— Волна подобных акций прокатилась по всей стране?
— Когда я говорил о последствиях в более широком смысле, то имел в виду не только инциденты в нашей стране. Акты возмездия совершаются на всех территориях, находящихся под нашим влиянием. Посмотрите, что происходит в Польше. Это ведь речь Хрущева породила восстания. По всей Восточной Европе ширятся антисоветские настроения: в Венгрии, Чехословакии, Югославии…
Эти новости повергли Льва в шок.
— Содержание речи стало известно и там?
— Ее получили американцы, и они же напечатали текст доклада в своих газетах. Он превратился в оружие против нас. В верхах полагают, что мы несем сокрушительные потери по собственной глупости. Как мы можем продолжать дело мировой революции, если признаемся в столь страшных преступлениях против собственного народа? Кто же захочет присоединиться к нам в нашей борьбе? Кто захочет стать нашим товарищем и союзником?
Майор умолк и вытер пот со лба. Лев и Раиса уже сидели перед ним на корточках, словно дети, зачарованные занимательным рассказом из уст старшего товарища. Грачев продолжал:
— Убийство Зои заставило замолчать всех, кто выступал за проведение реформ, включая меня. Даже Хрущев вынужден был отозвать наиболее критические замечания, сделанные им в своей речи.
— Я этого не знал.
— Вам было не до того, Лев. Вы только что похоронили дочь. Вы потеряли друга. Вы не обращали внимания на то, что происходит вокруг. Вы скорбели, а тем временем появился новый вариант доклада.
— Что значит «новый»?
— Из него вычеркнули признания в массовых репрессиях и пытках. Документ был опубликован спустя месяц после убийства Зои. Я вовсе не утверждаю, что только и исключительно месть Фраерши подтолкнула власти к такому шагу. Но она тоже сыграла свою роль. Для традиционалистов она стала показательным и наглядным примером. У Хрущева не осталось выбора: Центральный Комитет переписал его доклад. В нем Сталин уже не выглядит убийцей: он просто совершал ошибки. И сама система более не выглядит порочной. Все недостатки теперь приписываются только Сталину. Доклад все еще называется «секретным», но в нем больше не осталось тайн.
Обдумывая услышанное, Лев заметил:
— Именно неспособность моего Отдела остановить эти убийства стала причиной того, что его закрыли.
— Нет. Это всего лишь повод. Власти никогда не одобряли Отдела по расследованию убийств. И невзлюбили меня за то, что я помогал создавать его. Ваш Отдел стал результатом оттепели, проникновения ростков терпимости в нашу среду. Мы двигались слишком быстро, Лев. Свободу следует завоевывать постепенно, шаг за шагом — за нее нужно сражаться. Силы, которые желали перемен, включая меня, зашли слишком далеко и слишком быстро. Мы пали жертвами собственной самонадеянности. Мы перехитрили сами себя. И надорвались. Кроме того, мы недооценили тех, кто хочет удержать и сохранить власть в ее нынешнем виде.
— Мне приказали вернуться на службу в КГБ.
— Что ж, этого следовало ожидать. Раскаявшийся агент МГБ вновь становится частью традиционных силовых структур. Вас используют. Но вы не должны противиться. На вашем месте, Лев, я был бы очень осторожен. Не верьте, что они станут вести себя лучше и человечнее, чем Сталин. Его дух по-прежнему живет, причем не в каком-то одном человеке, а во многих. Разглядеть его стало труднее, но можете не сомневаться: он никуда не делся.
* * *
Когда они вышли из квартиры Грачева, Лев взял Раису за руку.
— Как же я был наивен и слеп!
«Ближняя дача» Кунцево В двадцати километрах к западу от Москвы
21 октября
Это был второй визит Фрола Панина на «ближнюю дачу», одну из бывших резиденций Сталина, ныне ставшую убежищем для представителей правящей элиты. Было принято решение не закрывать дачу и не превращать ее в музей. На даче должны играть дети, повара должны готовить угощение, а руководители страны — нежиться в кожаных креслах, позвякивая кубиками льда в бокалах, из которых они потягивали водку. После смерти Сталина выяснилось, что все напитки в его баре были безалкогольными, и в бутылки вместо виски наливали чай, а вместо водки — воду, чтобы Сталин мог сохранять ясный рассудок, когда у его министров развязывались языки. Но теперь, когда нужда в нем отпала, поддельный алкоголь попросту вылили. Времена изменились.
