Фолькманн отпил кофе.

— Чего конкретно вы от меня хотите, фрау Кранц?

Девушка посмотрела Фолькманну прямо в глаза.

— Я хочу узнать, почему убили Руди и кто убийца. Я собираюсь поехать в Парагвай и буду там в начале следующей недели. Руди, конечно, хотел бы, чтобы кто-нибудь продолжил его расследование. Я свободная журналистка, это моя профессия. Кроме того, я заинтересована в этом лично.

— Вы не ответили на мой вопрос.

Девушка запнулась, словно удивившись непониманию Фолькманна, и сказала:

— У вас есть контакты с полицией и спецслужбами других стран. Может быть, вы смогли бы дать мне рекомендательное письмо или посоветовать, с кем я могла бы поговорить в Парагвае, да и просто как мне действовать.

— Я дам вам такой совет — предоставьте заниматься всем этим парагвайской полиции. Используйте обычные каналы и не впутывайте сюда Паули Графа. — Фолькманн заглянул девушке в глаза. — Расскажите федеральной полиции все то, что вы рассказали мне. Они передадут это своим людям в DSE, если сочтут необходимым.

В голосе девушки зазвучало раздражение.

— Именно это мне посоветовал сделать Паули Граф. Но это требует времени, а я послезавтра уезжаю в Асунсьон. — Она не отводила от Фолькманна взгляда. — Я была бы рада любой помощи, герр Фолькманн, хотя я благодарна вам за совет. Я уверена, что так все будет сделать намного проще. Кроме того, как я уже говорила, федеральная полиция не занимается преступлениями, совершенными в другой стране. А вот ваши люди… Паули Граф сказал мне, что их полномочия намного шире. Однако, возможно, я ошибаюсь.

— Кажется, Паули Граф слишком много вам рассказал.

— В общем-то нет. Он мой друг. Я знакома с ним с тех пор, как начала работать журналистом в газете «Франкфуртер Цайтунг». Он рассказал мне достаточно для того, чтобы я поняла — скорее всего, мне может помочь только ваша организация. Но, как я уже говорила, возможно, я ошибаюсь.

Музыка Мендельсона звучала то громче, то тише, а девушка продолжала пристально смотреть на Фолькманна. Внезапно Фолькманну показалось, что она по-детски беззащитна, он заметил боль в ее взгляде.

— Честно говоря, я не уверен, что DSE имеет такие полномочия.

— Да, я понимаю, герр Фолькманн. Спасибо, что вы меня выслушали.

Фолькманн встал.

— Когда вы вылетаете в Асунсьон?

— В это воскресенье. Из Франкфурта-на-Майне.

— Я поговорю со своими сотрудниками. Ничего вам не обещаю, но если смогу чем-то помочь, то позвоню вам до вашего отъезда.

— Спасибо, герр Фолькманн.

— Всего доброго, фрау Кранц.

Девушка проводила Фолькманна и подождала, пока он зайдет в лифт, а потом, закрыв за собой дверь, подошла к окну. В этот день погода явно не благоприятствовала судоходству: огромные баржи швыряло из стороны в сторону. Она увидела, как Фолькманн перешел на другую сторону улицы, направляясь к своей машине, а плащ бил его по ногам при порывах ветра. В этом мужчине было что-то странное — так ей показалось. Он был совсем не похож на Руди, который всегда улыбался, но все же у него были такие же добрые карие глаза. Однако она чувствовала, что он относится к ней явно неприязненно. Чрезмерно формально, холодно. А еще она заметила, что он напряжен, это выдавали его глаза и складки у рта.

Увидев, что он уехал, она отбросила эти навязчивые мысли и пошла мыть чашки из-под кофе.

Фолькманн вернулся в Страсбург после четырех. Ни Фергюсона, ни Петерса не было, и Фолькманн написал отчет, оставив копию у секретарши Фергюсона вместе с копией документов, содержащих информацию об этой девушке.

Секретарша сказала ему, что Фергюсон уехал в Париж и вернется поздно вечером. Фолькманн отослал факс в штаб-квартиру федеральной полиции в Берлине с запросом по поводу Дитера Винтера, предоставив всю информацию об этом человеке, которая была ему известна, и затребовал его фотографию, если это было возможно.

