Он был прав. У каждого своя гавань.

– А «Облако» закончил?

– Не уж-то не забыл?

– Да всё я помню. Жизнь эта, идиотская… Всё я твоё, помню. Уж сколько? Лет двадцать прошло. Неужели никто так и не ухватился?

– Да, так, по мелочам всё…

– А ведь можно было целое поколение вырастить на этих сказках… Не уж то никто ничего так и не понял?

– Ты, вот, понял, И то хлеб.

– А что я? Я чинуша… Новый Латунский.

– А чем твой журнал пробавляется?

– Журнал? Поднимай выше. У меня теперь частное издательство. «Народ» называется.

– «Народ»? Это твоё издательство – народ?

– Ну да, а что?

– Да так, пустячок. Видел я на днях детскую книжечку про мальчика каннибала, и девочку путану. И про Ивана Царевича, как он там, что-то змею Горынычу, под хвостом, отрезал…

– Ну и что?

Да ничего. Просто книжечка издательства «Народ».

– А… вот ты о чём. Понятно. Да тут дело то не во мне. Тут другие правила игры. Народу такое нравится. Да и, кроме того, если прознают, что ты не крадёшь… что людям помогаешь, высвиснут мгновенно. А ты это так и не понял?

– Ах, как это сложно понять, Аркаша! – Я развернулся, но Аркаша успел ухватить меня за рукав.

– Ну, ладно, ладно, что это у тебя в рюкзаке?

– Да, вот, хлебы несу…

– Те самые, знаменитые, хлебы твоей красавицы жены?

– Те самые…

– И куда же ты их несёшь так много?

Мы уставились друг на друга и довольно долго молчали. И по ходу этого молчания лицо Аркаши менялось. Из дружески улыбчивого, оно медленно, но верно превращалось сначала в тихо испуганное. А затем ужас удивления буквально выплеснулся наружу.

– Ты, что же, хлебы тут продаёшь?

– Да, продаю, – даже злобно ответил я. – И ты знаешь, мне не стыдно. Гораздо стыднее мне было, когда я был редактором, а ты у меня был юным репортёром.

– Ну, так это было тогда, а сейчас свобода слова, нет цензуры.

Я, ни слова не говоря, долго и пристально посмотрел ему прямо в глаза. Он попытался выдержать этот взгляд, но хватило его не надолго.

– То-то же…, я в твои правила с мальчиками – каннибалами не игрун…

– Ну, давай, давай, – вдруг обозлился Аркаша, – а я значит игрун… Просто я умный, а ты…

– Ладно, бывай, – я резко обернулся и тут увидел сына. Глаза его были полны слёз. Он мельком взглянул на меня, быстро повернулся, и мы пошли к выходу.

– Стой, Серёга, стой! – В голосе Аркаши не было ни злости, ни обиды. А только та, ещё студенческая, дружеская интонация. Ещё того, далёкого братства.

Я остановился.

– Ну что ещё?

Аркаша подошёл, молча, снял с плеча рюкзак, отнёс в гараж. Вскоре он вернулся, неся в руках уже пустой.

– Ну, бывай, – сказал он тихо.

– Да ладно, – ответил я в тон. И уже без обиды пошёл по тропе.

– Слышь, Барончик, – (он вспомнил мою студенческую кликуху)

– Ну что ещё… – Я, не оборачиваясь, остановился. И чёткая фраза впечаталась вслух:

– А ты и тут оказался сильнее…

Не оборачиваясь, я быстро пошёл по тропе. Туда, где мелькала маленькая фигурка сына. Он шёл по тропе так быстро, что догнать его оказалось не так уж легко.

– Вот, – я протянул сыну сто гривен.

– Откуда это? – Сын, из подлобья, взглянул мне прямо в глаза.

– Аркаша дал за хлебы…

Сын взял в руки деньги.

Мы стояли на запорошенной снегом тропе. А снегопад, задуваемый ветром, больно колол щёки. Был вечер. И влажный холод пробирал до самого донышка.

– Пошли, – сказал сын.

– Пошли, – ответил я.

Мы шли по тропе вдоль трассы. Машины с шумом проносились мимо. И уже почти ничего не было видно, кроме белого, с ветром косого снега, света и ветра от проезжающих мимо машин.

Неожиданно Саня бросил деньги в снег, и, не сказав ни слова, пошёл дальше.

– Ты, что, сын? – Я поднял деньги, – ты что?

– Что, что? – Слёз на глазах, как и не бывало. – Не понятно?

