Следствие выработало версию «предумышленного убийства из ревности», в соответствии с которой Кристина, находясь в крайне взвинченном состоянии, хотела отомстить изменившему ей любовнику. К делу были приобщены свидетельства скандала на балу и даже заснятая там любителем видеопленка, показания коллег Кристины, утверждавших, что последнюю неделю перед Рождеством она вела себя очень странно, напоминая умалишенную. Даже честный отчет Эудженио о времени, проведенном Кристиной у них в доме, и о некоторой задержке её в пути подтверждал версию: да, именно так и произошло преступление. Кристина, позвонив Элмеру, узнала, куда направлялись супруги, и, оставив на автоответчике многозначительный текст, направилась по следам Вествудов. Очевидно, она знала заранее из общения с Вествудом (связь с которым подтвердила прислуга его дома) излюбленные трассы журналиста по огромному городу и могла правильно рассчитать встречу. Переодевшись в костюм Санта-Клауса, девушка остановила машину, а затем выстрелила в Риту. Бывший любовник, пытавшийся оказать сопротивление, также получил пулю. Поскольку Элмер Вествуд в своих показаниях категорически утверждал, что нападавший на них человек не произнес ни единого слова, и показался ему совершенно незнакомым, следствию предстояло лишь гадать о подробностях разыгравшейся драмы. Вествуд же с очевидностью выгораживал бывшую любовницу, чувствуя себя виновным в измене.

Совершив преступление, обвиняемая вернулась к оставленному в переулке «фиату» и, сунув балахон и шапку карнавального костюма в багажник, поспешила в дом Коручи, где по предварительной договоренности собиралась провести праздничный вечер. Как ни упорствовали Джено и Ненси, отстаивая невиновность Кристины, они не могли не признать, что девушка запоздала минут на сорок к назначенному сроку и выглядела чрезвычайно взволнованной. Сообщение по телевизору о нападении на Вествуда повергло её в отчаяние. Кристина уехала, а последовавший за ней Эудженио потерял «фиат» из виду на загородном шоссе, ведущем к имению Антонелли. О связи Кристины и Антонелли было известно давно, да она и не скрывала ни от кого этого факта.

Полицейские тут же направились к Антонелли и, предъявив девушке найденную и опознанную ею сумочку, арестовали преступницу. Хотя обвиняемая категорически отказывалась от того, что обнаруженный в багажнике машины костюм принадлежит ей, эта вещь сыграла роковую роль в ходе следствия. Пятна крови на белом мехе, оторачивающем рукава, принадлежали Вествуду. Очевидно, пострадавший пытался оттолкнуть руку убийцы окровавленными пальцами, защищая жену. Жуткое преступление, означавшее самые высокие меры наказания.

Процесс получил широкую огласку в прессе. Целую неделю известия о страшном происшествии не сходят с первых полос.

Кристина, загнанная в угол неопровержимыми уликами, решила рассказать допрашивавшему её инспектору Курбе все. Вначале она строго придерживалась любовной линии взаимоотношений с Вествудом, скрывая факты, связанные с «голубым принцем». Угрозы Рино Бронзато свести с ней счеты в случае утечки информации не казались Кристине пустячными. Инспектор, к тому же, не спрашивал её о камне и она старалась обходить эту тему. Но когда, наконец, обвинение было сформулировано и делу предстояло незамедлительно последовать в суд, Кристина пришла в отчаяние: спасение ждать неоткуда, впереди пожизненное заключение.

На очной ставке с Антонелли Стефано сказал: «Я верю в невиновность этой синьорины» и значительно кивнул ей. Кристина решила, что покровитель каким-то образом сумеет спасти её от ложного обвинения — проведет собственное расследование, найдет настоящего убийцу. Но следствие подошло к концу, а Стефано так и не сумел помочь ей. Тогда Кристина решила рассказать инспектору про «Карат», про загадочный чемоданчик и диадему, про встречу с Рино, его угрозы и странного Санту. По крайней мере, ей удастся задержаться в этой тюрьме, а там, скорее всего, выяснится правда или её прикончат люди Рино. Как в фильмах про «Спрута».

