Собственно, это шокировало всех.

Массивное гранитное здание было свидетелем многих исторических событий. Оно пережило пожар, захват русскими, возведение и уничтожение Берлинской стены. Вот и сейчас оно стало центром исторических событий, которые вершились у всех на глазах.

Казалось, вокруг Рейхстага выстроилась половина всех полицейских Берлина. Здесь было, по меньшей мере, шестьдесят бело-зеленых «фольксвагенов» и столько же полицейских фургонов. Повсюду кишели полицейские в бело-зеленых защитных костюмах, при полном обмундировании, в белых шлемах с забралами из перспекса^[52] и с газовыми пистолетами. Некоторые вели на поводке овчарок, а над головами собравшихся здесь людей летали четыре вертолета, их лопасти жужжали в темноте, разрываемой синими мигалками полицейских машин. Копы в зеленой форме сбивались в группки и нервно обсуждали происходящее, обеспокоенно поглядывая по сторонам. Другие группы прочесывали небольшой парк напротив. В темноте мелькали лучи их фонариков, лаяли собаки, раздавались крики, слышалось шипение раций, треск передатчиков в машинах. Везде развернулась лихорадочная деятельность. Казалось, вот-вот начнется третья мировая война.

О Господи!

Баргель покачал головой, чувствуя дрожь в ногах.

Угроза запуска ракеты с ядерной боеголовкой была вполне реальной, панику усиливали слухи о возможном покушении на жизнь министров. Все это вызывало сильное беспокойство у Баргеля.

Он взглянул на часы.

2:10.

Три министра уже приехали, и это не повлекло за собой каких-либо эксцессов. Все они с угрюмыми лицами, сильно нервничая, поднялись по каменным ступенькам на Шайдеманнштрассе, отгороженные от всего мира плотной стеной полицейских из антитеррористического отделения, и наконец вошли в здание Рейхстага. Смерть Долльмана потрясла их всех. Несомненно, угроза их жизням также не способствовала спокойствию. Штрайхер и был похож на труп. У Эккарта при себе был пистолет. Бартель посмотрел на толпу полицейских — и в форме, и в гражданском. У них у всех на лацканы были нашиты желтые кружки, обозначавшие их принадлежность к спецподразделениям. Но эти желтые метки ничего не гарантировали. Любой человек, идущий по улице, мог выжидать подходящего момента. Это мог быть и человек в форме. Баргель всматривался в лица полицейских, что-то нервно обсуждавших. Некоторые из них смотрели на вход в Рейхстаг.

Это может быть кто угодно. Один человек или группа.

Кому доверять?

О Господи!

Однако Баргель все же сомневался, что кто-либо, находясь в здравом уме, сейчас мог попытаться совершить нападение на министров. Это было бы равнозначно самоубийству. Пытаться пробраться сквозь заслоны полицейских вокруг Рейхстага сейчас — все равно что биться головой о Великую Китайскую стену. Никого не впускали и не выпускали без личного разрешения начальника полиции Берлина, за исключением разве что министров, охраны Рейхстага и самого Баргеля — по приказу Бауэра. Начальник полиции стоял на холоде в десяти метрах от него, и лицо у него было такое, словно кто-то перерезал ему артерии и из него постепенно вытекала кровь. Он разговаривал с тучным темноволосым мужчиной лет тридцати — Акселем Виглински, начальником службы безопасности Рейхстага. Они оба нервно рыскали взглядами по толпе.

Никто ни в чем не был уверен, несмотря на все меры предосторожности. Команда Виглински уже трижды обошла здание Рейхстага с полицейскими собаками, они проверяли каждую комнату, каждую щель, подвалы, каждый этаж, каждое крыло здания — северное, южное, восточное, западное.

Нигде ничего.

Никаких подозрительных личностей. Ни бомб, ни взрывчатки.

Баргель обсудил с начальником полиции план дальнейших действий. Когда приедут остальные министры, их отведут к лифту, на котором они поднимутся на третий этаж в северном крыле здания, в комнату под номером четыре. От входа с Шайдесаннштрассе до комнаты номер четыре идти было две минуты. Когда приедет Вебер с телохранителями, Баргель и Аксель Виглински лично отведут его туда.

