- Можно, конечно, попробовать - если влюбятся два старичка, которые уже ничего не могут. Блокировка стоит от десяти до шестидесяти. Если они младше шестидесяти лет, они влюбляться не будут.

- А если младше десяти?

- Кто ж влюбляется, если он младше десяти?

- Я вот я в первый раз влюбилась в семь лет, - гордо заявила Магдочка.

Пускай они будут младше десяти. Так даже интереснее. Получается?

- Получается. Любовь будет.

- Тогда давай начинать.

- Выбирай время.

- Пораньше, - сказала Магдочка.

- Джинн, - сказал Манус, - время пораньше.

Экран сначала потемнел, потом пошел полосами. Довольно долго ничего не происходило.

- Что это он?

- Нужно много времени чтобы рассчитать на миллиарды лет назад.

Они подождали ещё немного и экран высветил:

R E A D Y

Магдочка надела шлем и увидела только звездное небо:

- Ой, как красиво!

- Десять миллиардов лет назад, - ответил Манус, - Земли ещё и в помине не было.

- Все равно красиво! Я только посмотрю, а потом подвинимся ближе.

Она посмотрела несколько минут и мальчик сократил время вдвое.

- Ух ты! - сказала девочка, - что это?

- Это наша Земля. В то время она была только комком огня. Правда, красиво?

- Просто прелесть. Но почему огонь не переливается?

- Он переливается, просто мы смотрим с двух тысяч километров. Это все равно что смотреть на солнечные протуберанцы. Они тоже кажутся неподвижными.

Магдочка насмотрелась и Манус снова сменил время.

В этот раз они увидели океан. Океан бушевал.

- Это ужасно красиво, - сказала Магдочка, но мне это на нервы действует.

Кажется, что я куда-то падаю. В этом море кто-то живет?

- Не знаю.

- А давай в будущее?

- Далеко в будущее Джин запрыгнуть не сможет.

- Тогда пусть запрыгивает так далеко, как сможет.

Манус дал команду. Экран снова потемнел и пошел полосами. Машина вычисляла.

R E A D Y

Время: январь, 476 год новой эры.

Место: город с населением сто тысяч человек.

Количество фигур: десять.

Цвета: розовый

синий

белый

светло-зеленый

темно-зеленый

фиолетовый

коричневый

серый

красный

пестрый

Место действия ограчичено пределами девяти кварталов.

- Они что, все мальчики? Как же тогда любовь?

- Нет, девочка синяя; она в другой комнате.

- А где же черный человечек?

- Не вижу, - ответил Манус, - какая-то неточность. Придется кое-что подправить. Мы одного сотрем, а черного человечка вставим. Которого стирать?

- Светло-зеленого, - ответила Магдочка, - зачем нам два зеленых? Ты его быстро сотрешь?

- За несколько секунд. Но в игре пройдет несколько часов. Смотри и ты все увидишь сама. Пока включен нулевой уровень и они не чувствуют опасности.

Смотри.

- Но они так похожи на настоящих, - сказала девочка, - мне жаль, что все они убьют друг друга.

- Все потому что ты девочка. Они только похожи на настоящих. Они только изображения на экране. Они только комбинации символов в памяти Машины. Их не существует.

- Точно?

- Точно. А знаешь, что заявил мне один из них вчера? Не поверишь - он сказал, что доберется до меня.

- А если доберется?

- Сюда попадет, что ли? Чушь.

- А если вдруг ты окажешься там? За экраном.

- За экраном может оказаться только мое изображаение. А самое похожее изображение это всего лишь картинка. Я-то все равно останусь здесь. Поехали!

Стираем Светло-зеленого.

15

Светло-зеленый ощутил боль в тот момент, когда заперся в душевой. Душевая имела восемь кабинок, три из которых вообще не работали, а оставшиеся пять работали непостоянно, время от времени занимаемые под раздевалку вечно что-то ремонтирующими работниками. Работники оставляли запах машинного масла и обрывки мокрых газет в углах. Рядом, через дверь, помещалась комната с двумя большими зеркалами, в которые можно видеть себя в полный рост. Он имел ключ и от этой комнаты - выточил надфилем из алюминиевой пластинки, не зря же в школе учили держать напильник.