Адвокат Кристины, назначенный ей прокуратурой, производил впечатление мягкосердечного, но беспомощного человека. Его сутулая фигура и бледное лицо с поблескивающими очками вместо глаз выражали капитуляцию. Кристина понимала, что в данном случае адвокат Бернудо, в самом деле, бессилен: с одной стороны — неоспоримые улики, с другой — вероятно, догадки об участии в деле таких сил, с которыми лучше не сталкиваться. Адвокат вначале делал ставку на отсутствие орудия преступления, неумение подзащитной пользоваться огнестрельным оружием, а затем перешел к обороне с точки зрения её психической невменяемости в момент совершения преступления.

— Горячая любовь и пылкость переживаний, обманутая любовь, затмевающая разум страсть. Эти мотивы вполне доступны пониманию итальянской публики… Вот только беременность погибшей подняла такую бурю негодования! Но мы должны попытаться добиться смягчения приговора. Вы молоды, хороши собой, у вас отличная деловая репутация. Постарайтесь тронуть сердца рассказом о своей первой, бескорыстной и страстной любви, — давал адвокат Кристине свои последние наставления перед судом.

Чувствуя себя героиней кинофильма о всесильной итальянской мафии и сдерживая напрасную ярость, Кристина задала вопрос в лоб:

— А вам не кажется, сеньор Бернудо, что за всей этой хорошо сфабрикованной историей стоят влиятельные силы и дело заключается совсем не в бешеной страсти и ревности?

— Не понимаю вас? — бледный человек удивленно поднял брови.

— Ведь вы на самом деле не верите в мою виновность. Вы сами видели на следственном эксперименте, что я первый раз в жизни прикоснулась к пистолету…

— Женщины — хорошие актрисы, — робко заметил он.

— Так вот, сеньор адвокат, я знаю гораздо больше, чем сочла необходимым сообщить следствию. И если вы не решитесь поддержать меня, выслушав мой рассказ и подать требование на возобновление следствия, завтра на суде я вынуждена буду изложить все самостоятельно… Уверяю вас — это весьма интересная история, способная заинтересовать многих.

Кристине показалось, что в маленьких глазах за очками метнулся страх. «Он догадывается об истинном виновнике, он боится правды, а значит, победа возможна!» — возликовала она.

— Синьорина Ларина вправе строить любые предположения и излагать их мне или полицейским чинам, ведущим следствие. Юная дама может иметь фантазии. Я подчеркиваю, — фантазии. Но она должна отдавать себе отчет в том, сколь губительными могут оказаться последствия её неразумных, подсказанных отчаянием, шагов.

Адвокат выразительно посмотрел на нее. Затем его глаза потухли, а на лице застыла обычная маска отстраненности.

— Благодарю за совет. Я не нуждаюсь в вашей помощи. Отныне сумасбродная преступница будет действовать сама, — театрально заявила Кристина, чувствуя, как фальшиво звучит её героический пафос. Она панически боялась предстоящего судилища, и сильно сомневалась в том, что сумеет осуществить свои угрозы.

Днем Кристину отвели в душевую комнату и велели переодеться в темный костюм из её гардероба, опечатанного полицией. Кто-то из чиновников решил, что именно в таком виде менее, чем через сутки преступница должна предстать перед лицом правосудия.

Как неопытная актриса, ожидающая первого выхода на сцену, переодевшаяся Кристина нервно ходила взад и вперед, повторяя свою роль. Рассказ о «голубом принце» должен прозвучать коротко, точно, объективно. Но даже так все выглядело чертовски запутано и абсурдно. С чего, вообще, начать? Со знакомства с Эдиком или спины незнакомца, уносящего её чемоданчик в римском аэропорте?

Не раздеваясь, Кристина забралась под одеяло, понимая, что уснуть не сумеет. Арабка храпела, в кране капала вода, почти совпадая со сменой цифр на электронных часах, вмонтированных над дверью.

Дверь в камеру отворилась, ярко вспыхнул неоновый свет. Часы показывали 2.00.

— Заключенная Ларина, с вещами на выход! — объявила женщина-конвоир.

— Так рано? — удивилась Кристина, собирая в пластиковый пакет мыло и щетку.