Пред ней сидел я, за руку держа,

"Помилосердствуй!" - умоляя взглядом,

И вдруг увидел, как моя душа

С соперником моим, стоявшим рядом,

Переглянулась; усмехнулся он

Неверная улыбкой отвечала;

Она не слышала мой горький стон,

Соленых слез моих не замечала.

Что ж! блажью женской я по горло сыт,

Пора безумцу протрезветь немножко;

Пословица, ты знаешь, говорит:

"И лучшая из кошек - только кошка".

Все клятвы их, что манят простеца,

Не стоят и скорлупки от яйца.

[Между тем леди Фрэнсис, видя страдания Фердинандо и желая окончания сего романа, не служащего к чести того, кого она преданно и безответно любила, в прозрачной форме намекнула ему, каким образом он может удостовериться в неверности своей госпожи. И вот однажды перед рассветом Фердинандо встал и, пройдя по галерее к спальне леди Элинор, собственными ушами услышал из-за двери сцену ее нежного расставания с секретарем. Вернувшись в свою комнату, он почувствовал, что не сможет успокоиться, пока не поговорит с леди, и, встретившись с ней, прямо обвинил ее в вероломной измене, которую та сперва отрицала, но, припертая к стене неопровержимыми уликами, воскликнула: "А если даже так, что с того?"]

На что Фердинандо ничего не возразил, лишь сказал на прощанье: "Мой урон только мой, а твой улов тебе не принадлежит; и скорее я возмещу свой урон, чем ты получишь барыш от своего улова". И, найдя одинокое место, он сочинил следующие строки, которыми можно было бы заключить нашу повесть:

А если даже так,

Тебе какой урон?

Рыбачить в море может всяк,

Ты этим удивлен?

Так госпожа моя

Вернула мне упрек.

Смущенный, долго думал я

И отвечал как мог:

"Моряк не виноват,

Что в простоте своей

Мнит: лишь ему принадлежат

Все рыбы всех морей.

И сам я был таков,

За что и посрамлен:

Другим достанется улов,

А мне - один урон.

Судьбы не угадать,

Промчится шквал вдали,

И тот, кто был с уловом, глядь,

Застрянет на мели.

Тогда и я смогу,

Схватившись за бока,

Похохотать на берегу

Над счастьем рыбака".