Богатую информацию, состоящую из копий подлинных свидетельств очевидцев, собственных журналистских расследований, а также из подготовленных либо уже опубликованных прежде материалов, она охотно вывалила перед москвичом, безусловно полагая, что в ответ посыплются горячие похвалы.
Турецкий улыбался, видя сейчас перед собой те самые материалы, которые представали теперь перед ним несколько в ином свете.
Но тогда он был сдержан, прекрасно зная, что в подобных случаях лучше придерживаться спокойной реакции. Во всяком случае, одно он усвоил четко — и в тот свой приезд, да и теперь, по прошествии вон скольких лет: Алла действительно поработала на славу, и не ее вина в том, что ожидаемой победы не состоялось. Просто обстоятельства сработали не в ее пользу, вот в чем дело…
— Вы знаете, Светлана Георгиевна, — сказал как-то утром задумчивым голосом Александр Борисович, начиная рабочий день, — я все больше склоняюсь к ощущению, что следователь Ники-шов… Нет, там не он был, а другой… Где-то у меня записано… Вот, Инокентьев его фамилия, он совсем молодой, что ли? Ну, то есть начинающий?
Они разговаривали в рабочем кабинете, который был наверняка оборудован не только подслушивающими устройствами, но, возможно, и ловко замаскированной видеокамерой. Поэтому никаких вольностей с помощницей Турецкий не допускал.
— Понятия не имею. А надо узнать? — с готовностью отозвалась Света.
— Нет… незачем, — лениво ответил он, — это я так, вообще, в порядке размышлений… Или он был нерадивым студентом, или изначально, ну, полный дурак! — Турецкий радостно рассмеялся, вызвав у девушки ответную реакцию. — Только, пожалуйста, никому не говорите о моем мнении по поводу этого бездарного деятеля, будет очень неудобно, если до него дойдет наша с вами, увы, суровая оценка. А так — живет себе человек в неведении, и счастлив. Даете мне слово?
— Даю? — радостно пообещала Светлана.
— Вот и спасибо. А я — вот к чему. Тут у меня, в некоторых показаниях, несколько раз промелькнули ссылки на дело о похищении… — Турецкий уткнулся в свои записи. — Вот, к примеру, речь о Нине Крюковой. Отягощено групповым изнасилованием, угрозами убийства и так далее… По моему глубокому убеждению, оно, это уголовное дело, могло бы иметь прямой выход на Маркина. Как мне ни жаль разочаровывать того же Инокентьева, да и Никишова — иже с ним. Эти мальчики, очевидно, так и не поняли чрезвычайных усилий, двигавших действиями насильников — с одной стороны, и пыточных дел мастеров — с другой. Даже судя по малым ссылкам в оставшихся в деле немногих показаниях, задачи и противоправные деяния и тех и других были практически одинаковыми. Не заметить этого невозможно… Ведь мы не можем исключить, что это одни и те же фигуранты. Хотя нет, я, пожалуй, не совсем прав, можно не заметить, и даже нужно, если тебе кто-то приказал. Но вот кто — это уже вопрос…
Турецкий сознательно не ссылался на материалы, переданное ему Аллой Стериной, он ставил свои вопросы так, будто такое мнение ему подсказали факты неумелого обращения самих следователей с собственными материалами, которые были переданы москвичу после тщательной «ревизии». Ну да, разумеется, из дел было изъято все то, что могло бы пролить хоть какой-то свет истины. Но Турецкий, им на беду, оказался настоящим провидцем! Он, оказывается, умеет читать даже между теми фразами, которые отсутствуют в скудных показаниях. Великий мастер — одно слово! Значит, те начнут тщательно перепроверять свои материалы, безуспешно пытаясь найти в них источник информации Турецкого. Что, собственно, и требовалось доказать.
Теперь они будут заняты делом, ожидая при этом от руководства очередной серьезной взбучки за нерадивость. Начальству-то наплевать на частности в материалах уголовного дела, оно приказало убрать, — не сделали? Вот и отвечайте! А пока им станут задницы мылить, можно успеть встретиться с пострадавшей Ниной. Только сейчас Турецкий хотел это сделать в паре со Светланой. Чтобы она, как женщина, помогла ему «разговорить» Нину и убедить ее вспомнить неприятные для пострадавшей частности — это во-первых. И привязать к себе младшего юриста более крепко — во-вторых. Она ж и сама побоится докладывать начальству о подобном демарше.
