен многое видеть. Цепь символизирует замкнутый круг, это если смотреть с религиозной стороны. Но так как владелец этого знака воин, то это означает, что на нем замыкается власть. Сломанные стрелы показывают, что она больше не идет в бой, а находится в стороне. Среди эльфов так поступают только командиры. Ну, а знак полумесяца переводится как "первая после Элуны".

Закончив, эльфийка потупила взгляд и как-то смутилась, глядя на меня. Стоя передо мной, она не знала куда деть руки, боясь посмотреть мне в глаза.

Когда как пленница за все время монолога не сдвинулась и вообще казалась мертвой.

- Оставьте нас. Все покиньте комнату.

- Но.

- Так надо, Хольдор.

Снова переглянувшись, командиры развернулись, начав по одному выходить. За ними пошли те, кто охранял пленницу. Последней была та девушка, которая объясняла символику ночных эльфов.

Дождавшись, когда со своей ... гостьей останусь один, я подошел к ней. Обходя ее по кругу, мой взгляд блуждал по ее телу, заключенному в цельные доспехи. Не знаю, что за кузнец выковал его, но он постарался на славу. Я не видел ни одной щели, ни ремешка, ни заклепки. Эта броня больше походила на железный скафандр, нежели зачарованную броню.

- Твое имя?

Тишина. Она никак не отреагировала на мой вопрос.

Остановившись перед ней, я ждал. Мне не было смысла спешить.

- Как? - через долгое время спросила она.

"Красивый голос", - Что как?

- Как ты узнал, что я стояла позади тебя?

Спокойно произнесла пленница, все так же смотря в пол.

- Не расстраивайся, не ты первая, не ты последняя, - чуть ударяя ее оружием себе по бедру, я нависал над ней, из-за чего моя тень покрывала ее тело.

- Радуйся, пока можешь.

- А ты спокойна. С чего бы?

- Ты сам знаешь.

Снова молчание.

Сжимая рукоять оружия, я смотрел на нее, чувствуя, как внутри груди разгорается жгучая злоба. Она, как кислота, разъедала меня изнутри. Прилагая огромные усилия, чтобы мое лицо оставалось спокойным, я медленно считал до десяти. Не было сомнений, она наблюдала.

- Ты ведь тюремщик, верно? А тюремщики существуют, чтобы охранять заключенных.

Она молчала.

- Из моих... источников мне стало известно, что здесь есть только один заключенный. Десять тысяч лет назад этого несчастного приговорили к пожизненному заключению, - замолчав, я подошел к стене, смотря на древние фрески, которые потрескались и истерлись от времени. - Этот заключенный был погребен во тьме, забытый, лишенный всего, что ему было дорого, у него забрали даже право на смерть, - перестав изучать фрески, перешел на другую стену. - Заинтригованный, я начал искать причину того, почему так поступили. И знаешь, что? У меня появилась теория. Хочешь ее услышать?

Тишина была ответом.

- Его не убили, потому что он оружие. Он должен был сидеть в клетке, размером девять на девять, в ожидании своего часа. Когда вернется древний враг. И когда этот враг вернется. Злобного пса спустят с цепи.

Она не шелохнулась.

- Но не это привлекло мое внимание. Было в этой истории кое-что другое, - оторвавшись от фрески, где была изображена какая-то битва, я подошел к ней, нагнувшись так, чтобы наши головы были на одном уровне. - Все считают, что в этой тюрьме только один пленник, но это не так. Их здесь много. Только у того, кого ты сторожила, маленькая клетка, а у тебя и твоих стражей побольше.

И снова тишина.

Снова встав, я долго взирал на нее сверху вниз. Я смотрел, как эта волевая женщина стоит на коленях, зная, что она не сломалась.

- Какая жестокая ирония, - ухмыльнувшись, я решился это сделать.

Мне нужно было заставить ее страдать, я должен был ей отомстить за то, что она со мной сделала. Даже если это мелочно.

- Ты так долго его охраняла, что это стало смыслом твоей жизни. Отказавшись от семьи, от возможности стать матерью, ты посвятила всю себя - ему. Да, да, ты посвятила себя Иллидану. За эти тысячелетия ты уничтожила все, что мешает твоей службе, - медленно хлопая ей, я чувствовал, что мои слова попали в цель. - Ты принесла великую жертву. Уважаю. И все ради того, чтобы он сбежал.

Ее голова едва пошевелилась, это было настолько незаметное движение, что другой бы и не заметил, но не я. Не было сомнений, она поверила. Улыбнувшись, я продолжил говорить правду.

- Да, он свободен! А знаешь почему? Потому что ты в этот момент исполняла свой долг, - еще одно движение. А я мог поклясться, как она представляет, выходящего Иллидана из клетки. Как он разминает руки и берет свое оружие. - Вот эта рука, - выставил вперед руку. - Именно она ослабила чары на клетке. А знаешь, кто его освободил? Ни за что не поверишь. Его освободила женщина, которая так же, как и ты, действовала из лучших побуждений, верно служа своему долгу.

Замолчав, я долгое время смотрел на нее. Потом развернулся и все так же молча пошел к выходу.

- Майев песнь теней.

Остановившись, я обернулся, смотря на нее. В тот момент, когда я обернулся, ее голова начала медленно подниматься, и я снова увидел эти зеленые глаза, горящие магическим светом из щелей в шлеме.

- Я запомню все, что ты мне тут сказал. Я не забуду того, что ты сделал. И рано или поздно, я верну тебе все сполна. Мне нужно лишь подождать, а ждать я умею.

- Нет, Майев песнь теней, ты никогда мне не отомстишь. Ты не смогла убить меня, когда у тебя был шанс, и не сможешь в будущем. Более того, это оружие, - выставив вперед ее обруч. - Никогда не настигнет меня. Ты всегда будешь отставать. Не важно какую силу будешь использовать, какие артефакты вытащишь из закромов, каких союзников соберешь. Но всегда, слышишь меня, всегда, когда ты будешь на меня нападать, твое оружие будет промахиваться.

Развернувшись, я быстро пошел к выходу. Этот разговор мне надоел.

- Придет время, и я проверю на деле твои слова... Константин.

Остановившись, я стоял к ней спиной, ощущая на себя этот полный ненависти взгляд. "Она знает мое имя" эта мысль вертелась в моем разуме, как виниловая пластинка.