Светло-зеленый защелкнул замок, прошел мимо кабинок, шлепая по голубому дымчатому кафелю (не забыть стереть отпечатки подошв на обратном пути), поскользнулся и вышел в комнату с зеркалами. Тапочки он оставил на пороге, чтобы не наследить. В комнате лежали ковры. Еще здесь стояли шкафчики, в которых врачи оставляли одежду, сумочки и деньги в карманах одежды. Шкафчики не запирались. На подоконнике лежали часы, прижимая вдвое сложенную записку, от кого-то кому-то.

Он стал перед зеркалом, поднял руки и положил ладони за голову. Он слабо представлял, как нужно танцевать - так, видел несколько раз в фильмах. Он приходил в эту комнату уже третий раз, всегда опасаясь, что кто-нибудь застанет его за этим постыдным занятием. Светло-зеленый был уверен, что мужчина должен танцевать хорошо, а если он учится, то он не мужчина. Он повернулся, виляя бедрами по-женски, потом сделал один большой поворот, подняв руку над головой.

Рука изогнулась вполне грациозно. Интересно, на что это похоже? Кажется, нужно сильнее переступать ногами. Он оторвал от портьеры красный бархатный цветок и попробовал прикрепить к пуговице. Нет, ерунда, так никто не танцует. Я никогда не научусь. В этот момент сдавило сердце.

Боль была фиолетовой, похожей на язычок газовой горелки. Не обжигающей, а давящей, как будто кто-то очень сильный вдвигал в тело длинный гвоздь, вместо того чтобы вбивать. Светло-зеленый два раза глубоко вдохнул, но горелка продолжала ровно гореть. Пламя поднялось к плечу и пошло в руку. Стало тяжело дышать и рубашка сразу промокла. Откуда во мне столько пота? Надо позвать на помощь, - подумал он, - но как объяснить?

Светло-зеленый наклонился к подоконнику и оперся руками. Потом одной рукой, свесив левую, - левая была в огне. Если закричать сейчас, - думал он, - то услышат и придут и успеют спасти, - но я не смогу объяснить. Отдышаться и выйти и в коридоре позвать на помощь. У них должна быть хорошая таблетка. У них должно быть хоть что-то. Они ведь лечат, их этому учили. Даже если это инфаркт, то я не обязательно умру, ведь не все же умирают. Но они никогда не говорили, что у меня больное сердце...

Стало немного легче и он пошел к душу, опираясь на стену. Бархатный цветок упал под ноги, цветок станет уликой, но нет сил наклониться. У самой двери он задохнулся и не почувствовал, что падает, и оказался на операционном столе. Он удивился тому, как прыгнуло время.

- Лежи, лежи, не дергайся, - сказал врач. - Мы ещё не начинаем. Как ты там оказался?

- Просто так.

Все произошло так быстро, что Светло-зеленый не успел придумать версии.

- Просто так не выпиливают ключ. Хотел украсть?

- Что?

- Это ты должен знать что. Вещи из шкафчика, деньги из карманов. Да?

- Да, - сказал Светло-зеленый.

- И много раз воровал?

- Первый.

- Так я и поверил, что в первый. Там уже лазили на прошлой неделе.

- Третий.

- Вот какие сволочи пошли, - удивился врач. - А ты их лечи после этого.

Лежи, лежи, не шевелись. Потом разберемся.

Пациента усыпили и и стали готовить к операции. Зонд, введенный в артерию, сообщал все нужные данные. И так все ясно, но подождем кардиограмму. Врач снял трубку и набрал внутренний номер 21.

- Готово? Что значит, ничего нет? Что значит - здоровое сердце? Ах, принесете, так принесите!

Он посмотрел на экран и задумался. Лаборатория говорит, что с сердцем все в порядке. Но симптомы - я ведь не первый год работаю. Я не могу так ошибиться.

Если не сердце, то что?

122 - показывал экран. Верхнее давление в норме. Пусть меня уволят, если с такими симптомами может быть НЕ сердце. Но давление...

Точка поползла вниз.

118, 110, 105, 101...

Давление падало необъяснимо. Пациенту уже перелили полтора литра крови и продолжали переливать, но давление остановилось на семидисяти и не росло. Пульс оставался в норме. Медсестра Феста, с её средним техническим незаконченным - и та удивленно поднимала глаза, но спрашивать не решалась. Даже ребенок понимает, что полтора литра не могут просто так взять и исчезнуть. Если их вкачали в вену, то они там и остались... Разве что...