— А как у вас сегодня вечером со временем, Светлана Георгиевна? — лениво, чуть ли не в растяжку, спросил Турецкий.
— Нормально, и если я вам нужна, любое ваше указание, Александр Борисович…
— Я не могу вам указывать или приказывать, уважаемая Светлана Георгиевна, я могу только просить или умолять — в зависимости от того, что вам приятнее слышать, но был бы искренне рад, если бы нам с вами удалось сегодня вечерком немного побродить по городу. Пообщаться, так сказать, в парке, на набережной, на спуске… — Он называл адреса. — Понимаете, с юности храню привычку. Когда хожу, и город узнаю, и думается лучше. А вы мне очень подходите в данном случае еще и как превосходная советчица, которая в курсе всех наших общих дел. Или все-таки у вас иные планы, и я их нарушаю?
— Для вас я изменю любые планы. Тем более ради дела!
— Ну что вы, Светлана Георгиевна, какие дела? Просто немного отвлечься от этой… бесконечной лабуды. Знаете, если вы согласны, тогда я сейчас намечу несколько основополагающих вопросов, и потом мы с вами обсудим их, по ходу… хорошо? Я сейчас накидаю несколько вариантов своих вопросов, а вы посмотрите, идет? Ну, а вечерком вернемся к ним и обсудим. Где-нибудь, за чашечкой. Вы ведь знаете наверняка, где лучше… Я не злоупотребляю?
— Ну что вы, Александр Борисович, — девушка так и расплылась в своих чувствах.
Вот уж начальство-то должно обрадоваться: клюнул, наконец! И еще Светлана поняла, что ей дается время, чтобы передать эти вопросы своему руководству. Она молча улыбнулась и встретила в ответ поощрительное подмигивание «важняка».
Вечером, уже в темноте, они встретились в оговоренном месте, у входа в центральный парк. Турецкий вежливо поцеловал девушке ручку, взял ее под локоток и медленно повел в темноту аллеи.
— Хрен кто здесь отыщет нас с тобой, — небрежно бросил он, и Света расхохоталась от неожиданности такого обращения. — А ты уверена, что у них на вооружении нет приборов инфракрасного видения? Специальных ночных биноклей там или чего-то другого? Нынче техника далеко шагнула.
— Откуда? — она продолжала смеяться, хотя и немного нервно.
— Ну и славно, тогда будем гулять до посинения.
— Сейчас еще можно, но позже будет довольно прохладно… — многозначительно намекнула она.
— А этот вопрос я уже продумал, — небрежно бросил и при этом нахально ухмыльнулся Александр Борисович.
Турецкий вывел девушку к боковой аллее, узкой и упрятанной в тени высоких деревьев. Остановился, огляделся и только тогда быстро прошел с нею по аллее до выхода на проезжую часть улицы. Там, у бортика, стояла машина. Турецкий подошел и нагнулся к опущенному стеклу водителя.
— Часом не из Богоявленска?
— Оттуда, садитесь.
Турецкий со Светой, которая несколько растерялась, уселись сзади, и Александр Борисович, наклонившись вперед, протянул руку водителю и представился:
— Турецкий Александр Борисович, друзья зовут Сашей. И — моя чудесная помощница, хоть и местный кадр. Но она не виновата. Я читал у классика мировой литературы, выходца, кстати, из ваших мест, про то, что иногда на обыкновенной навозной куче, посреди помойки, вырастают цветы сказочной красоты. По-моему, это как раз тот самый случай. А вы — Павел Антонович? Мне о вас говорили.
— Все так, я слушаю вас.
— Времени у нас, увы, немного. «Хвосты» здесь привешивать научились. Но не до конца. Думаю, по дороге мы успеем кое-что обсудить и понять. Я хочу встретиться с Ниной и Еленой Сергеевной. При вас. И после этого желательно попасть обратно, в район набережной. Где мы со Светланой Георгиевной продолжим вечерний променад. С моционом. Сколько времени у нас уйдет на это дело, как вы считаете, Павел Антонович?
— А вы с материалами-то предварительно ознакомились? — с ноткой недоверия, очевидно в связи со столь коротким и энергичным «броском», спросил Дергунов.