Отведав понемножку от каждого из пяти блюд, поданных на ужин, распробовав три вида мяса с кровью и отказавшись от трех сортов красного вина, Фрол счел свой общественный долг на сегодня выполненным. Он поднялся по лестнице, прислушиваясь к шуму дождя, барабанящего по крыше. Развязывая на ходу галстук, он вошел в свой номер люкс. В соседней комнате спали его маленькие сыновья, за которыми ухаживала горничная. Его супруга уже переоделась, под каким-то предлогом поднявшись из-за стола перед самым концом ужина, как и должна поступать жена, предоставляя мужчинам возможность побеседовать о серьезных материях, хотя обычай этот казался надуманным и нелепым, поскольку почти все мужчины были уже настолько пьяны, что едва могли говорить. Войдя в гостиную и закрыв за собой дверь, он с облегчением вздохнул. Наконец-то вечер закончился. Он очень не любил приезжать сюда, особенно вместе с детьми. По его мнению, дача была местом, где умирали люди. И пусть здесь играли дети и громко звучал их смех, это место принадлежало призракам мертвых.
Фрол выключил свет в гостиной и направился в спальню, окликая жену.
Нина сидела на краю постели. А рядом с ней сидел Лев. Он промок до нитки, брюки его были заляпаны грязью, рука забинтована, и бинты тоже намокли. Вода стекала с его одежды, оставляя неровные грязные пятна на простынях. Лицо Льва напоминало застывшую маску, скрывавшую колоссальную внутреннюю энергию, готовую выплеснуться в любой миг: кипящий паровой котел, в котором вот-вот сорвет крышку.
Впрочем, Фрол сориентировался очень быстро:
— Лев, давайте рядом с вами присяду я, а не моя жена?
Не дожидаясь ответа, Панин жестом поманил Нину к себе. Она неуверенно встала и медленно пошла к нему. Лев не остановил ее. Она прошептала на ухо Фролу:
— Что здесь происходит?
Фрол громко ответил с таким расчетом, чтобы его услышал Лев:
— Ты должна понять, что Лев пережил ужасное потрясение. Он убит горем и поэтому не может мыслить связно. Тайное проникновение сюда грозит ему смертной казнью. Мне придется очень постараться, чтобы этого не случилось. — Фрол помолчал, а потом обратился ко Льву: — Вы не будете возражать, если моя супруга проверит, как там дети?
Глаза Льва сверкнули.
— С вашими детьми все в порядке. А вы — самоуверенный нахал, раз спрашиваете меня об этом.
— Вы правы, Лев, извините.
— Ваша жена останется здесь.
— Очень хорошо.
Нина села на стул в углу. Фрол продолжал:
— Полагаю, речь пойдет о Елене? Вы могли бы прийти ко мне в кабинет или попросить о встрече. Я тут же организовал бы ее освобождение. К тому, что ее поместили в больницу, я не имею никакого отношения. Я пришел в ужас, когда узнал об этом. В этом не было никакой необходимости — врач действовал по собственной инициативе. Но он считал, что поступает правильно. — Фрол помолчал. — Может, я велю охране принести что-нибудь выпить?
Лев вывернул карманы.
— Я не представляю для вас угрозы. У меня нет с собой пистолета. Если вы позовете охранников, меня арестуют.
Нина встала и уже открыла рот, собираясь криком позвать на помощь, но Фрол жестом велел ей сесть обратно на стул и поинтересовался:
— Тогда скажите мне, Лев, чего вы хотите?
— Фраерша работала на вас?
— Нет.
Фрол опустился на кровать рядом с ним.
— Мы работали вместе.
* * *
Лев ожидал, что Панин станет все отрицать, но тот просто не видел смысла лгать. Лев оказался совершенно беспомощным; ни правда, ни ложь не могли помочь ему. Панин встал, снял пиджак и расстегнул несколько пуговиц на сорочке.