Комната номер четыре имела в Рейхстаге и другое название. Ее называли «подвесным кабинетом» и использовали только в экстренных случаях и при встречах повышенного уровня секретности.

Это была даже не комната, а большая звуконепроницаемая коробка с входом в виде люка. Коробка была подвешена на восьми толстых стальных штырях. Размеры коробки — десять на десять метров. Прослушивать разговоры в ней было невозможно, так как ее стены, пол и потолок ничего не касались. Никаких телефонных кабелей. Никакой связи. Только вход, он же и выход — дубовые двери с пуленепробиваемым и взрывозащитным покрытием. И этот вход будет тщательно охраняться как охраной Рейхстага, так и антитеррористическим подразделением.

Баргель внимательно посмотрел на лица копов. Он думал о том, что сказал ему Фолькманн. Кто угодно из этих людей мог оказаться убийцей, ждущим удобного момента для атаки.

Но очень уж это было рискованно, поэтому маловероятно.

«Это должна быть бомба», — подумал Баргель. Однако они ведь проверили не только здание, но и подвесной кабинет, и даже личные шкафчики охранников из службы безопасности. Ничего. Чисто. Ни малейшего следа взрывчатки. Возможно, люди Виглински что-то упустили? Но в этом он сомневался. Аксель был дотошным до крайностей, и направил проверять здание три команды саперов, причем каждая команда проверяла одно и то же помещение — одна за другой. Они работали быстро и эффективно.

Если это не бомба, то что же?

Баргель еще раз поговорил с начальником полиции о мерах предосторожности, видя мрачное выражение его лица. На виске полицейского вздулся и часто пульсировал сосудик из-за нервного напряжения.

Потом начальник полиции отправился посовещаться со своими сотрудниками и Акселем Виглински, и тут послышался внезапный вой сирен, и у Баргеля оборвалось сердце.

На Шайдеманнштрассе выехала колонна «мерседесов» и полицейских на мотоциклах. Приехали некоторые министры. Они, явно нервничая, выходили из черных «лимузинов», из их ртов валил пар. Вокруг машин толпились копы, а вертолеты спустились пониже. Слышался треск раций.

Три министра поспешно поднялись по лестнице, и Аксель Виглински поздоровался с каждым из них у двери. Внутри их ждали восемнадцать вооруженных охранников. Каждый из охранников отвечал за определенного министра и должен был вместе с телохранителем министра проводить его в подвесной кабинет.

Снова послышалось завывание сирен, показались синие мигалки. Подъехали еще четыре министерских «мерседеса», потом еще два. Следующим был Конрад Вебер.

Суматоха усилилась еще больше, напряжение возросло, когда Вебер подъезжал к зданию. Сотрудники антитеррористических подразделений окружили машину, словно они не доверяли своим коллегам в зеленой форме.

Баргель молился о том, чтобы никто из сотрудников этих подразделений не явился сюда с целью убить Вебера. Охранники выстроились в колонну по четыре человека, а когда Вебер дошел до лестницы, Баргель расстегнул под плащом пиджак — под ним в кобуре у него был пистолет «Зиг и Зауэр» Р-6. Он сделал это на всякий случай, но уже почему-то знал, что здесь ничего не произойдет. Он стал ждать Вебера у стеклянной двери, а тот поднимался по лестнице: длинное темное пальто било его по ногам, а побелевшее лицо было мрачным. По бокам от него шли двое охранников, которые никому не доверяли, даже начальнику берлинской полиции, который их вел.

Пройдя в стеклянную дверь, Вебер грустно кивнул Баргелю. Баргель указал на длинный коридор, ведущий к лифту и подвесному кабинету, а потом облегченно вздохнул. Сейчас, когда Вебер был уже внутри Рейхстага, Баргелю стало спокойнее. На мгновение он замялся. Как ему теперь называть Вебера? Господин вице-канцлер? Господин канцлер? Ладно, лучше употребить обтекаемую формулировку.

— Сюда, господин Вебер, — мрачно сказал он.

Баргель проводил его по выложенному паркетом коридору, а охранники и Аксель Виглински их сопровождали.