31 января
АГНИ (сон)
…Шлюха, шлюха подзаборная, за что ж он тебя любит?.. Сено шуршит… Или это мыши возятся? Открою глаза – увижу его, сумасшедшего…
– Вставай, подружка.
– Не хочу.
– А чего хочешь?
– Сам знаешь…
– Сначала жратвы надо раздобыть… Поднимайся, милашка. Только сено из зада вынь, а то люди добрые решат, что ты травоядная…
– А ты штаны застегни – было б чего показывать…
– Я же не святоша, чтобы у меня штаны распирало, от работы не отлыниваю, держусь до последнего, пока сама пощады не попросишь… Ладно, я пошёл. В этой деревне одни куркули да злыдни, песен не любят, так что у тебя здесь работы не будет. Я уж сам с ними поговорю, по-своему…
Он уходит вниз, по косогору, перед ручьями оборачивается – я смотрю на него. Когда-нибудь, когда-нибудь он попадётся – болтаться ему на виселице…
АГНИ (явь)
«Ух и хитрющая рожа у этого Римовалса. Бедный Бабушка! Политика – жестокая вещь… Может, намекнуть ему как-нибудь? Да нет, пока Римовалс нужен… Тоже мне, хитрец! Бедный, бедный Бабушка, бедный мой старичок… Ты уж меня прости… А может, ещё и простит, если успеет… Всё-таки я ему многим обязана…»
Агни медленно оглядывала себя в зеркало. Вокруг возились несколько служанок. Одна из них, искусница, купленная за большие деньги, укладывала рыжие локоны. Вторая подкрашивала ресницы, третья тихонько, ласково скребла подмышками, четвёртая, с тазиком в руке, медленно обмывала груди кобылиным молоком, пятая натирала редкими благовониями спину, шестая массировала живот ароматическими маслами, седьмая смазывала ягодицы и бёдра жасминовой эссенцией (Ох, держись, Йердна!); восьмая, стоя поодаль, читала новое собрание любовных эпиграмм, а ещё какая-то растридесятая нашёптывала на ухо самые последние городские новости.
Всё это стоило немалых денег, и никаких мужей не хватило бы Агни, чтоб сколотить достаточное состояние, если б не благодетельные милости Бабушки. Правда, за эти-то милости Агни платила с лихвой, а в последнее время благодетель всё чаще стал отказываться принимать долги. Годы!
В общем, Агни полагала, что они в расчёте, и теперь только чувство старой привязанности, – которые она с некоторым удивлением обнаружила в себе, – только это чувство (а другого никогда и не было) немного мешало ей действовать.
«Ай-яй-яй, этой морщинки я раньше не замечала. Надо будет отменить утренние ванны – лишняя вода сушит кожу. Итак, Римовалс. Римовалс и Йердна? Или наоборот?»
– Оставь, – сказала Агни служанке, аккуратно сообщающей скучные новости о рогоносцах и рогоносицах. Агни знала все эти новости на пять лет вперёд.
– Ты свободна, – отпустила она рабыню, читающую эпиграммы. Ей хотелось сосредоточиться.
«Стало быть, выражено пожелание, чтобы я прислушалась к словам Йердны. Он, дескать, скажет мне что-то новое. Ох, дураки, дураки. Давно, кстати, не пользовалась я своим средством… Надо захватить с собой – в такой компании всё может пригодиться. Впрочем, сам Йердна совсем недурён. Посмотрим…
Интересно, этот пузан Авов ещё помнит зло? Когда это было – в прошлом году, что ли, очень уж ему захотелось со мной переспать. Он, конечно, не в моём вкусе, но всё-таки зять Бабушки, я бы не отказала, а он как начал чихать в самый такой момент… Я уж распалилась, помню, – со злости ему чуть ухо не оттяпала. Он со стыда убежал, так до сих пор еле здоровается…
Кто совсем не в счёт, так это Муан. Говорят, он с бабами ни-ни. И мяса не ест… Хотя, кто его знает, этого умника, что у него за душой. Может, как раз и соберётся бежать с Материка. Мне это совсем ни к чему…
Ох, Агни, Агни, втравили тебя в историю… Но делать нечего, придётся поработать…»
Новые рабыни принесли одежды. Сегодня Агни выбрала зелёные тона: во-первых, они шли к её рыжим волосам, а во-вторых, Агни любила символику – дело всё-таки касалось листьев.
К полудню изящные носилки, занавешенные розовым шёлком, были поданы, и Агни, легко впрыгнув в них, отправилась в Квартиру.