Он снова перечитал досье на Эрику. Родилась в Буэнос-Айресе. Ее родители родились в Германии. У нее есть старшая сестра, которая вышла замуж за француза и сейчас живет в Ренне. Ее отец умер в Южной Америке, когда ей было три года, и в том же году она вернулась в Германию с матерью и сестрой. Выпускница Гейдельбергского университета, специальность — журналистика. Эрика Кранц пока училась в университете, сотрудничала с несколькими мелкими политическими партиями, но сейчас у нее не было никаких явных политических предпочтений, по крайней мере, об этом ничего не было известно. Не замужем. Поступков, порочащих ее, не совершала. Убеждения неизвестны. Свободная журналистка, имеет контракты со многими ведущими женскими журналами, популярными в Германии. Работает на дому.

На отношение Фолькманна к девушке во время разговора повлияла информация, содержащаяся в документах, которая касалась ее отца. Сейчас это уже было историей, далеким прошлым, и Фолькманн пытался избавиться от этих мыслей, но у него ничего не выходило. Во время Второй мировой войны Манфред Кранц был майором Лейбштандарта дивизии СС. Он разыскивался в связи с военными преступлениями, совершенными в двух оккупированных Германией странах. Во время отступления немцев в Южной Франции, в маленькой деревушке под названием Роншан были казнены двадцать человек. Ответственность за это лежала на командире отряда Манфреде Кранце. Кроме того, он обвинялся в казни двухсот военнопленных в СССР во время наступления немцев на Киев. Этот преступник так и не предстал пред судом, поскольку власти Аргентины отказали в его экстрадиции. Через два часа Фолькманн вышел из своего кабинета. Он был дома около шести, а в десять позвонил Фергюсон.

— Я прочитал ваш отчет. Несколько расплывчато, но это меня заинтересовало.

— Ответ на запрос, посланный мною в федеральную полицию, еще не поступил?

— Поступил этим вечером вместе с копией фотографии.

— А что они сообщили о Винтере?

— Окончил Гейдельбергский университет пять лет назад. Специальность — история. В студенческие годы состоял в нескольких праворадикальных организациях, но арестован не был. После окончания университета не работал. Федеральная полиция понятия не имеет, почему его убили. Это произошло в районе, где процветает мелкая торговля наркотиками. Полиция попробовала поработать в этом направлении, но из этого ничего не вышло.

— Винтер был как-то связан с наркотиками?

— Нет, но, учитывая, в каком месте его застрелили, федеральная полиция при расследовании исходила из этой версии.

— Что-то еще?

— Меня заинтересовало оружие, из которого его застрелили. Это пистолет системы вальтер калибра 9 мм, но южноамериканские патроны. Федеральная полиция считает, что из этого же оружия застрелили немецкого предпринимателя по имени Пибер. Это произошло в Ганновере год назад. При этом был ранен английский коллега Пибера по имени Хардроув. Через несколько дней после ранения он умер.

— И что вы думаете по этому поводу, сэр?

— Бог его знает. Это может оказаться чем угодно. Я лично думаю, что вам следует поехать С этой девушкой в Асунсьон. Возможно, тот журналист занимался чем-то, что может нас заинтересовать. Может быть, полученная в результате информация поможет пролить свет на убийства в Ганновере и Берлине.

— Вы считаете это необходимым?

— Учитывая то, что девушка рассказала о грузах… Да, я считаю, что это необходимо. Мы всегда сможем списать расходы на немецкое отделение, если это имеет отношение к их ведомству. И кроме того, Хардроув был, в конце концов, гражданином Великобритании.

— А что мне сказать девушке?

— Что мы проводим расследование. И что нас интересует смерть Винтера. Завтра утром сразу же поговорите с Петерсом насчет билетов. Насколько я понимаю, девушка возражать не будет?

— Думаю, нет.

— Вот и хорошо. Я свяжусь с нашими сотрудниками в Асунсьоне и перешлю им копию вашего отчета с показаниями девушки — естественно, переведенный вариант. Спокойной ночи, Джозеф.

Фолькманн услышал щелчок в телефонной трубке и отключился. Почти раздетый, он сел на кровать, собираясь выключить бра. Он посмотрел во тьму за окном и закурил сигарету, вспоминая встречу с девушкой; он думал о том, что Винтера видели в Парагвае и застрелили в Берлине, думал об убийствах в Асунсьоне, о которых говорила девушка. Как они связаны? И связаны ли они вообще? Ответов не было — пока не было, и быть не могло. Возникали только дополнительные вопросы — это как камень, который бросили в пруд, и от него расходятся круги по воде.