Так закончилась карьера Ромена Гари как драматурга. Все его последующие попытки добиться успеха на этом поприще были обречены на провал^{516}.

Осенью в Париже Гари познакомился со знаменитым драматургом Сэмюэлем Тейлором, автором сценария «Любите ли вы Брамса?» по повести Франсуазы Саган. Тейлор намеревался поставить «Обещание на рассвете» в одном из бродвейских театров. И действительно, на Рождество 1961 года в театре «Мороско» зрители могли увидеть спектакль по этой книге под названием First Love[67]. Он был поставлен известным режиссером Альфредом Лантом, в роли Мины Ка-сев была занята Лили Дарвас, а Гари в детском, юношеском и взрослом возрасте играли соответственно Клод Джерсин, Рекс Томпсон и Хью О’Брайен. Публика приняла спектакль «на ура», а критики упрекали Сэмюэля Тейлора в том, что ему не удалось создать целостный образ Гари из работ этих трех актеров и без потерь превратить прекрасную книгу в двухчасовое представление.

Гари продал права на экранизацию «Леди Л.» студии «Метро Голдвин Майер». Планировалось, что главные роли будут играть Джина Лоллобриджида (Леди Л.) и Тони Кёртис (Арман Дени), однако эти кандидатуры не получили одобрения Джорджа Кьюкора, который имел все шансы стать режиссером фильма. В итоге продюсеры решили снять крупнобюджетную картину и остановились в поисках режиссера на Питере Устинове; в актерском составе были Софи Лорен, Дэвид Нивен, Клод Дофен, Пол Ньюмен, Мишель Пикколи, Филипп Нуаре и композитор Жан Виенер в роли пианиста, которого похищают анархисты и заставляют играть в публичном доме.

В это время в Америке было модно снимать очень длинные и дорогостоящие фильмы. Некоторые состояли из двух серий, которые демонстрировали с небольшим перерывом. Вначале предполагалось, что так же будет выглядеть и «Леди Л.», но во время съемок продюсеры опомнились — одна студия уже на этом погорела. При монтаже Питер Устинов должен был вырезать из фильма тридцать минут. Было выдвинуто жесткое требование и к сцене в публичном доме: она должна была выглядеть так, чтобы фильм годился для семейного просмотра. Устинов сам переписал сценарий. Гари ни разу не пытался вмешаться в его работу: ни в написание сценария, ни в съемки (они проходили в Ницце на студии «Викторин»^{517}), понимая, что автор произведения для продюсеров — пустое место.

Лесли пробыла в Голливуде до марта 1961 года. Все это время она воевала с Роменом, но всё же согласилась быть консультантом на съемках фильма «Леди Л.».

К картине критики отнеслись прохладно, сочли ее помпезной и широко разрекламированной, но, по сути, совершенно пустой.

Ромен Гари и Джин Сиберг провели Рождество в Нью-Йорке, а в феврале 1961 года отправились в Индию, Гонконг, Камбоджу, Таиланд и, наконец, в Японию, куда Джин была приглашена местными киномагнатами. Нищета, царившая в Индии, их ужаснула, Токио показался лишенным очарования, а вот в Гонконге, пленившись дешевизной, Гари заказал себе тридцать четыре шелковые рубашки. Во время поездки они узнали, что фильм «На последнем дыхании» пользуется в США успехом, а в Париже в кинотеатрах на Елисейских Полях идут одновременно три последних фильма с участием Джин. В открытках, отправленных Рене и Сильвии, Гари писал: «Я очень счастлив!»

Путешествие завершилось в марте. Гари сразу же вылетел в Париж Джин сначала заехала в Лос-Анджелес, потом в Нью-Йорк, где некоторое время жила в отеле «Плаза» и раздавала интервью, и, наконец, отправилась на пасхальные каникулы к родственникам в Маршаллтаун.

Вскоре по возвращении в Париж Джин с Роменом съехали с острова Сен-Луи и сняли большую квартиру по адресу: рю дю Бак, 108. Здание с каминами и прекрасными паркетными полами, выстроенное при Наполеоне III рядом с военным госпиталем, когда-то принадлежало графу Ларошфуко. Ромен и Джин подружились с соседом по этажу, известным кинодекоратором Александром Тронером, родившимся в еврейском квартале Будапешта, но покинувшим Венгрию по причине свирепствовавших там гонений.