– Да, оно, конечно, понятно, да умно ли? – Я хотел, было, обнять, приласкать сына. Но он мягко отстранился.

– Знаешь, что?

– Ну, что?

– А вот, что, – он побежал по тропе к тому месту, где бросил деньги.

– Да вот же они, – я протянул сыну сотку.

Саня взял её, немного подумал.

– Пошли…

– Ну, что ты ещё придумал?

– Пошли. Сегодня я начальник, так?

– Вроде, ты…

– Тогда пошли.

И он быстро пошёл вперёд. У ближайшего магазина он остановился.

– Я начальник?

– Ну, ты, ты!

Он, ни слова больше не говоря, забежал в магазин. Вскоре он вышел, держа в руке разменянную сотку.

– Пошли. – Только и сказал он, и быстро, почти побежал по тропе к гаражам.

Но дверь в гараже Аркаши оказалась заперта.

– Ну, ничего. – Саня отсчитал девять рублей и пятьдесят копеек. А остальные деньги просунул в щель гаражной двери.

…Мы шли и молчали. И не о чем было говорить. И так всё было понятно. И радостно было на душе за сына. А снежинки всё падали и падали на мартовскую землю. Большинство из них таяли на уже слегка прогретой мартовской земле. И ясно было, что, сколько снега бы не навалило, всё равно, земля уже почуяла запах весны и тепло солнца. И заморозить её, и сковать льдом надолго, уже просто невозможно.

– Сын, – тихо спросил я, – А полтинник-то за что набросил? Хлебы-то по полтора рубля…

– За доставку, – усмехнулся Саня. Хотя, конечно, и за качество надо бы! Да ладно уж, не обеднеем. Это ему на бедность…

– А что за идея то? – Сын довольный, сытый, сидел у телевизора и разнузданно разбазаривал драгоценное время.

Я в это время совершал собирательные действия: сносил в одно место всякую яхтенную оснастку.

– Тем, кто транжирит время у «ящика», я идеи, бесплатно, не выдаю.

– И «Дискавери», тоже для дураков? – срезал меня сын вопросом…

– Ну, ты и хитрец… нет, «Дискавери» для умных. Но дай срок, не увидишь ты её, как своих ушей… Нормализуют положение.

– Да, ладно…

– Проверишь, – напророчил я на свою голову. – Да, кстати, о «Дискавери» Ты как думаешь, чего это я так активно рою по яхтенным сусекам?

– Да понятно… яхтенный зуд… весна на дворе!

– Ах ты, мерзкий старикашка!

– Ну, вот, и пошутить нельзя.

– Да можно, можно! Кстати, кто сегодня начальник? Вроде как я? Сын сказал это в надежде, что увлечённый делом папаня всё, как всегда забыл…

– Нет! На этот раз, я! А коли так, изволь подчиняться! Бронзу почистить, надраить, нержавейку, пастой ГОИ отполировать!

– Есть, капитан! – Сын с трудом оторвался от телевизора. Но законы были незыблемы: хочешь командовать, изволь и подчиняться!

Все причандалья были под рукой. И мы привычно устроились на ковре у телевизора.

– Вы не против, любезнейший?

– Работайте, – милостиво согласился сын. – Так что, за идея, в конце концов?

– Идея всё та же – как нам снискать хлеб насущный?

– Ну и?

– Отвечаю: яхта у нас есть?

– Громко сказано…

– И всё же, есть?

– Ну, есть…

– Люди летом кататься хочут?

– «Хочут, хочут»!

– Вопросы есть?

– Есть. Как ты себе это представляешь на нашей старушке?

– Слушай, деятель, кто сегодня начальник?

– Ну, ты…

– Без ну… уважаемый. Ближе к делу! – Сын прекрасно знал, кому, когда, и какой тон был к лицу, и всё же выкаблучивался.

– Так вот, лошадь оскорбляет тот, кто не решается оскорбить хозяина. «Гикия» не такая уж и старушка! Большое дело – корпус шестьдесят четвёртого года, зато дизель шестьдесят пятого! И вообще, я считаю, что наша «Гикия» лучшая шхуна всего южного побережья Понта Эвксинского!

– Ну, ты скромняга, папаня… Может, скажешь, и всего Северного полушария?

– Опять умничаешь? Не надоело?

– Я давно говорю – ближе к телу…

– Ты маленькая обезьянка…

– Сам учил!

– Так вот, о деле. Чего нам не хватает…

– Ох! – Многозначительно всплеснул руками сын… – Уж я-то знаю, чего нам не хватает… – Он сделал многозначительную паузу, и, не дав мне ответить, запричитал: