— Так вы намерены проявить благоразумие или нет? — холодно спросил он.

— Если под этим, — начал Кентон, — подразумевается, что я готов передать в ваши руки чужую собственность, то ответ будет: нет.

Полковник протянул руку, схватил Кентона за лацкан пиджака и притянул к себе.

— Слушайте внимательно, друг мой, — тихо прошипел он. — Я совсем не в настроении обмениваться тут светскими любезностями. Мне необходимо заполучить снимки, и никакой упрямый репортеришка не в силах помешать мне это сделать.

Выйдя из отеля «Джозеф», вы отправились в кафе при вокзале. В тот момент фотографии были при вас. А вот когда прибыли в отель «Вернер», их у вас уже не было. Мои люди доложили, что по дороге вы никуда не заходили, кроме этого кафе. Что вы сделали с фотографиями? — И он ударил журналиста по лицу тыльной стороной ладони. — Что вы с ними сделали? — злобно повторил он вопрос.

Кентон поднес руку к щеке. Потом взглянул на свои пальцы. Полковник носил кольцо — при ударе оно рассекло Кентону щеку. И у последнего тут же созрел план мести.

— Я… я не помню, — запинаясь, пробормотал он.

Полковник яростно затряс его и еще раз ударил.

— Это поможет тебе вспомнить!

Кентон поморщился.

— Да, да, — забормотал он. — Я вам скажу.

И он увидел, с каким торжествующим видом полковник покосился на Майлера.

— Что ж, давай, выкладывай!

— Я сложил снимки в конверт и передал их хозяину кафе на хранение.

Полковник облегченно выдохнул и обернулся к Майлеру.

— Так, теперь живо! Бери машину и одного из людей — и в кафе, немедленно!

Он обернулся к подручным Майлера.

— А этого увести и запереть!

— Но вы обещали отпустить меня, если скажу, — возмутился Кентон.

Полковник улыбнулся.

— Боюсь, планы наши несколько изменились, мистер Кентон. Возможно, мы еще вернемся к этому вопросу, через неделю или две. А теперь, Майлер…

Капитан направился к двери.

— Нет, погодите! — воскликнул Кентон.

Майлер остановился.

— Мне страшно неприятно разрушать ваши планы и надежды, — неторопливо начал Кентон, — но, пребывая в возбуждении и страхе перед полковником, совершенно выпустил из головы одну очень важную вещь. Дополняющую, так сказать, информацию…

И он усмехнулся, глядя на полковника.

— Так валяй, выкладывай! — нетерпеливо рявкнул Майлер.

— Вообще-то это сущий пустяк… мелочь, можно сказать.

И Кентон увидел, как губы полковника сжались в тонкую полоску.

— Говори! — взвизгнул Майлер.

— Так вот, — медленно начал Кентон, — отдавая снимки хозяину кафе на хранение, я предупредил, что он ни в коем случае не должен отдавать их кому бы то ни было, кроме меня. Только мне, лично в руки. А вам, надеюсь, известно, как дорожат своей репутацией владельцы кафе. И еще я намекнул, что тут замешаны дела сердечные. А потому, боюсь, что, увидев капитана Майлера, услышав, что он хочет заполучить конверт, хозяин заведения примет его за отъявленного негодяя или еще хуже — за злую фею. — И он укоризненно улыбнулся Майлеру.

С минуту в комнате стояла полная тишина, если не считать тиканья часов. И вот наконец полковник откашлялся.

— В таком случае, мистер Кентон, придется настоятельно просить вас помочь нам в этой операции.

— Не дождетесь!

— Придется.

— Бог ты мой, — воскликнул капитан, — оставьте эту свинью мне!

Полковник задумчиво теребил нижнюю губу.

— Да, — выдавил он наконец, — придется оставить его тебе. Только не надо возиться с ним слишком долго, Майлер. Завтра в Праге меня ждет Бастаки. И не забывай — портить физиономию этому типу не стоит, и еще он должен сохранить способность ходить. — Он обернулся к Кентону. — Учитывая, что если, по вашим же словам, мистер Кентон, вы завладели этими снимками случайно, нахожу подобное поведение неоправданным и лишенным здравого смысла.

— Еще бы! — грубо заметил Кентон. — Но чтобы до вас наконец дошло, могу повторить: подобное обращение просто не оставляет мне альтернативы. И я готов пойти на что угодно, лишь бы испытать такое удовольствие — создать вам и вашим расчудесным планам и принципам хотя бы маленькое неудобство!

Полковник Робинсон подошел к камину и стал греть руки, улыбаясь и покачивая головой.

— Поверьте мне, мистер Кентон, — медленно начал он, — то, что вам до сих пор довелось испытать, покажется вам материнской лаской в сравнении с тем, что вас ждет в ближайшие несколько часов. — Он кивнул Майлеру. — Ладно, забирай его и приступай к делу! И вот еще что, мистер Кентон, — добавил он, — теперь вас отведут вниз, в подвал. И от этого помещения вас будут отделять несколько метров каменной кладки и земли, но, думаю, я услышу вашу реакцию на более чем убедительные методы капитана Майлера.

— Да этот хмырь заверещит у меня как резаный, — сказал капитан. — Los! Hinunter, in der Kellern![23]

Кентона повели к двери в холле, за которой открывался пролет узких каменных ступеней, ведущих вниз. Майлер шел впереди, светя фонарем. Двое мужчин схватили Кентона за запястья и потащили за собой.

У подножия лестницы начинался длинный, обложенный камнем коридор с бесконечными, как показалось Кентону, арочными сводами; проходя под ними, он заметил, что оттуда открываются входы в винные погреба. Но вот Майлер прошел через последнюю арку, щелкнул выключателем, и под потолком загорелась лампочка без абажура, отбрасывая желтоватый свет на целую коллекцию сломанной и пропыленной мебели, какие-то ржавые железяки и старые грязные шторы. Все четыре стены были до потолка заставлены пустыми канистрами от вина.

Майлер с грохотом выдвинул из кучи мусора стул и поставил его посередине.

— Связать его, — приказал он по-немецки.

Мужчины толкнули Кентона на стул и достали моток толстого шнура. Молча и деловито они примотали ноги журналиста к ножкам стула, причем сделали это с таким видом, будто подобное занятие надоело им до смерти. Кентон покосился на Майлера.

Капитан же, похоже, вовсе не считал происходящее скучным. Он достал из кармана резиновую дубинку, взвесил в ладони, а затем размахнулся и врезал ею по выступу арки. Дубинка почти не производила шума при ударе. Кентон не сводил глаз с лица Майлера и заметил в нем неприятные перемены. Челюсть слегка отвисла, щеки ввалились, он учащенно дышал и время от времени косился на Кентона, причем глаза его сверкали каким-то странным и нехорошим огоньком. И без того испуганный Кентон вдруг почувствовал, что испытывает при виде этого человека почти истерический страх.

Мужчины проверили, надежно ли завязаны узлы, и встали. Один из них что-то шепнул Майлеру, тот развернулся и посмотрел прямо на Кентона. Затем подошел и встал перед ним почти вплотную. В уголках рта у Майлера выступила белая пена.

А потом вдруг дубинка поднялась, и Майлер привстал на цыпочки. Кентон стиснул зубы. Дубинка опустилась со свистом, но замерла в каком-то дюйме от его щеки.

Кентон покрылся холодным потом. Оба немца расхохотались. Губы Майлера раздвинулись в улыбке, и он игриво постучал дубинкой по виску Кентона. Она показалась какой-то скользкой и страшно холодной. В следующую секунду улыбка Майлера испарилась, вместо нее лицо исказила гримаса какой-то звериной жестокости, и он широко размахнулся дубинкой. Она описала в воздухе полукруг и вновь замерла рядом со щекой Кентона. И снова на лице Майлера заиграла улыбка.

— Ну что, Кентон, нравится?

Журналист промолчал.

Все еще улыбаясь, Майлер легонько стукнул его дубинкой по лицу.

На секунду Кентону показалось, что удар раздробил ему челюсть на мелкие кусочки. Боль была невыносимой, невозможной…

Майлер отступил на шаг.

— Советую проявить благоразумие, старина, — сказал он. — Или же я примусь за тебя уже по-настоящему.

Кентон промолчал. Похоже, это взбесило Майлера, он бросился вперед и начал наносить яростные удары по коленям и ногам Кентона.

Наконец поток ударов иссяк. Почти теряя сознание от боли, журналист осознал, что сила воли у него на исходе. Если Майлер предпримет еще одну подобную атаку, то пусть принципы катятся к чертям — он согласится на все.