Теперь Гари был вновь настроен на работу, а Джин в ожидании интересных ролей гуляла по Парижу с Аки Леман. Аки владела неподалеку антикварным магазином, она водила Джин на концерты джазовой музыки, в театр, на выставки — Ромен всё это терпеть не мог.

Он вставал в шесть утра и вместе с Джин шел к открытию в бар Жинетты Гайе «Брацца». Там Гари заказывал чашку кофе и вкрутую сваренные яйца, из которых съедал только белки. За завтраком он листал газету. Скоро на пороге появлялся его любимец Тронер, и Гари встречал его радостным: «Привет, маэстро!» В этот бар также приходили Мария Мачадо и Ролан Дюбийяр, иногда Кен Риттер и Лидия Лашеналь; последняя подозревала, что Гари подкрашивает усы и бороду, и действительно, так оно и было. Через час Ромен с рассеянным видом поднимался с места и шел к стойке просить Жинетту о кредите, потому что у него редко были при себе деньги. В пятницу он шел в банк на пересечении бульвара Сен-Жермен и рю дю Бак и сразу же возвращал ей долг.

Вернувшись к себе, Гари запирался до обеда в кабинете, после полудня возобновлял работу до вечера, ужинал и рано ложился спать, чаще всего до одиннадцати часов.

Поначалу Джин хотела сидеть рядом с ним, когда он работает. Ромен объяснил, что для творчества писателю необходимо уединение, и предложил ей, вместо того чтобы проводить время в праздности, заняться самообразованием, которое было более чем необходимо. Взяв на себя роль Пигмалиона, он решил заняться ее просвещением и попросил Андре Мальро посодействовать приему Джин в Школу Лувра. Джин прилежно посещала занятия, изучала романское и готическое искусство, и по просьбе Ромена ей выдали диплом, подписанный лично министром культуры. Джин любила Мальро и выказывала ему такое обожание, что тот в присутствии Ромена чувствовал себя очень неловко. Она писала и звонила ему в Веррьер-ле-Бюиссон, он приглашал ее на обед, а после провожал домой на рю дю Бак, где долго беседовал с Роменом на кухне. Перед уходом он обещал написать для Джин сценарий по «Анне Карениной», когда она станет более опытной актрисой.

Джин беспокоила ее временная незанятость, и она решила пригласить в Париж Пэтона Прайса, чтобы тот давал ей уроки и здесь. Она пообещала ему оплатить дорогу и проживание, но Прайс прозанимался с ней всего две недели. Накануне его отъезда Джин и Ромен пригласили его поужинать, в ресторане Джин вдруг побледнела: недалеко от них сидели Отто Премингер и Энтони Перкинс. В конце ужина она подошла к ним поздороваться. Отто спросил, кто такой Гари — ее новый муж? Джин ответила, что действительно в скором времени надеется стать его женой. На прощание Премингер бросил: «Ну что ж, может, скоро увидимся по случаю твоего развода».

Когда Ромен Гари звал к себе гостей, он поручал всю организацию ужина своему повару-марокканцу, который великолепно готовил. Джин же старалась вжиться в роль идеальной жены знаменитого писателя. Но когда у Гари было плохое настроение, он за весь вечер не произносил ни слова и ей тоже не давал говорить — более того, даже не скрывал своего раздражения. Джин, конечно, была неглупа, но совершенно необразованна.

Джин по-прежнему требовала от Ромена сексуальных подвигов, несмотря на увещевания «тети Сильвии». Каждый раз, на время успокоив ее пыл, он бежал в кабинет или ванную комнату, где, как раньше в Лос-Анджелесе, запирался с секретаршей и начинал диктовать ей очередную книгу, лежа в ванне и покуривая сигару.

Когда Джин была предоставлена самой себе, она начинала скучать. Ив Ажид был ее ровесником — они ходили в кафе «Флора», Джин катала его на своем «Санбиме» по Парижу. Под впечатлением от поездки в родную Айову она вновь увлеклась политикой и говорила Иву, что хотела бы, как и раньше, бороться за справедливость.