Шлемоносцы у входа строго, но, как всегда при её появлении, чуть-чуть кокетливо вытянулись. Агни знала их в лицо и, весело кивнув им, вошла внутрь. Она хорошо изучила внутреннее расположение и без труда нашла комнату, выделенную для первого заседания.
– Привет тебе, высокороднейший Авов, – немного лукаво произнесла она формулу.
Авов был не один. И Муан, и Йердна уже сидели в глубоких креслах вокруг стола. Там же, у стола, лицом к двери, сидел незнакомый Агни человек с бляхой Третьего Племянника Бабушки. Бляху она заметила потом, а сначала в глаза ей бросились руки человека, лежащие на подлокотниках. Именно такие, чуть грубоватые, но ощутимо нежные, должны быть руки мужчины. Глаза были синими, как майское небо, и они были умны и угрюмы и смотрели прямо.
Йердна прятал глаза, Муан прищуривался, а глаза Авова напоминали телячьи.
«Он моложе меня!» – почему-то с отчаяньем подумала Агни.
– Познакомьтесь, – пропыхтел Авов, не отрываясь от кресла. – Уважаемый Ясав назначен в комиссию лично Бабушкой. Бабушка рекомендовала его как хорошего, милого парня, который, несомненно, поможет нам покончить с этим каверзным вопросом. – Было заметно, что Авов не первый раз сегодня говорит эти слова. И Йердна, и Муан непроизвольно кивнули, как бы подтверждая, что и они слышали о Ясаве то же самое.
Человек встал и улыбнулся.
АГНИ (сон)
…Уже два года вместе, он и меня научил по-своему разговаривать, а его все Острословом живут. Только вот похожие слова в конце ставить никак не научусь. Зато танцевать умею.
Вон, в прошлом месяце, он на свадьбе в одной деревне чуть не все свои песни спел, а я ноги в кровь сбила – потом целовал! – зато и набрали на неделю житья.
А когда воровать приходится, он меня с собой не берёт.
– Виселица, – говорит, – двоих не выдержит. Вор на воре сидит, дерево гнилое поставляют… Ещё палача зашибём до смерти – не возьмут к себе нас черти и отправят к Богу в рай, а там скучища – помирай. Да второй раз не помрёшь. Сиди уж лучше дома…
Его-то виселица выдержит – он худой. Ах, что ж мне, что ж мне тогда делать?!
ЯСАВ (явь)
Итак, Ясав встал и улыбнулся. Улыбнулся он от смущения, потому что с самого утра ничего не мог понять.
Ясав пришёл на первое заседание точно к назначенному часу, но в комнате никого не было. Шлемоносцы, которые привели его, потоптались несколько мгновений и исчезли. Не зная, чем заняться, Ясав сел за роскошный стол пурпурного дерева и взял в руки какую-то блестящую безделушку.
Так он сидел довольно долго и уже начал тревожиться. Может быть, комиссия – это всё-таки только предлог? Впрочем… Ясав скосил глаза на бляху Третьего Племянника. Погубить его могли и проще, можно было не выдумывать столько. Всё-таки что-то мешало Ясаву успокоиться окончательно. Ещё некоторое время он вертел безделушку в руке и наконец понял: она напоминала ему о золотом браслете, который вчера был вручён Анири лично Бабушкой. Ясав ожидал, что она обрадуется, он ведь всё объяснил ей по дороге, но она обрадовалась, как бы это сказать, слишком сильно. Глаза… какие-то нехорошие стали у неё глаза!
И Ясаву не стало легче, когда с тем же выражением она посмотрела на его новую бляху, – из золота, конечно, – которую тоже вручил ему сам Бабушка. А потом она сказала (сейчас Ясав вспомнил):
– Ради своего ребёнка я готова на всё. Он ведь тоже будет членом Семьи? – Бабушка замурлыкал что-то умилительное, а сам при этом (Ясав теперь мог поклясться) косил глаза на вырез её хитона.
И попрощалась Агни как-то небрежно, а когда Ясав обнял её, отстранилась.
– Осторожно, – сказала. – Раздавишь. Ему нельзя.
Вчера Ясав рухнул в постель и сразу заснул, вымотанный поездками, и только сегодня вспомнил всё как следует. Вспомнил и удивился тому, какие неожиданные мысли забродили в голове. Он их ещё и сам не очень-то понимал, но они были новыми и неприятными как-то по-новому, не так, как, казалось Ясаву, они должны были быть неприятны ему.
